Анри Труайя - Прекрасная и неистовая Элизабет
Его голова исчезла в черном пуловере. Элизабет почувствовала, что какая-то тень проскользнула по ее радости.
— Это единственный ученик, с которым ты работаешь во внеурочное время? — спросила она.
Лицо Кристиана выплыло из темноты:
— Нет. Есть еще две девочки, одной четырнадцать лет, другой пятнадцать.
— Красивые?
— Страшней войны, бедняжки!
Он сел на край кровати, чтобы обуться. Элизабет был виден его затылок, крепкие пальцы, затягивающие шнурки.
— А завтра у тебя есть уроки? — спросила она.
— Нет, — ответил Кристиан. — Но я завтра буду занят.
— Чем?
— Мне придется подняться на Арбуа с Жоржем и Франсуазой Ренар. Это те самые друзья, о которых я тебе говорил. У нас это займет весь день.
— Это слишком глупо! — воскликнула она. — Ты мог бы устроить так, чтобы отменить эту встречу!
Он потянулся и сказал:
— Но я не хочу ее отменять, Элизабет. Это мои очень близкие друзья.
— А я?
— Мы увидимся послезавтра.
— Слишком долго ждать!
— Пожалуйста, будь благоразумной!
Она с вызовом посмотрела на него:
— А я не хочу быть благоразумной! Я люблю тебя. Мне хочется приходить сюда каждый день.
— Если бы ты приходила сюда каждый день, твои родители уже заподозрили бы неладное.
— И дальше что? Я не боюсь родителей! Когда я представлю тебя им, они поймут и согласятся…
— Согласятся с чем? Что ты моя любовница?
Элизабет вздрогнула, услышав это непривычное для нее слово.
— Но… Кристиан… я не любовница.
Он разразился коротким смехом, сверкнув белыми зубами, и приблизил свой подбородок к ее лицу:
— Тогда кто же ты, малышка?
— Я не знаю, — растерянно ответила Элизабет.
Она секунду поколебалась и добавила тихо:
— Твоя жена…
— Моя жена? Ну да, конечно! Только мы не женаты.
— Мы поженимся однажды, Кристиан.
Он сделал глубокий вдох. Глаза его потемнели.
— Нет, Элизабет, — медленно сказал он. — Мы никогда не поженимся.
Эта тихо произнесенная фраза перевернула в ней все. Элизабет чувствовала себя словно рыба, выброшенная на берег. Ей не хватало воздуха, глаза утратили ясность, словно покрылись мутной пеленой. Лицо Кристиана было лицом незнакомого ей человека.
— Как же это? — прошептала она. — Но это просто невозможно! Я не смогу жить без тебя, Кристиан!
— Кто сказал, что ты будешь жить без меня, дорогая? — улыбнулся он. — Мы будем продолжать встречаться как и теперь.
— Тайком?
— Да. Разве это не чудесно?
Элизабет покачала головой:
— Тебе этого, может быть, и достаточно, Кристиан, но не мне! Я хочу любить тебя всегда и чтобы все знали об этом! Я хочу иметь от тебя ребенка!
— У тебя не будет от меня детей, Элизабет, — ответил он.
— Почему?
— Потому что ты слишком прекрасна, и я не хочу изуродовать тебя.
— Ты что, сумасшедший?
— Это ты сумасшедшая! Ты живешь мечтами маленькой девочки. Ты не подумала о привычке, Элизабет. Брак — это преступление против любви. Представь себе двух существ, приговоренных жить друг с другом днем и ночью. Истинное наслаждение может испытать только свободный человек. С того момента, как я узнаю, что связан с тобой чем-то другим, кроме желания, — да, подписью в книге записей актов гражданского состояния, детьми, денежными интересами, домом, мебелью, хозяйством, — запомни, с этого момента я, который тебя так любил, отвернусь от тебя!
Он протянул руку, чтобы обнажить грудь девушки. Она увернулась и прошептала:
— Не дотрагивайся до меня, Кристиан!
— Что?
Он склонил голову на бок с видом собаки, которая слушает своего хозяина. Улыбка обнажила его зубы.
— Я сказала, не дотрагивайся до меня! — уже громче повторила она.
Продолжая улыбаться, он оперся коленом о край кровати, обнял Элизабет за плечи и отыскал ее губы. Она хотела вырваться, но он уже целовал ее и она начала слабеть.
— Жду тебя послезавтра, — тихо сказал он, вставая.
Элизабет посмотрела на него своими черными глазами, полными горечи, и сказала:
— Я не приду.
Кончиками пальцев он провел по ее щеке:
— Нет, Элизабет, ты придешь!
Затем он завязал на шее красный платок, накинул на плечи кожаную куртку и вышел.
