Марк Криницкий - Случайная женщина
— Неужели я так сказала? Я очень, очень извиняюсь.
Обе дамы обменялись колющими взглядами. Потом обеим разом пришла мысль, что сейчас не время для размолвок.
— Мой муж слышал это от самого Дюмулена, — сказала Софья Павловна тоном всепрощения.
Варвара Михайловна извинилась, в свою очередь, глазами. Но ее взгляды на этот счет были слишком определенны. Софья Павловна иногда была склонна делать чересчур большие уступки любознательности.
— Нет, я не могу ее принять, — сказала она решительно. — Агния, меня нет дома.
Агния, придав глазам выражение спокойной наглости, попятившись, вышла.
Софья Павловна почувствовала желание отстаивать свою позицию.
— Все же очень жаль, что вы ее не приняли. Я допускаю, что этот Дюмулен — порядочный мерзавец.
— Ах нет, я в подобных вещах всегда виню женщину. Если они не были повенчаны, то в этом, несомненно, вина ее самой. Мужчины не женятся на женщинах только в двух случаях: или если они уже женаты, или если эти женщины — заведомые проститутки. Ни в том, ни в ином случае я не могла бы принять у себя подобной дамы. И даже, если хотите, охотнее приняла бы во втором, чем в первом. Проститутка все-таки честнее. Но эти, которые вторгаются в чужой семейный очаг и разрушают его… О! с ними мы все, законные жены, должны бороться беспощадно. А эта барынька менее всего похожа на проститутку. Посмотрите, как она держится! Можно подумать, что она какая-нибудь королева. Посмотрите: у нее видны воспитание, ум, элегантные привычки. Она совершенно не похожа на содержанку. У меня на этот счет особенное чутье. И подумайте, какой цинизм, когда уже вся Москва знает, что она ни более ни менее, как какая-то Ткаченко, она продолжает именоваться госпожой Дюмулен. Завтра мой Васючок изменит мне и попадет в лапы подобной авантюристке, и та будет именоваться госпожой Петровской, а послезавтра ваш супруг изменит вам и подарит миру новую госпожу Лабенскую. И мы все будем принимать этих дам? Нет, моя прелесть, при всем уважении ко многим вашим действительно глубоким достоинствам я должна признаться, что на этот раз вы судите слишком легкомысленно.
Лицо Софьи Павловны покраснело у висков, веки полузакрылись: признак довольно сильного гнева. Но в это время вбежала, перегибаясь от смеха, Агния.
— Что случилось? — спросила Варвара Михайловна поощрительно.
Агния выпрямилась и с таинственным видом сказала:
— Они-с будут дожидаться барина. Пришли к нему посоветоваться насчет своего здоровья.
Вероятно, обе дамы доставили своим видом Агнии очень много удовольствия, потому что она продолжала уже совершенно откровенно хохотать и даже вытерла глаза фартуком.
— Чего вы хохочете, Агния? — спросила Варвара Михайловна.
Она знала, что горничная еще не высказала всего до конца. Действительно, Агния сказала:
— Уж очень у них неприступный вид: «В таком случае, мне нужно самого барина». Я им объясняю, что прием у барина с двух часов, а они говорят: «Это ничего не значит, я их подожду».
Агния медленно и стыдливо потупила ресницы.
Обе дамы обменялись внимательным взглядом. Софья Павловна признала себя побежденной и сказала:
— Да, вы, моя дорогая, правы.
III
Обе подруги перешли в супружескую спальню и там, стоя у окна, выходившего на оживленную площадь, держали генеральный совет.
— Я должна иметь право оградить мой дом от всех вторгающихся в него прямо с улицы, — говорила Варвара Михайловна, — тем более от таких нахалок.
— Ах, дорогая, если вы заботитесь обо мне, то я вас прошу не беспокоиться, — говорила Софья Павловна. — Ведь если мне понадобится, я могу уйти от вас с черного хода. Агния принесет мне из передней мое пальто, вот и все.
— Но, согласитесь, я не могу этого допустить из принципа.
— Прошу вас, голубчик, не делайте из мухи слона. Наконец, мне самой очень интересно узнать, чем все это может окончиться. Я охотно подожду до двух часов, а вы попросите Василия Николаевича принять ее в первую очередь.
— Ах, моя прелесть, только не в первую. В первую — это знак внимания. Лучше пускай в третью или даже в четвертую. Потому что ведь у нас прием по записи.
— Но, моя дорогая, мне очень некогда. Пускай во вторую. Может быть, только не согласится Василий Николаевич.
Губы Варвары Михайловны изобразили полуобиду, полупрезрение.
— Я ему прикажу, — сказала она коротко и позвонила горничной.
