Джудит Гулд - Вторая любовь
— Он по-прежнему в «Пэсифик Акрз». Тогда, в тот день, я был преисполнен решимости взять его домой и оставить там насовсем. Но это только доказывало, насколько наивным я оказался. — Он вздохнул и покачал головой, словно удивляясь собственной глупости.
Дороти-Энн вопросительно взглянула на него:
— А что же заставило тебя изменить свое мнение?
— Доктор Захеди. Он сел со мной рядом и кратко рассказал мне об аутизме. Чего мне следует ждать, а чего нет. Он убедил меня, что Вуди лучше остаться в клинике. В любом случае, я не мог предоставить ему лучшего дома. Я как раз собирался сам покинуть родное гнездо.
— А твоя мать? — спросила Дороти-Энн. — Она бы не стала его держать?
— Мама даже не желала говорить о Вуди, не то чтобы принять его в доме. Что касается ее, то у нее никогда не было второго ребенка.
— Какой ужас!
— Правда? Это как раз и доказывает, что не обязательно быть аутистом, чтобы оставаться эмоционально ущербным!
— Так она даже не навещала его?
— Навещать, его? — Хант безжалостно хмыкнул. — Она ни разу его не видела. Ни разу! — подчеркнул он. — Что там говорить о древнем как мир материнском инстинкте?
— Но ведь ты регулярно навещаешь Вуди, правда?
— Как правило, мне удается бывать там раз в неделю. — Он втянул щеки, потом потряс головой, словно пытаясь согнать назойливое насекомое. Его волосы взметнулись в стороны. — Не правда ли, какая святость с моей стороны? — ядовито поинтересовался он. — Да что там, если я не буду осторожным, меня скоро канонизируют!
Дороти-Энн проигнорировала его сарказм, направленный против себя самого. Ее глаза устремились в ночное небо, полное сверкающих созвездий. Ярко сиял Марс, а в хвосте Девы переливался Поррима. Весь небосвод казался россыпью изысканных бриллиантов на темно-синем бархатном платье ночи.
— У Вуди есть улучшение? — спросила она. — Или никакого?
Хант покачал головой.
— Боюсь, что нет. Все эти годы он так меня и не признает. Это самое худшее в аутизме. Оставаться все время закрытым в своей раковине.
Дороти-Энн задумчиво кивнула.
— Другими словами, он живет в своем собственном мире.
— А мы, все остальные, просто не существуем. Точка.
— Так что до него невозможно достучаться.
— Нет. Но удивительно, что он реагирует только на одно. На головоломки-мозаики.
Дороти-Энн нахмурилась:
— Разве это не странно?
— Еще более странно то, что он отлично с ними справляется. Каждый раз я привожу ему несколько новых. Ты бы его видела. За час он складывает мозаику из тысячи фрагментов.
— За час? Господь милосердный! Он, должно быть, невероятно умный!
— Именно на этом уровне, да, — кивнул Хант. — Но только в этом. А все остальное, в том числе и эмоции, реакция на окружающий мир, остается безнадежным.
— Поэтому у тебя нет своих детей? Потому что ты боишься, что им может передаться по наследству эта болезнь?
— Нет, — отозвался Хант. — Я хотел детей, ты даже не можешь представить, как сильно. Только Глория никак не беременела. Хотя я проявлял достаточно усердия.
Если бы слова не прозвучали так горько, этот звук можно было бы принять за смешок.
— Каким же я был дураком, — продолжал он. — Я пытался. Пытался. Я стал похож на распроклятого вечноготового кролика, так я старался.
— Ты хочешь сказать, — осторожно вмешалась Дороти-Энн, — что твоя жена не могла зачать?
— He-а. Дело не в том, что она не могла зачать. — Хант снова покачала головой. — Глория не хотела.
Дороти-Энн не могла произнести ни слова. Ей казалось, что Уинслоу унесся мыслями далеко назад, оказавшись за тысячу миль от нее, в кошмарном прошлом, похожем на ад.
— Как-то раз, пару лет назад, случилось так, — заговорил Хант, — что я ударился ногой о ножку кровати. Ванная комната Глории была ближе моей, поэтому туда я и отправился за пластырем. Угадай, что я нашел в ее шкафчике с лекарствами?
Дороти-Энн сидела не шевелясь.
— Мне кажется, я догадываюсь, что там было.
— Ага, — с горечью сказал Хант. — Противозачаточные таблетки. Все эти годы, когда я так хотел ребенка, она пила противозачаточные таблетки!
— Тебе, очевидно, было очень плохо, — заметила Дороти-Энн.
— Да, — признался Уинслоу. — Но знаешь, что ударило меня больнее всего?