ГЛАВА III
Через день Элизабет не пошла к Кристиану, а поднялась на Рошебрюн с Сесиль, Глорией и Греви. Вернувшись вечером в гостиницу, она была такой печальной, что от перспективы показаться за столом, разговаривать и улыбаться клиентам, Элизабет заранее утомилась. Жак крутился около Сесиль, глядя на нее голодными глазами. Зрелые мужчины вели разговоры о политике. Мадам Лористон, которой наконец-то позвонили из Парижа, жеманилась перед Амелией, возбужденно изображая из себя обожаемую и избалованную женщину: ее мужу надо было ехать по делам в Гренобль и он сказал ей, что по пути заедет к ней в Межев.
— Он будет завтра утром! К сожалению, всего лишь на один день! То есть я хотела сказать, что он пробудет здесь весь день и ночь. Но я попытаюсь задержать его подольше!
После обеда она сбегала к парикмахеру, и теперь завитые колечками волосы обрамляли ее увядающее напудренное лицо. Глория и Сесиль уже развлекались, строя догадки: блондин господин Лористон или брюнет? Носит ли он усы? Выглядит ли он как спортсмен или как интеллектуал? Еще совсем недавно Элизабет с удовольствием присоединилась бы к ним. Она тоже горела бы от нетерпения увидеть этого донжуана, а теперь ее собственные муки мешали ей интересоваться чужими сентиментальными историями. После обеда, сославшись на головную боль, она раньше, чем обычно, ушла в свою комнату. Элизабет плохо спала и проснулась с ощущением, что впереди ее ждал длинный и пустой день. Раньше, едва открыв глаза, она думала: «Скоро я увижусь с Кристианом». И этой надежды хватало для того, чтобы жизнь ее становилась светлее. Теперь же у нее не было желания видеться с ним. Ей была отвратительна сама мысль о том, что ей снова придется выслушивать его разглагольствования, выносить его ласки, терпеть его смех. «Мы никогда не поженимся». Несколькими словами он все испортил, все изгадил. По его вине она не только больше не любила его, но и не находила в жизни ничего приятного. Элизабет рассеянно погладила Фрикетту, позавтракала в постели, полежала еще какое-то время под одеялом. Она спустилась в холл в тот момент, когда Амелия бросилась к входной двери со словами:
— Приехал господин Лористон! Пьер и госпожа Лористон ездили встречать его на вокзал!
На пороге появилась мадам Лористон, сияющая словно заря, в берете альпийского охотника, лихо сдвинутом на ухо, в широких брюках с ярко-красной трикотажной отделкой на лодыжках, рукавах и вокруг шеи. Ее вел под руку пузатенький и усатый господин небольшого роста, державший в другой руке толстый портфель из кожи рыжего цвета. Он снял шляпу, и на голове у него заблестела лысина цвета слоновой кости. И это был тот самый соблазнитель, чьих шалостей на стороне так опасалась мадам Лористон?!
— Позвольте представить вам моего мужа, — сказала с гордостью мадам.
Все сомнения отпали. Антуан подхватил чемоданы. Когда счастливая пара поднималась в свой номер, Элизабет присоединилась к Сесиль и Глории, сидевшим в уголке холла. Они немного позабавились разговорами о вновь прибывшем, скрывавшем распутную сущность за честным лицом бухгалтера. Было уже поздно идти на гору, и Сесиль предложила пойти на каток. Тут же объявился Жак и предложил сопровождать их.
Небо было серым. Зеваки окружили большую ледяную площадку, где катались пестро одетые люди. Оглушительная музыка подбадривала начинающих и мастеров. Репродуктор вопил модную песенку: «В твоих объятиях я чувствую себя такой маленькой!..» С тяжелым от горя сердцем Элизабет скользила между радостными фигуристами. Ближе к полудню она подала всем знак, что пора уходить. Вернувшись, молодежь увидела, что в холле было полно народа. Мадам Лористон о чем-то кудахтала, стоя в группе отдыхающих, а ее молчаливый и мрачный супруг исподлобья рассматривал женщин. В комнате администратора Амелия проверяла счета в конторской книге. Мадемуазель Пьелевен была в отчаянии оттого, что не могла отгадать слово по вертикали, чтобы закончить очень сложный кроссворд. Элизабет и Сесиль подсели к ней, чтобы помочь. Глория витала в облаках, держа в руке очередное письмо от своего жениха. Вдруг со стороны двери послышалось какое-то движение. Элизабет подняла голову, и у нее перехватило дыхание. В зал вошел Кристиан. Он был не один: с ним были мужчина, достойного вида, уверенный в себе, с седыми висками и в роговых очках и красивая женщина лет тридцати пяти, высокого роста, чьи светлые крашеные волосы блестели, как металлические стружки. Амелия оторвалась от своей книги и сказала:
