Елена Кривская - Глинтвейн на двоих
— Открывай, не то я действительно стану грозным, — в его голосе послышался металл. Аня знала, что, вопреки своей добродушной внешности, Мишель мог быть страшным. Она открыла.
— Марины нет дома, — сообщил он, ввалившись в прихожую. — Она вчера говорила, что пойдет на курсы английского. Я съездил туда. Ее там нет. Ты, кстати, тоже не на курсах?
— Я обязана давать тебе отчет? У меня есть причина. Я сегодня пропустила.
Он тяжело дышал.
— Я обзвонил все места, где она могла быть. Нигде нет. Звонил и сюда — трубку не поднимали.
«Это когда мы были в «Медузе», — чуть было не сказала она и прикусила язык.
— Тогда я приехал сюда. Где Марина?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Она передо мной не отчитывается.
— Почему ты сразу не открывала? — он обвел подозрительным взглядом прихожую. — У тебя кто-то есть!
— Совершенно верно. У меня любовник. Ты звонил в самую интересную минуту, — кокетливо добавила она.
— Интересно… — протянул он. — Ну-ка, предъяви мне своего любовника.
— Ты не находишь… — она задохнулась от возмущения. Но в это время из спальни появился Игорь. Он был полуодет, волосы всклокочены. Мишель окинул его взглядом, оценивая рост, бицепсы.
— В чем дело? — любезно спросил Игорь. Он легко свыкся с предложенной ролью. Настолько легко, что позволил себе обнять Аню за плечи.
— Ты нас не собираешься знакомить? — смиренно спросил Мишель. Похоже, он начинал чувствовать себя не в своей тарелке.
— Я думаю, это будет лишнее, — ледяным тоном произнесла Аня.
— Ну, ладно, как хочешь. В таком случае я просто приношу свои извинения. Не буду мешать.
Попятившись к двери, он выскользнул из квартиры. Аня щелкнула замком, с облегчением вздохнула и убрала руку Игоря со своего плеча. Из спальни выглянула Марина. Аня отметила легкий беспорядок в одежде подруги.
— Ушел? — спросила она жалобно.
— Занятный тип, — проговорил Игорь. — С фонарем под правым глазом он выглядел бы еще интереснее… Это что, твоя пассия?
— Потом, потом, Игорек, я все тебе расскажу. Сейчас я хочу кофе. Ты приготовила?
— Сейчас приготовлю. Десять минут. Как раз хватит, чтобы вы немножко прибрали у меня в спальне. По-моему, там легкий беспорядок, — заметила Аня, мельком заглянув в спальню.
Марина порозовела.
— Да-да, мы уберем. Правда, Игорек?
Трудно было поверить, что несколько часов назад они так яростно спорили, и она готова была испепелить взглядом этого самого «Игорька». По-видимому, в отсутствие Ани он нашел некий веский аргумент — и выиграл спор. Но Марина, судя по всему, не была этим огорчена. Она, потупив глазки, пила кофе и щебетала на парижскую тему. Как будто только вчера прилетела из Франции. Но Аня знала, что Париж Марина знает лишь по рассказам Мишеля. Тема казалась опасной, и Аня поспешила перевести разговор в иное русло. Вообще, вечеринку пора было прекращать. Аня устала от всех происходивших метаморфоз и мечтала провалиться в сон. Раза два она украдкой зевнула. Игорь прекрасно понял намек. Он произнес прощальную речь и двинулся к двери, ведя Марину под руку.
— Обожди минутку, — сказала Марина и, вырвавшись от него, зашептала Ане на ухо. — Аня, миленькая, ты нас извини… Мы там тебе кое-что поломали…
— Не магнитофон, надеюсь?
— Не магнитофон. Софу немножко поломали. Ножку. Игорь потом починит, он обещал.
— Ты хочешь сказать, что вы будете назначать тут друг другу свидания?
— Ну, Аня, ну, перестань… — она горячо зашептала ей на ухо. Он такой… Ну, понимаешь, я просто ошалела… Я тебе потом все расскажу…
Аня знала в подруге эту жилку, толкавшую ее на авантюры, порою довольно рискованные, но на этот раз Марина говорила слишком серьезно. Игорь тоже был не такой, как всегда — смущенно переминался у дверей.
— Можно считать, что я выполнила свои обязательства? — улыбнулась ему Аня.
— Пожалуй, — несколько смущенно согласился Игорь. И тут же спохватился. — Но я буду очень рад, если ты будешь составлять нам компанию. Уже не ради обязательств.
— Посмотрим.
