Джон Клеланд - Женщина для утех
— Я имела в виду особый подарок: моих барышень. Вы могли бы в течение года без оплаты услуг развлекаться с ними… Господин адвокат вспоминал веселую Мэри. Должна сказать, это очень способная, трудолюбивая девушка. Она многое умеет, хотя относится к работе как к забавному приключению. Можете попробовать хоть сейчас. Уж Мэри постарается, чтобы вы остались довольны! Если не получится с Мэри, то послужит вам Феба. Она, наверное, уже свободна. Вот где настоящий профессионал!
— Спасибо, — ответил адвокат. — Я не слишком хорошо себя чувствую. Приду, как только избавлюсь от этого проклятого насморка. Апчхи! — чихнул он и громогласно высморкался. — Мэри понравилась мне. Девушка что надо, и такая пухленькая! В былые времена я таких просто обожал! По крайней мере, есть за что подержаться. Когда она сидела на мне, почему-то даже показалось, что во мне как будто бы что-то проклюнулось, Хотя это могло только показаться. Но почему бы и нет?.. Охотно попытаюсь снова… Тем более бесплатно… Вдруг случится чудо?..
Обо всем этом мне рассказывал потом Чарльз, лежа в постели, после возвращения в нашу комнатку в Челси, Я умирала со смеху, который прерывали только его жадные поцелуи и пылкие ласки. Чарльз, едва появившись на пороге, набросился на меня с такой страстью, как будто долгие годы не видел женщин. А ведь прошло всего три часа с той минуты, когда он наслаждался моим телом. Его мощный вулкан без устали извергал горячую лаву… Только в третьем антракте, когда Чарльз слегка утолил свою ненасытную жажду, он сумел беспрепятственно довести до конца рассказ о хитроумной вылазке в крепость мадам Браун.
— Успех превысил все ожидания. Старуха счастлива, что избежала пыток у позорного столба, тюрьмы, принудительных работ и конфискации имущества борделя. Ты в свою очередь получила гарантию, что фурия тебя не тронет. К тому же ты вернула свои сбережения. Да и несколько платьев наверняка пригодятся. Пройдоха адвокат заработал двенадцать фунтов, которые ловко выудил у старухи. И еще два фунта нагло выманил у меня в виде компенсации за те неприятности, которые его ожидают дома после визита в бордель.
— Ты же говорил, что, когда вы ехали к мадам, он потребовал только один фунт, — заметила я, давясь от смеха.
— На обратном пути он потребовал еще один.
— За что?
— За старые штаны, которые растерзала на нем Мэри. Правда, они гроша ломаного не стоили.
— И ты заплатил?
— С большим удовольствием! — рассмеялся Чарльз. — Месть стоила гораздо большего. Что брюки порваны, это он заметил. А вот о том, что на лице у него остались багровые следы от поцелуев распутницы Мэри, даже не догадывался. Я, конечно, промолчал. Так что, когда ревнивая супруга обнаружит эти следы ужасного греха, бедняге адвокату придется испытать наказание уже не метлой, а железной кочергой. Кроме того, допускаю, что…
Но я не дала ему закончить мысль, закрыв рот поцелуем. Ну как было не вознаградить его за такой беспокойный способ мести сквалыге адвокату. К тому же перерыв длился намного дольше, чем прежние, что меня даже начинало немного беспокоить.
За эту ночь он мною был представлен к награде многократно. И, к счастью, оказалось, что никакого повода для беспокойства нет.
Глава тринадцатая
Миссис Джонс и ее «апартаменты»
На постоялом дворе в Челси мы провели десяток дней. Десять дней счастья, бесконечного наслаждения, упоения страстью. Пресвятой Боже! Как я его любила!.. Наши тела сливались в одно, наши сердца пели от счастья.
Чарльз придумал какой-то предлог (уже не припомню какой, да и разве это важно?), чтобы объяснить отцу, где он проводит все эти дни и ночи. Регулярно посещал он только свою щедрую бабушку. Впрочем, доил ее теперь гораздо экономнее, чем раньше. Не тратил больше денег на оргии с проститутками. А ведь на это прежде шла большая часть доходов доброй бабули.
С постоялого двора мы переехали в район Сент-Джеймс. Чарльз снял меблированную квартиру на втором этаже — две комнаты и небольшую кухоньку. Квартира оказалась не слишком дорогой, да еще в хорошем районе. Впрочем, мне тогда было абсолютно безразлично, как и где я живу. Главное, что я живу с Чарльзом. Если бы меня поместили даже в темную тюремную камеру, моя любовь не померкла бы ничуть.
Чарльз представил меня хозяйке миссис Джонс как тайную жену, о существовании которой родителям пока что неизвестно. Так, впрочем, все холостяки представляют своих содержанок хозяйкам меблированных комнат. И госпожа Джонс, опытная, хорошо знающая Лондон, его нравы и своих многочисленных постояльцев, конечно, все прекрасно поняла.
