Джудит Гулд - Вторая любовь
Глаза Дороти-Энн засверкали.
— Ни за что, — ее голос звучал очень решительно, — я бы не стала этого делать, даже если бы и могла. Мы должны найти другой выход.
— Иден Айл, — заговорил Арни Мэнкофф, — представляет собой собственность, выставленную залогом под займ. Так что о его продаже можно забыть. Даже если мы проведем реорганизацию, создадим компании-прикрытие, не существует легальных путей отделить Иден Айл от всей компании.
Дороти-Энн уставилась на него. У нее в мозгу словно вспыхнула электрическая лампочка. Она резко вскочила на ноги и начала мерять шагами офис, словно зверь в клетке. Потом замедлила шаг и повернулась к Арни Мэнкоффу.
— Арни, — медленно начала она. — Подождите-ка минутку. «ФЛЭШ» ведь по-прежнему остается независимой компанией?
— Да, это так.
Дороти-Энн снова зашагала по кабинету, потом остановилась.
— И «ФЛЭШ» еще не стала частью компании-прикрытия?
— Еще ничего не завершено, — ответил Арни. — Пройдут недели, может быть, даже больше времени, прежде чем будут проработаны все детали и закончено оформление документов.
— Отлично, — в голосе Дороти-Энн все яснее слышалось возбуждение. Она снова развернулась к Арни. — Ничего не предпринимайте относительно «ФЛЭШ», — с нажимом сказала она. — Оставьте все, как есть. Пусть она будет сама по себе.
Берни Эпплдорф изучающе смотрел на нее, на его губах появилось некое подобие улыбки.
— «ФЛЭШ» не является залогом под займ, — это прозвучало как утверждение, а не как вопрос.
Дороти-Энн уже улыбалась, глядя на него.
— Вы все правильно поняли, Берни. — Ее голос звучал с триумфом, глаза горели. В глубине души у нее появилась уверенность, что компания «Хейл» будет спасена, и теперь она знала, как это сделать.
«ФЛЭШ» — система бронирования авиабилетов и мест в гостиницах — была главной соперницей «САБРЕ», которой владели «Американские авиалинии». Она приносила большой доход, и в прошлом Дороти-Энн неоднократно предлагали ее продать. А на сегодняшний день «ФЛЭШ» стоила миллиард, а может быть, и больше.
— Арни, — она смотрела на адвоката во все глаза, — я хочу, чтобы вы выставили «ФЛЭШ» на продажу. Вчера. И я хочу, чтобы мы продали ее этим летом. Понятно?
— Я немедленно этим займусь, — ответил Арни, делая пометки в своем блокноте.
— Вот теперь вы заварили хорошую кашу, — проскрежетал Берни.
— Отлично. — Дороти-Энн посмотрела на сидящих перед ней мужчин. — Займитесь делом. Как говорится, не стоит тратить времени попусту.
* * *— Ал-ло…
Была уже половина одиннадцатого вечера, и Дороти-Энн засыпала, когда звонок телефона ее личной линии вырвал ее из дремотного состояния. Телевизор работал, но она выключила звук. Женщина не смотрела его, а изучала доклады из компании «ФЛЭШ». Теперь бумаги валялись вокруг нее на кровати. Она убрала волосы с лица и покосилась на часы от Картье.
— Привет, красавица. Это я.
Голос Ханта окончательно разбудил ее. Несмотря ни на что, Дороти-Энн была рада слышать его.
— Хант!
— Я тебя разбудил?
— Все в порядке. — Дороти-Энн зевнула.
— Прости, пожалуйста. Как я ни стараюсь, всегда забываю о разнице во времени.
— Я просто задремала. Для меня еще совсем рано, но с момента возвращения я так занята, что сейчас уже почти совершенно измотана. — Она начала собирать разбросанные документы и складывать их в стопку.
— Как дела? — спросил Хант. — Все в порядке?
— Если честно, то лучше и быть не может. Случилось нечто совершенно невероятное, Хант.
— Я весь превратился в слух.
Дороти-Энн коротко рассказала ему о том, как нашла счет Фредди и уплатила процент по займу.
— Знаешь, именно такую удачу ты и заслужила, — заметил Хант. — Это великолепно.
— Спасибо, Хант, — поблагодарила молодая женщина. Она бросила взгляд на экран телевизора и увидела призрачное лицо Джоан Кроуфорд — брови, паучьи ресницы, губная помада. Она беззвучно кричала на нее.
— Фредди, должно быть, был чертовски замечательным парнем, если так поступил, — отметил Хант.
— Так и было. — Дороти-Энн замолчала. Ей не хотелось продолжать разговор в том же духе. Речь зашла о вещах, которые она считала очень личными и крайне болезненными.
— С тобой все в порядке? — забеспокоился Хант. Он сразу же почувствовал неуверенность в ее голосе и не хотел рисковать и расстраивать ее.
