Джудит Гулд - Вторая любовь
«Удар, — язвительно повторила Дороти-Энн. — Разве может такое простое легкое слово адекватно обозначить страшную катастрофу?»
Она крепко сжала пальцы левой руки и поднесла кулачок к пульсирующему виску.
— Тогда в чем проблема? — дрожащим голосом спросила женщина.
— Мэм, проблема в том, что мы не можем к нему подобраться. Самолет очень рискованно расположен на западном склоне страшно крутой горы, прямо на самом краю пропасти. Обычно мы спускаем команду спасателей на вертолете. Но в этом случае мы боимся, что ветер и шум, вызванные мотором вертолета, могут спровоцировать лавину. А она снесет самолет в пропасть в тысячу футов глубиной. Это просто чертово место, простите мне мои слова.
— Но кто-нибудь сможет туда добраться? — с тревогой спросила Дороти-Энн.
— Да, мэм. Но по старинке, медленно. Пока мы с вами разговариваем, две группы опытных альпинистов продвигаются вверх. Одна по северной стороне, другая по южной.
Если все пойдет по плану, то они достигнут цели сегодня после обеда.
Дороти-Энн закрыла глаза.
На краю пропасти.
Глубина в тысячу футов.
При одной мысли об этом у нее начинала кружиться голова.
— А есть ли, — она глубоко вздохнула и потерла лоб костяшками пальцев, — какие-нибудь признаки, что кто-то остался в живых?
— Нет, мэм. Но это не означает полной безнадежности. И все-таки мне не хотелось бы давать повод для необоснованных надежд. Самолет погребен под снегом. Мы обо всем узнаем несколько позже.
Позже.
— Благодарю вас за звонок, капитан.
— Я просто выполняю свою работу, мэм. Я свяжусь с вами немедленно, как только что-нибудь узнаю. Даю вам слово.
— Спасибо, капитан.
Дороти-Энн опустила трубку и нажала кнопку «конец разговора». И еще долго сидела так, глядя на стену высотой в три этажа из пластика, синтетических, почти диснеевских стекла и кедра, а ее мозг удерживал одно-единственное слово.
Позже.
14
Тяжело дыша и изо всех сил стараясь сконцентрироваться, Глория пыталась сохранить самообладание. Ее глаза ярко блестели, но взмахом ресниц она сморгнула готовые пролиться слезы. Облачившись в доспехи собственного достоинства, молодая женщина целеустремленно вышла из зала ресторана, прошла сквозь похожую на клуб гостиную, потом вниз по короткому коридору, украшенному офортами с изображением балетных танцовщиков. С высоко поднятой головой Глория пересекла вестибюль «Оперной гостиницы», и только когда она оказалась на тротуаре Фултон-стрит, самообладание покинуло ее.
«Вот сука! — бушевала про себя молодая миссис Уинслоу. Ее кровь свирепо кипела. — Как только Алтея осмелилась грозить тем, что меня снова запрут! ДА КАК ОНА ПОСМЕЛА!»
Глория не обращала внимания на сильный, пронизывающий до костей ветер. Она сознавала только, что в душе завывают и пронзительно визжат фурии, царапаются и бранятся демоны, порождающие ненависть — чистую, неразбавленную ярость, странным образом поддерживающую ее и придающую ей силы, — которая питала решимость молодой женщины не доставить Ханту и Алтее удовольствие увидеть ее подчинившейся их воле.
Она взглянула вверх, потом вниз по улице, но ее лимузина нигде не было видно.
Подняв руку, Глория отвела ее подальше и сощурила глаза, чтобы сфокусировать взгляд на циферблате крошечных часиков с бриллиантами. Ей бы помогли очки, но красота прежде всего.
Она моргнула. Неужели такое возможно? Неужели она на самом деле пришла на тридцать восемь минут раньше? Неужели ей придется как-то убить еще тридцать восемь лишних минут, прежде чем подъедет машина?
Черт! И все потому, что она сказала этому тупоголовому шоферу, что задержится на полтора часа! Он мог принять ее слова всерьез. Почему, черт возьми, ему бы не сообразить, что ее ленч пойдет наперекосяк или она может передумать?
И что теперь ей прикажете делать? Она стоит здесь, прямо позади центра Прикладных искусств, и если она хочет уехать на такси, то ей придется вернуться в «Оперную гостиницу» и попросить кого-нибудь вызвать его.
Нет. Она не собирается снова идти в это место, даже под страхом смерти. Проклятье, она скорее замерзнет.
Итак?
Итак, что же дальше?