В глубине души она не могла не признаться себе, что Игорь интересен ей во многих отношениях. Во всяком случае с ним не было скучно. И можно было чувствовать себя женщиной, о Которой заботятся и чьи капризы с готовностью исполняются.
Глава 21
Странное это было чувство — похожего он не испытывал лет тридцать. В чем-то оно напоминало ощущение студента, идущего на экзамен и выучившего один билет из тридцати. Вот-вот его незнание будет изобличено, и его с позором выставят из аудитории, а надежда на то, что все каким-то образом обойдется, выглядит все более жалкой и призрачной. В конце концов ему начинает казаться, что экзаменатор, едва глянув на его лицо, уже обо всем догадался и смотрит с какой-то брезгливой жалостью. Эта унизительная жалость просматривается и во взглядах однокурсников — все обо всем знают.
Второй день профессор искал и не мог найти определения тому, что происходило между ним и студенткой с каштановыми волосами. Банальный роман между преподавателем и молоденькой ученицей? Такое происходило довольно часто, об этом судачили вполголоса, часто со снисходительным смешком. Он знал случаи, когда бойкие студентки умудрялись женить на себе почтенных профессоров, и, надо отметить, такие браки редко бывали счастливыми. Очевидно, профессор в пижаме и тапочках у себя дома — не совсем такой, каким он видится с кафедры, во всеоружии своего красноречия.
Как бы то ни было, его «я» отказывалось применить к себе эти расхожие, тривиальные ситуации. Все выглядело куда сложнее. Не укладывалась в схему та почти материнская заботливость, с которой она вела его. И ее необычное поведение в последние минуты встречи. Может быть, она почувствовала внезапное разочарование в нем? Может быть, ему действительно чего-то не хватает в общении с женщинами, о чем так откровенно заявила Виктория? А эта молоденькая студентка, обнаружив то же самое, не решается высказать это вслух? Нет, он боялся даже думать об этом.
За порогом университета он пережил чувство неподготовившегося студента, о чьей беде все знают и смотрят — одни с насмешкой, другие — с жалостью. Могло ли быть, что его странный роман уже обсуждался в университете? Он боялся даже не столько разговоров, сколько расхожих, банальных оценок. И еще — недоговоренности, любопытства, с которыми, как ему казалось, на него поглядывали все — от гардеробщицы, принявшей его куртку, до коллег по кафедре.
Доцент Денисова, подошедшая к нему, также вела себя как-то по-новому — сухо поздоровалась, спросила про группы, где ей пришлось-таки вести семинарские занятия. При этом она смотрела куда-то в сторону и не проявляла никаких признаков легкого кокетства, игривости, которые были неизменной частью отношений между ней и профессором.
— Умные, обаятельные молодые люди, — дал оценку профессор своим студентам. — Приятно работать с такой молодежью. Сам как будто молодеешь.
— В самом деле? — сухо переспросила Денисова, и в ее легкой усмешке профессору почудился какой-то намек. Ему не приходило в голову, что холодность Нины Денисовой можно объяснить как-то иначе. Например, досадой от той неполной победы над старым профессором, который в силу каких-то непостижимых обстоятельств все же поедет в Салоники. Или просто недовольством из-за того, что приходится возиться со студентами вместо того, чтобы спокойно готовить доклад.
По тому неприступному выражению лица, с каким Денисова отправилась в аудиторию, Юлиан Петрович понял, что сегодня студентам вряд ли поздоровится. И даже пожалел их.
Ему же, одолеваемому как внутренними сомнениями, так и чужими взглядами, в которых чудились намек и недоговоренность, предстояло дожить до вечера, который мог многое прояснить. В субботу не обязательно было засиживаться на кафедре допоздна, и всю вторую половину дня он мог уделить приготовлениям.
Они начались с того, что профессор долго выбирал цветы, не зная, на чем остановиться. Молодая улыбающаяся цветочница, напомнившая профессору Элизу Дулитл из «Пигмалиона», с интересом следила за ним. Наконец, она не выдержала и предложила ему помощь.
— Кому вы собираетесь поднести цветы? Жене?
Профессор покачал головой.
— Дочери?
Профессор усмехнулся и снова качнул головой.
— А, понимаю, — с таинственным видом улыбнулась цветочница. — Мне кажется, я знаю то, что вам нужно.
Она предложила ему розу, с большим нераспустившимся бутоном на длиннейшем черенке. Профессор не мог не оценить вкус и сообразительность девицы, которую он мысленно сравнивал с Элизой Дулитл.
— Спасибо вам, — сердечно поблагодарил он.
— Пожалуйста, Юлиан Петрович. Пусть принесет счастье.
Профессор с крайним удивлением воззрился на нее.