— Как только придет барин, проведите его прямо ко мне сюда. Он должен поговорить сначала со мною, а потом уже с этой госпожой. Конечно, вы предупредите его, что меня «нет дома». Я могу на вас, конечно, положиться?
— Я скажу-с.
Горничная была серьезна. Вообще, она была воплощенный такт.
Софья Павловна, осторожно следя за нею глазами и невольно любуясь ею, решала в уме сложную задачу: сколько жалованья в месяц зарабатывает у Петровских эта хитрая и нахальная девка, или кто кого больше держит в руках: она ли госпожу или госпожа ее?
Спустя минуту Агния вернулась и доложила, неопределенно улыбаясь:
— Барышня в приемной плачут.
Обе дамы невольно обменялись улыбками. Варвара Михайловна сказала:
— Так вы, Агния, убеждены, что она — барышня?
Агния продолжала лукаво смеяться.
— Я этого не могу знать.
Варвара Михайловна нахмурилась.
— Смотрите, пожалуйста, она плачет. Может быть, мы должны идти ее успокаивать? Пожалуйста, Агния, пойдите и скажите ей, что прием у Василия Николаевича начинается с двух часов, а сейчас еще только час. Она может записаться и пойти подождать куда-нибудь в другое место.
Увидев возражение в глазах Софьи Павловны, она продолжала:
— Нет, нет, вы сегодня что-то слишком сердобольны. На войне, как на войне. С подобными тварями я никогда не церемонюсь. Вы думаете, у них есть какая-нибудь жалость к таким, как я и вы? Мы, законные жены, наконец, должны перестать миндальничать. Агния, скажите этой особе, что вам надо прибирать гостиную к приходу пациентов.
В это время издалека донесся звонок.
— Неужели уже Васючок? Агния, пойдите, отворите и помните, что я вам приказала относительно Василия Николаевича и этой особы. Проведите его ко мне прямо сюда. Пойдемте, мой друг.
Все три они вышли в столовую. Горничная побежала отворять дверь. Через минуту входил Петровский.
Он был в пальто, в руке держал котелок и был взволнован.
— Варюша, что случилось? — спросил он громким голосом, положил котелок на стол и стал протирать пенсне, чтобы лучше разглядеть лицо жены. В обращении с женой, как и со своими пациентами, он клал в основание строгое и неторопливое наблюдение.
— Прежде всего, не кричи таким образом, — сказала Варвара Михайловна, притворяя за ним дверь и раздражаясь его медлительностью и громким голосом. — Агния, возьмите у барина пальто.
Петровский, изучая, перевел глаза на Софью Павловну, но та сохраняла сухо-корректный вид. Он так же медленно, как делал все остальное, улыбнулся и надел пенсне. Вообще, он был такого мнения, что у женщин не может быть никаких настоящих тревог. Конечно, из деликатности приходится выслушивать.
— Ну-с, — сказал он, отдав пальто горничной.
— Вы меня извините. Я должна поговорить с Васючком наедине.
Конечно, Софья Павловна охотно извиняла.
Супруги ушли. Петровский хотел поцеловать жену и обнял ее за талию. Она враждебно высвободилась.
— Подожди.
Ее крупные темно-желтые глаза со страхом и тоской устремились внимательно в его лицо. Как ему было знакомо это беспокойное выражение! Она не жила, а мучилась. Вся ее жизнь была полна страхов и сомнений.
— Ты сегодня что-то рано, — сказала она, и страх и тоска сменились в лице ее подозрением.
— Девочка на Большой Полянке умерла, — объяснил он. — Меня об этом предупредили еще в больнице.
Он догадывался, что жена, наверное, уже звонила туда в швейцарскую по телефону и справлялась о нем, приезжал ли он. Ну, теперь, она, надо полагать, успокоится.
— А куда же ты поехал прямо из больницы?
Он подробно, с полной обстоятельностью, рассказал ей свой маршрут от больницы до дому. Но и это сегодня, по-видимому, ее недостаточно удовлетворило. Глаза продолжали подозрительно ощупывать его лицо.
— Да что такое случилось? — спросил он, раздражаясь.
Варвара Михайловна тихо и укоризненно засмеялась.
— Теперь ты можешь пойти в приемную. Там тебя дожидается одна прекрасная дама. И даже плачет.
Варвара Михайловна любила ловить мужа врасплох. А вдруг у него, в самом деле, есть какая-нибудь «дама на стороне»? Нарочно делая вид, что не смотрит на мужа, она мельком подглядывала за выражением его лица.
— Прекрасная дама? — сказал он, растягивая слова. — Плачет?
Лицо его выразило такое искреннее недоумение, что Варвара Михайловна бросилась к нему на шею и звонко поцеловала в обе щеки.