Идти пешком — перспектива малопривлекательная. И уж она точно не собирается торчать на улице, надеясь, что какое-нибудь такси случайно окажется здесь.
Глория в нерешительности стояла на месте, рассматривая возможные варианты. Позади нее раздалось игривое хихиканье.
Нахмурившись, молодая женщина обернулась. Привлекательная молодая пара — вне всякого сомнения, туристы, — вприпрыжку вышла из «Оперной гостиницы» и с длинноногой грацией рванулась на восток, к абсолютно современному зданию оперы, многочисленным дорожкам Ван Несса и городской ратуше с золотым куполом. Было что-то такое в том, как молодая брюнетка с обожанием цеплялась за руку мужчины, в их театральной, картинно-совершенной беззаботной порывистости и очевидной близости, что это ударило Глории по нервам.
«Любовники? Молодые супруги? Новобрачные? Кто они такие, — гадала Глория, наблюдая, как парочка остановилась и слилась в театральном поцелуе. — Что ж, она-то может им порассказать о золотых деньках, — с горечью подумала Глория. — А как насчет того, чтобы оставить их сердца в этом городе? Ха! Тони Беннетт здесь ведь не жил, верно?»
Глория сознавала, что ее недовольство влюбленными и самим городом явилось лишь отражением грызущего ее раздражения. Проклятье, можно подумать, она нуждается в том, чтобы ей напоминали, чего ей не хватает в жизни!
Что именно вывело ее из себя? Безусловная уверенность красивых людей в том, что любви подвластно все… Или всего лишь наивность юности, их вера в то, что любое препятствие преодолимо, а несчастливая жизнь остается уделом исключительно неудачливого старшего поколения? «Мустанг» с открытым откидным верхом пролетел мимо, донеслась громкая музыка. Две парочки в машине смеялись и раскачивались в такт песне. Машина, взвизгнув тормозами, свернула за угол и исчезла, мелодия смолкла. Подобно первой встреченной ею парочке, пассажиры «мустанга», казалось, живут в ином мире, чем Глория, более сияющем, более приятном. Неужели раздражение вызвано не их счастьем, а их высокомерной молодой уверенностью, неусложненными, чистыми страницами их будущего? Неужели это так?
Глория отвернулась, горестно поджав губы, и решительно пошла на запад, торопливо двигаясь в направлении, противоположном движению парочки. Она не собиралась идти следом за ними и снова вынужденно наблюдать их влюбленное воркование, слюнявые ужимки. О, Господи. С нее уже хватит!
Глория заторопилась. Она не прогуливалась, а все убыстряла шаг, зигзагами продвигаясь по незнакомым кварталам, переходя улицу там, где в этот момент загорался зеленый свет для пешеходов. Ее невысокие каблуки выстукивали все учащающееся стаккато.
Она потеряла понятие о времени, не соображала, куда идет, не замечая холодного, мрачного дня. Молодая женщина не обратила внимания и на то, что цивилизованный респектабельный центр города сменился более грязными кварталами, многоквартирными домами и патриархальными магазинчиками на углах.
Ничто не отложилось в ее сознании. Даже дребезжание множества машин, спешащих в аэропорт по вибрирующей автостраде у нее над головой, или вдруг усилившаяся вонь от выхлопных газов.
Глория по-прежнему ничего не воспринимала. Ни волчий посвист строительных рабочих, ни взгляды неряшливых домохозяек, с завистью разглядывающих ее костюм от Шанель, ни ворчливое цокание пожилых людей, ужаснувшихся ее безумию. Разве можно с такими бросающимися в глаза драгоценностями появляться в таком месте? Да еще пешком!
Но Глория никогда не думала о том, что ее тяжелые, восемнадцатикаратные золотые браслет и колье от Картье, наручные часики, инкрустированные бриллиантами и оформленные дизайнером так, чтобы напоминать ствол бамбука, и подходящие к ансамблю кольца — это прямое приглашение для грабителей. Она совершенно забыла о собственной безопасности, пока мчалась с отчаянием загнанной жертвы туда, куда несли ее ноги.
Молодая женщина даже не остановилась, чтобы задуматься о тщетности своего бегства. Она неслась прочь от смертельного врага — демонов ее брака без любви, а это тот волк, от которого не уйти.
Она может бежать, но ей негде скрыться.
Два с половиной года.
Два с половиной нескончаемых года.
Как раз два с половиной года назад их брак налетел на скалы, и именно столько времени они с Хантом не были мужем и женой в библейском смысле. И даже тогда, в последний раз, физический акт не доставил особенного удовольствия.
