Мулк Ананд - Гаури
— Проснись, дочь моя, проснись! — пробормотала Лакшми, сидевшая на циновке, и глубоко вздохнула: — О боже!
— Довольно тебе взывать к богу, женщина! — упрекнул ее Амру. — Чем помогли тебе боги, когда ты таскала им в храм сладкие лепешки? Они только смеялись над твоей глупостью.
— Не кричи на меня, чурбан, — прервала его Лакшми. — Что ты знаешь о сердце матери? Иди сюда, Гаури, и слушай…
Гаури поняла, что они говорили о ней, пока она спала. Стараясь сохранить спокойствие, она встала с постели и послушно подошла к ним.
Некоторое время все трое молчали, и Гаури могла слышать чей-то кашель в доме по соседству и монотонное жужжание насекомых в воздухе.
Первым заговорил Амру:
— За несколько месяцев замужества ты превратилась в настоящую женщину, Гаури! Но твой муж оказался негодяем.
— Я думала, бог услышит мои призывы и его сердце смягчится, — пробормотала Лакшми.
— Замолчи, женщина! Еще раз прошу — не говори так много о боге, дай мне побеседовать с Гаури, — перебил старуху Амру.
Однако дело, которое собирался обделать Амру, было настолько щекотливым, что он тоже не знал, как к нему приступить.
— О горе! — простонала Лакшми.
— Ладно, тогда говори с ней сама! — взорвался Амру.
Лакшми утихомирилась, и Амру, приняв тон умудренного опытом человека, продолжал:
— Девочка, слушай меня внимательно. Тебе удалось вырваться невредимой из лап этого мерзавца. Ведь он мог и убить тебя! Ты родилась под несчастливой звездой. А твоя мать — глупая женщина…
— Какое же преступление я совершила, что родила эту девочку? Но она моя дочь, моя плоть и кровь, и я не могу думать о ней так, как ты, заволновалась Лакшми.
— И все же ты глупая женщина, ибо у тебя в доме не найдется и корки, чтоб накормить хотя бы ворону. Твоя жизнь целиком зависит от моего урожая, и могу тебе сказать, что если даже пойдут дожди, то и тогда зерна едва хватит, чтобы заплатить проценты ростовщику… А так как денег тебе достать неоткуда, Чандари, под которую был взят заем, уведут.
Корова, стоявшая в глубине двора, фыркнула, будто чувствуя, что разговор идет о ней.
А Амру продолжал:
— Гаури, дитя, Панчи прогнал тебя. И прежде чем вся деревня узнает об этом и мы будем опозорены, я думаю, тебе лучше всего уехать в Хошиарпур…
— Это верно! Люди действительно начнут говорить, — решилась поддержать его Лакшми. — Пойдут разговоры, что ты родилась под несчастливой звездой.
Казалось, Гаури совершенно лишилась способности говорить, протестовать… Она лишь пыталась уловить смысл сказанного и понять, к чему они клонят.
— Поженить тебя с Панчи было все равно, что соединить кроткую телочку с диким буйволом, — решил польстить племяннице Амру. — Откуда было знать, что он окажется таким негодяем?
Однако Гаури осталась глуха к его лести.
— Ну чего ты ревешь? — опять сорвался Амру. — Мы не собираемся тебя убивать. Мы лишь хотим устроить твое счастье. И новый жених, которого мы тебе нашли… Посмотри-ка на фотографию этого почтенного человека — любая девушка была бы счастлива узнать, что такой богатый человек предложил ей руку.
— Ты только взгляни на фотографию! — подхватила Лакшми.
Гаури передернуло от отвращения, она отрицательно покачала головой и продолжала хранить молчание.
— Долго ты будешь упрямиться, безумная женщина? Смотри! — не своим голосом закричал Амру, высоко поднимая керосиновую лампу, чтобы осветить фотографию.
Гаури не взглянула на карточку, а в упор посмотрела на самого Амру. В ее взгляде он без труда мог прочесть упорное сопротивление и нежелание повиноваться.
В глазах Амру вспыхнула ненависть к девчонке, посмевшей бросить ему открытый вызов. Что-то зловещее проглянуло в чертах его лица, искаженных безграничной злобой и жаждой мщения. Гаури в страхе опустила глаза и по привычке, укоренившейся в ней с детства, стала молиться: «О мать, невидимо обитающая в этом доме и давшая мне свое имя, войди в меня и пошли мне силы перенести все это. Дай мне крылья, чтобы я могла улететь отсюда…»
Потупив глаза, Гаури мельком увидела фотографию, упавшую к ногам Амру. На ней был изображен старый, обрюзгший мужчина с надменным лицом и пышными усами. Гаури отпрянула назад и, как раненая птица, забилась на полу.
— Амру! Эй, Амру! — негромко позвал кто-то во дворе. Амру зашипел, как змея, и бросился к двери, Лакшми испуганно-вопрошающе посмотрела на двоюродного брата.