— Сегодня я решила выставить на продажу «ФЛЭШ», — Дороти-Энн быстро и ловко сменила тему. Одновременно она пыталась рассортировать бумаги и сложить их в некоем подобии порядка.
— Ты хочешь это сделать? Но ведь это настоящая дойная корова, разве не так?
— Она не входит в прабабушкино наследство, так что я не слишком жалею, — призналась Дороти-Энн. — Кроме того, эта компания не является залогом для займа, так что…
— Ты просто невероятно умная леди.
— Да? — Дороти-Энн была довольна. Она подняла глаза и увидела Кроуфорд, еще более пугающую. Теперь актриса орала на ребенка.
— Да. Слушай, я хотел рассказать тебе, что тут у нас происходит.
— Неужели? — Дороти-Энн не была уверена, хочется ли ей об этом знать.
— Я начал процедуру развода, — сообщил Хант. — Пока все спокойно, но это только начало.
Казалось, пульс Дороти-Энн забился быстрее. Она не знала, что ответить. Наконец, она нашлась:
— Я надеюсь, это тебе поможет, Хант. — Пальцами одной руки Дороти-Энн терла висок.
— Конечно, поможет, но все будет не очень просто.
— Как восприняла эту новость твоя мать? — спросила Дороти-Энн.
— Мы все с ней обсудили, и я полагаю, она поняла, что наш брак спасти невозможно. Но мать настаивает, чтобы мы с Глорией появились вместе на вечере для сбора средств. Это в ближайшую субботу. — Хант вздохнул. — Мы должны быть там вместе. — Он немного помолчал. — Миссис Уинслоу-старшая как всегда думает о соблюдении приличий.
— Для вас обоих это должно быть невероятно трудно, — заметила Дороти-Энн. По комнате разливался голубоватый отсвет телевизора, а Джоан Кроуфорд начала бить ребенка. Маленькую девочку, заметила Дороти-Энн.
— Да, — согласился Хант. И опять замолчал на какое-то время. — Дороти-Энн, я должен кое-что сказать тебе. Неважно, что ты услышишь или прочитаешь в газетах. Помни только одно. Мы окончательно разошлись.
— Хорошо, — отозвалась она ни к чему не обязывающим тоном. Женщина села в постели и сложила бумаги по «ФЛЭШ» аккуратной стопкой на ночном столике. Трубка уютно устроилась между ухом и плечом.
— Я скучаю без тебя, — признался Хант.
Дороти-Энн снова откинулась на подушки.
— Мне тоже тебя не хватает, — прошептала она.
— Я не хочу подталкивать или давить на тебя, — продолжал Хант, — но с тобой я провел лучшие минуты в своей жизни.
— Я… Мне тоже было очень хорошо, Хант, — откликнулась Дороти-Энн.
— Я рад, что ты можешь это сказать, Дороти-Энн. Ведь я знаю, что тебе нужно время.
— Да. Да, это так.
— А теперь я отпущу тебя, чтобы ты снова могла уснуть, мягко сказал Хант. — Я просто хотел поделиться с тобой новостями.
— Хорошо, Хант, — сказала Дороти-Энн. — Я понимаю, что все только к лучшему. — Она вдруг поняла, что на экране не Джоан Кроуфорд. Перед ней была Фэй Данауэй в роли Джоан Кроуфорд. Мамочка моя дорогая.
— И Дороти-Энн, вот еще что…
— Да?
— Я, люблю тебя, — с нежностью признался Хант.
Дороти-Энн почувствовала, что вот-вот заплачет. Она не смогла заставить себя говорить.
Через секунду Хант попрощался:
— Спокойной ночи, Дороти-Энн.
— Спокойной ночи, Хант, — прошептала она и положила трубку. И подумала: «Я тоже тебя люблю».
57
Вечер начался.
Парк Золотых ворот закрыли для движения транспорта от Кросс-Овер-драйв до Мидл-драйв-ист и от Джон-Ф.Кеннеди-драйв до Мартин-Лютер-Кинг-драйв. Проезд был разрешен только для роскошных лимузинов и дорогих машин с гостями в вечерних туалетах. Билет на коктейль и танцы стоил тысячу долларов, и в двадцать пять тысяч обходился ужин на десятерых.
Гости выходили из своих безлошадных карет перед парадным входом в музей Янга, женщины в вечерних платьях, мужчины в смокингах. Лимузины отгоняли на стоянку. Машины без шофера передавали на попечение слуг.
Совершенно ясно, что гости просто задыхались от великолепия. Здесь, напротив здания музея, развернулся настоящий замок Камелот из великолепных открытых по бокам тентов с вырезанными по краям зубцами, приподнятыми деревянными полами и слушателями, расположившимися на открытом воздухе. Внутри каждого тента стояли подсвечники, увитые гирляндами живых роз. И повсюду, насколько хватало глаз, магическим светом сверкали фонарики Тиволи, превращая деревья, кусты и цветочные композиции в сияющие огнями беседки.