Она делала вид, что верит Чарльзу, и даже называла меня благородной леди, что абсолютно не соответствовало тайной сущности нашего союза. Но, признаюсь, тешило мое самолюбие. Хотя я и не была благородной леди, но во всяком случае тогда я еще верила, что благодаря Чарльзу стану ею.
Все это ничуть не волновало миссис Джонс. Главное — сдать квартиру, а кому — неважно. Правда, как вскоре выяснилось, у нее были и другие, скрытые цели…
В связи с той ролью, которую миссис Джонс предстоит сыграть в моей дальнейшей жизни, познакомимся ближе с этой малосимпатичной особой. Ей было лет сорок пять. Высокая, худая, с невыразительным лицом, она бесследно затерялась бы в толпе.
В молодости миссис Джонс была любовницей дворянина, который помог ей произвести на свет дочь. На содержание дочери он завещал ей сорок фунтов ежегодной пожизненной ренты. Но когда дочери исполнилось семнадцать, миссис Джонс решила от нее избавиться и тайком продала ее высокопоставленному чиновнику, который увез девушку за границу, к месту своей новой службы.
С тех пор преступная мать никогда не видела дочери. По слухам, чиновник тайком женился на девушке, но запретил ей встречаться с матерью, которой ничего не стоило дочь продать, как неодушевленный предмет.
Миссис Джонс была лишена всяких чувств. Ее не волновали ни радости жизни, ни печали, ей были неведомы никакие человеческие чувства. У нее был один бог — деньги.
Чтобы побольше нагрести, она и стала сводней. При этом всячески скрывала свою доходную профессию, притворяясь, что из лучших побуждений, бескорыстно сводит влюбленные парочки. Сдавая потом им на ночь комнаты в своем доме и предлагая кое-какие подозрительные услуги, она ловко тянула из них денежки. Вдобавок она еще занималась скупкой краденого, ростовщичеством, бралась за любые мерзкие дела, лишь бы побольше заработать. Жила как нищенка, хотя сообщники оценивали ее состояние не менее чем в четыре тысячи фунтов стерлингов.
Неудивительно, что, когда под крышу ее дома попала пара таких молодых, наивных, неопытных влюбленных, как мы с Чарльзом, миссис Джонс сразу учуяла, что напала на золотую жилу. Под разными предлогами она выманивала деньги из щедрого и легкомысленного Чарльза.
Таким в общих чертах было наше любовное гнездышко и его страж. Но какое мне до всего этого было дело? Под «крылышком» свирепой ведьмы мы с Чарльзом провели лучшие дни нашей жизни. Любовник был поглощен мной полностью, исполняя все мои прихоти. Но какие там прихоти могут быть у деревенской девчонки, которая внезапно оказалась в большом незнакомом городе? Меня в Лондоне восхищало все: развлечения золотой молодежи, веселые балы-маскарады, театр, опера, балет, танцы.
Чарльз познакомил меня со своими друзьями, приятными, веселыми и красивыми юношами. Некоторые из них пробовали флиртовать со мной и даже пытались завязать более близкие отношения. Но что значили они по сравнению с моим любимым? Я попросту не замечала их заигрываний. Чарльз был самым милым, самым веселым и красивым в мире! Другие мужчины тогда не существовали для меня. Даже сама мысль о том, что другой мог бы меня обнимать, целовать, ласкать, овладеть моим телом, была мне отвратительна.
Если потом все так нелепо изменилось, в том не было вины Чарльза. И не моя вина, что я утратила его.
Но пока еще небо нашей любви было безмятежно и безоблачно. Дни были заполнены не только любовью и развлечениями. Чарльз ревностно заботился о моем воспитании и обучении. Делился со мной знаниями, полученными в школе, учил меня правильно говорить по-английски, достойно вести себя в обществе, объяснял, как девушка из хорошего дома должна одеваться, вести беседу, обращаться с прислугой, общаться с людьми разного положения и достатка.
Я была смышленой ученицей. Очень скоро бесследно испарились мои сельские привычки, деревенский акцент, простая внешность, тяжелая походка девушки, не привыкшей к городской обуви. После немногих уроков Чарльза я уже могла легко сойти за «благородную леди», как авансом меня назвала госпожа Джонс. Эти знания мне потом очень пригодились. Но, к сожалению, совсем не для того, к чему стремился Чарльз…
Его забота и внимание наполняли меня счастьем. Но в то же время я не могла не понимать, что нам нельзя рассчитывать только на щедрость бабушки. Я старалась убедить Чарльза поменьше тратить. Ему приходилось долго уговаривать меня, чтобы я согласилась принять от него в подарок очередное платье, шляпу, туфли или белье. Отчаяние охватывало меня при мысли, что, когда бабушка умрет, я могу стать обузой для него. Я дала себе слово, что начну работать, буду трудиться до изнеможения — только бы сохранить наш союз. Как же я была тогда еще наивна!