— Это Джавала Прасад, — на ходу сказал он.
Лакшми вздохнула, подошла к дочери и по-матерински ласково поцеловала ее. Но в глубине души она уже согласилась с гнусным замыслом Амру продать Гаури старшему брату Джавалы Прасада — ростовщику из Хошиарпура Джайраму Дасу. Кроме наличных, им было обещано погашение долга по закладным на оба их дома и корову.
Вошедший вместе с Амру гость выглядел очень благообразно, со священным знаком на лбу, хотя его острый подбородок и худое тело свидетельствовали о том, что богатство не шло ему впрок. Он был очень вежлив и внимателен к Гаури, что можно было бы принять за искреннее сочувствие, если бы не тон, каким были сказаны его первые слова:
— Что с тобой, дочка? Такие слезы! Вот уж действительно…
— Простите ее, сетх-джи, — умоляюще сложив руки, сказала Лакшми. — Она росла в такой ласке и холе, что ей страшно уходить из материнского дома… Ей не очень-то хорошо жилось с этим Панчи.
— Я всегда был уверен, что он настоящий негодяй! — сказал Джавала Прасад. — Ну, а теперь… Вы, надеюсь, объяснили ей, что теперь все будет хорошо?..
Амру утвердительно кивнул и с одеревеневшим от напряжения лицом повернулся к Гаури.
— Гаури, девочка, вставай — лошадь ждет, чтобы отвезти тебя в Хошиарпур.
Но Гаури и не думала подчиняться. Ее рыдания звучали все громче и громче, перемежаясь бессвязными фразами и робкими возгласами протеста.
— Что скажут соседи, дочь моя! — уговаривала ее Лакшми. — Пойдем, нельзя так упрямиться. Ведь не убивают же тебя!
— А что же это по-вашему, как не убийство?! — пронзительно закричала Гаури. — Как вы предстанете перед своим богом! Не делай этого, мама! Умоляю тебя! — И она в страстной мольбе протянула руки к Лакшми.
Старая женщина обняла ее и упала в ноги Амру.
— Пожалей ее, пожалей ее, брат! Если она не хочет идти, пусть остается. Умоляю тебя, сделай это ради моих седин. Припадаю к твоим стопам!
— Замолчи! — закричал Амру, трясясь всем телом, и с силой оттолкнул ее от себя.
— Если она так этого не хочет… — начал Джавала Прасад.
— Нет, нет, она одумается, — убеждал его Амру. — Женщины вообще странные существа — сначала они говорят «нет», а потом «да». Избалованы они нынче…
Гаури перестала плакать и вытерла слезы краем сари. Амру, приняв ее поведение за молчаливое согласие, взял ее за руку и хотел поднять. Но она тотчас вырвала руку и закричала:
— Уходить прочь и сгинь, изверг! Не прикасайся ко мне!..
Этого Амру уже не мог стерпеть.
— Ах так, безумная! Тебе все равно придется пойти!
— Что же делать? Что же делать? — причитала Лакшми, обнимая дочь.
Амру оттолкнул Лакшми и схватил Гаури за руки.
Однако упорство молодой женщины не уступало упрямству Амру. Она вырвалась от него и без сознания упала на узкую постель.
Это окончательно привело Амру в ярость. Он подскочил к Гаури, схватил ее за волосы и стащил с кровати.
— Мама, зачем ты позволяешь тянуть меня в ад! — зарыдала Гаури. — Богиня накажет тебя!.. О святая мать, богиня моего сердца, приди и порази их!..
Страшась гнева богини, Лакшми закрыла глаза и спрятала лицо в колени. Но Амру был неумолим. Словно хищная птица, он продолжал наскакивать на Гаури, с какой-то ужасающей непреклонностью хватая ее то за руки, то за талию. В конце концов он изловчился взять ее на руки и вынес к лошади, ждавшей на улице…
4
Пробудившись после короткого тревожного сна, Гаури увидела, что она лежит на первом этаже какого-то городского дома. Ее слегка лихорадило. Какой-то мужчина, склонившись над ней, пощупал ее лоб и сказал что-то успокоительное. У него были пышные седые усы, мешки под глазами и знак касты на лбу. Священная нить опоясывала его сильный обнаженный торс. Гаури почему-то подумала, что именно он и купил ее. Его набожная речь раздражала ее, но не больше, — страх перед гневом Амру парализовал ее чувства. Чуда не произошло — Панчи не вернулся, и она решила довериться судьбе, надеясь, что сможет стать скромной и целомудренной служанкой.
Солнечные лучи, падавшие на ее кровать сквозь высокие, как двери, окна, словно вливались усталостью в ее отупевшее, равнодушное тело.
Горло горело от жажды.
— Воды… Каплю воды… — простонала она.
Она чувствовала какое-то ожесточение ко всему в этом доме и решила, что не уступит никому. Все ее покинули. Все, даже богиня.