— Кроме того, что ты почувствовал себя преданным?
— Да, кроме этого. — Хант вдохнул, потом медленно выдохнул носом. — Моя собственная глупость, — признался он. — Ты считаешь, что мне следовало догадаться раньше, так? Но нет. Я оказался таким доверчивым, что правда должна была стукнуть меня по башке. И даже тогда я не поверил.
— Может быть, ты подозревал это, но тал сомнения прочь?
Хант нахмурился, подумал минуту, потом кивнул:
— Может быть, и так.
— Она по-прежнему принимает таблетки?
Хант пожал плечами:
— Черт меня побери, если я в курсе. Да мне и плевать.
— Но тебе же было не все равно, — сказала Дороти-Энн. — В то время.
— Верно, — согласился Хант. — Но только до того, как я нашел таблетки. Это все решило.
— Но разве ты не пытался все наладить?
— Нет. Я не смог простить ее. И до сих пор не могу. Глория знала, как важны для меня дети. — Он поднял кулак и с силой опустил его на бедро. — Черт побери, она знала! — прошептал Уинслоу.
Дороти-Энн вопросительно посмотрела на него.
— Но ты по-прежнему женат, — заметила она.
Хант отрешенно махнул рукой.
— Отличная шутка. Мы поделили дом. У нас как в Корее. — Он негромко рассмеялся. — У нас даже есть демилитаризованная зона!
Дороти-Энн моргнула от горьких слов, потом склонила голову на бок, как птичка, и спросила:
— Но когда дела настолько плохи, есть способ помочь. Можно развестись, например.
Хант медленно повернул к ней голову и стал рассматривать, словно мутанта, как будто ничего подобного никогда не видел.
— Развод? — В его голосе было столько сарказма. — Разве ты не слышала? Уинслоу никогда не разводятся. Мы живем вместе с нашими несчастьями.
Дороти-Энн покачала головой.
— Мне как-то трудно представить тебя в таком полном антагонизма союзе. Во всяком случае, до конца твоих дней.
— Мне это тоже сложно. Рано или поздно мы разведемся. Я это знаю. Проблема в том, что момент всегда оказывается неподходящим.
— Развод никогда не происходит вовремя.
— Прямое попадание, — грустно улыбнулся Хант.
Они посидели молча, наблюдая, как луна карабкается вверх по небосводу. Она напоминала гигантский круг сыра Горгонзола. Где-то в темноте что-то взорвало поверхность воды. Еще один всплеск, и все стихло.
Через некоторое время Дороти-Энн прервала молчание:
— Тебя явно что-то удерживает в браке.
Уинслоу кивнул.
— Честно говоря, два момента. Во-первых, существует добрачное соглашение. Если я подам на развод, Глория получит огромную компенсацию. Она станет очень богатой. Но если инициатором разрыва выступит она, то получит гроши. Правда, это все относительно.
— Но разве на Калифорнию не распространяются законы о совместном владении?
— Это ей не слишком поможет. Мои собственные средства достаточно скромны. Всем владеет и почти все, контролирует моя мать. Пока жива старшая миссис Уинслоу, Глории придется сражаться с ней. — Голос Ханта звучал ровно, почти удивленно. — Да, это был бы интересный матч.
— Но ты сказал, что причин у тебя две, — напомнила Дороти-Энн.
— Что? Ах, да. Существуют еще менеджеры моей избирательной кампании. Слово «развод» не прозвучит музыкой для их ушей. Я думаю, ты это хорошо представляешь.
— Ты упомянул о них во множественном числе. Сколько же у тебя менеджеров?
— Их двое, но считаться по-настоящему приходится только с одним. Алтеей Неверленд Уинслоу.
— Твоя мать!
— Совершенно верно. Развод не входит в ее политическую стратегию. — Лицо Ханта снова стало хмурым, словно он рассматривал что-то вдали. Но что он видел? Конечно же не луну и рассыпавшиеся по небу яркие сияющие созвездия. И не горизонт, где небо плавно сливалось с океаном… Нет, он видел нечто более далекое — коридоры власти, к которым его готовили с самого рождения. Уинслоу состроил гримасу. — Моя мать, — продолжал он, — преисполнена решимости увидеть представителя семьи Уинслоу в Белом доме.
— Но какое отношение имеет развод к президентскому креслу? Я хочу сказать, посмотри на Боба Доула. Он был разведен. Но это не помешало ему бороться за этот пост.
— Но ведь он и не победил, верно? — Губы Ханта скривились в усмешке.
— Но Рональд Рейган развелся с Джейн Уаймен, а потом женился на Нэнси. Это ему никак не повредило.
