Дэвид Лоуренс - Белый павлин. Терзание плоти
Мне приятно было слышать такие рассуждения. Я улыбался, наслаждаясь чайком, в то время как отец разглагольствовал:
— Как славно пить чай за одним столом с Сирилом.
Ему было лень, просто неохота подниматься из-за чайного столика, ярко освещенного лампой. Он посмотрел умоляющим взглядом, когда Джордж наконец отодвинул свой стул и сказал, что, пожалуй, пора начинать дойку.
— Ага, — поддакнул отец уныло. — Я приду через минуту.
Лампа висела на стене коровника, освещая именно ту часть постройки где лежало сено, где между кирпичами набилась белая пыль, где нарезанная репа валялась оранжевыми кусочками на полу и где под крышей виднелись ласточкины гнезда.
Зато в углах таилась темнота. Там хранился корм для скота. Лампа освещала блестящие носы коров, белизну стен.
Джордж держался очень приветливо. Но я хотел рассказать ему то, ради чего пришел сюда. Когда он закончил кормить коров и уселся для дойки, я сказал:
— Я тебе уже говорил, что когда уходил из дому, там был Лесли Темпест.
Он сидел с ведром между ног, руки почти касались вымени — готов доить.
— Фактически они уже помолвлены, — выпалил я.
Он не повернул ко мне головы, только замер на месте, подобно человеку, который прислушивается к далекому шуму. Потом наклонил голову, уперся корове в бок, как будто начал доить. Однако доить он не начал.
Корова беспокойно озиралась по сторонам. Механическими движениями, бездумно, он наконец начал дойку. Я с каким-то облегчением смотрел, как из-под его рук в ведро брызжут струйки молока. Немного погодя движения его замедлились, и вскоре он совсем прекратил доить.
— Она действительно сказала «да»?
Я кивнул.
— А что сказала ваша мама?
— Она довольна.
Он снова стал доить. Корова почему-то опять заволновалась, задвигала ногами. Он сердито взглянул на нее и продолжил дойку. Та не успокаивалась.
Тогда он взял табуретку и ударил ее довольно сильно, как мне показалось по звуку, угодил прямо по бедренной кости. После этого она стояла спокойно, но молоко скоро перестало течь.
Он поднялся и несколько помедлил, прежде чем перейти к другой скотине, мне даже показалось, что он хочет поговорить. Но тут пришел его отец с ведром.
Он заглянул под навес и, весело смеясь, осведомился:
— Значит, сегодня ты просто наблюдаешь, Сирил. А я-то думал, ты уже подоил одну-две коровки за меня.
— Не-а, — сказал я, — воскресенье — день отдыха, от дойки будут руки болеть.
— Попрактиковался бы, тогда бы и не болели, — сказал он задорно.
— Что это, Джордж? Джулия так мало дала? Значит, скоро у нее совсем не будет молока. Эй, Джулия, старая дамочка, не покидай нас, не превращайся в шкуру!
Потом он ушел, и под навесом воцарилась тишина. Казалось, стало даже холодней. Потом я услышал его добродушное: «Стой тихо, старушечка» из-под другого навеса и удары первых капель молока о подойник.
— Он выбрал удобное время, — свирепо сказал Джордж.
Я рассмеялся. Он ждал, что я еще скажу.
— А чего ты ожидал? — спросил я.
— Я полагал — ответил он, — что она все взвесит, обдумает и сделает правильный выбор.
— То есть выберет тебя? — уточнил я.
— Если бы он не получил этот приз, как выигрыш в лотерее, то она выбрала бы наверняка…
— Тебя! — подсказал я.
— Мне так хотелось бы сжать ее в объятиях, чтобы она запищала.
— Раньше надо было об этом думать, — сказал я.
— Женщины как кошки… им нужны удобства, комфорт. Они заключают сделку. Женщины — те же торговцы.
— Не надо обобщать, это нехорошо.
— Она напоминает проститутку…
— Фу! А вот я считаю, она просто его любит.
Он замер и посмотрел на меня с тоской. Сейчас он был так похож на ребенка с его сомнениями, когда тот пускается в рассуждения.
— Что, что?..
— Да, она любит его… и совершенно искренне.
— Лучше бы она любила меня, — пробормотал он и вернулся к дойке.
Я оставил Джорджа и отправился поболтать с его отцом. Когда тот управился с остальными четырьмя коровами, Джордж по-прежнему все еще копался под навесом.
Когда наконец он закончил, то поставил подойник и пошел к бедной Джулии. Стал поглаживать ее по спине, по носу, глядя в ее большие удивленные глаза и что-то приговаривая. Она боялась его. Она дернула головой, нанеся ему хороший удар рогом по щеке.
— Никак их не поймешь, — сказал он грустно, потирая щеку и уставив на меня свои темные серьезные глаза.
— Вот уж никогда не думал, что не сумею их понять. Поверь, никогда не думал об этом… до тех пор, пока… А ты знаешь, Сирил, она меня провела.
Я засмеялся.
Глава VIII
БУНТ НА РОЖДЕСТВО
Несколько недель, весь конец ноября и начало декабря, я просидел дома из-за простуды. Наконец ударил мороз, который очистил воздух и убрал слякоть. На вторую субботу перед Рождеством мир изменился: высокие серебряные и жемчужно-серые деревья забелели на фоне голубого неба, напомнив про какой-то редкостный, бледный рай, весь лес оделся в жемчуг, серебро, алмазы. Особенно красиво смотрелись большие продолговатые листья рододендрона.
Вечера стали чистыми и ясными, с бледной луной в морозном небе, и я восстал против всех ограничений и против домашнего тиранства.
Больше нет тумана и мерзкой слякотной погоды, поэтому не хочется безвылазно сидеть дома. Теперь даже и в помине нет никаких молний.
Тучи-облака уплыли прочь, и неяркие звезды тихо мерцали рядом с луной.
Летти оставалась дома со мной, поскольку Лесли снова отправился в Лондон. Она решила проявить сестринскую заботу, возражая против того, чтобы я покидал теплое помещение.
— Да я только на мельницу, — заверил я. Тогда она немного поколебалась… и сказала, что тоже пойдет со мной. Наверное, я посмотрел на нее с излишним любопытством, потому что она сказала:
— Но если ты предпочитаешь идти один…
— Хорошо, давай пойдем вместе… давай же… пойдем! — сказал я, улыбаясь про себя.
Летти была в отличном настроении. Она бегала, пригибаясь под ветками, смеялась, говорила сама с собой по-французски. Мы пришли на мельницу. Джип не лаяла. Мы открыли входную дверь и очутились в темном коридоре, затем на ощупь пробрались на кухню.
Мать сидела у печи, там стояла большая ванна, наполовину заполненная водой. У печи грел свои ножки Дэвид, он, видно, только что принял ванну. Мать с нежностью расчесывала его прекрасные волосы. Молли тоже расчесывала свои каштановые локоны, устроившись рядом с отцом, который, сидя у огня, читал своим добрым приятным голосом книгу вслух. За столом Эмили перебирала изюм, а Джордж вынимал из него косточки, Дэвид поспешил продолжить игру с сонным котом, прерванную маминым причесыванием. Никто не переговаривался между собой, все слушали чтение отца. Боюсь, все же кое-кто слушал его без должного внимания. Я вошел, скрипнув половицей.
— Летти! — вскрикнул Джордж.
— Сирил! — воскликнула Эмили.
— Сирил, ура! — завопил Дэвид.
— Хэлло, Сирил! — сказала Молли.
Шесть пар карих глаз, округлившихся от удивления, приветствовали меня. Они засыпали меня вопросами, сразу переключившись на нас. Наконец все уселись и замолчали.
— Да, я здесь чужая, — сказала Летти, едва успев снять свои меха и пальто. — Вы и не ожидали, что я буду приходить сюда так часто, верно? Скажите, мне можно навещать вас, когда захочется, а?
— Мы только рады будем, — откликнулась мать. — Здесь тихо. Только мельница шумит. Да еще туман, да прелые листья. Я так рада услышать чей-нибудь голос.
— А Сирилу разве уже лучше, Летти? — поинтересовалась заботливо Эмили.
— Он испорченный мальчишка… думаю, он специально и заболел, чтобы мы все заботились о нем. Позволь, я помогу… дай я очищу яблоки от кожуры. Да, да, я сейчас сделаю.
Она подошла к столу, уселась и быстро принялась очищать яблоки от кожуры. Джордж не сказал ей ни слова. Поэтому она обратилась к нему:
— Ничем не могу помочь тебе, Джордж, похоже, мои пальцы не столь ловкие, а вообще мне нравится видеть тебя таким домашним.
— Твое удовольствие будет долгим, вон сколько мне еще предстоит работы.
— Когда я занимаюсь подобным делом, я всегда ем.
— Если я начну, то съем слишком много.
— Тогда дай мне попробовать.
Он молча протянул ей горсть.
— Ну, это многовато. Твоя мама смотрит. Дай-ка закончу с этим яблоком. Видишь, у меня кожура совсем не рвется! Так и падает целой ленточкой.
Она встала, держа в руках длинную ленту яблочной кожуры.
— Сколько раз нужно мне обернуть ее, миссис Сакстон?
— Три раза… но сейчас же не День Всех Святых.
— Ничего! Смотрите! — Она осторожно обернула длинную зеленую ленту вокруг своей головы втрое, оставив свисать еще один виток. Коту захотелось поиграть с лентой, но Молли его отогнала.
