Милена Иванова - Женщина на грани...
Мои родители только-только свыклись с мыслью, что у меня может быть своя собственная жизнь, и теперь, два года спустя, дать задний ход и вернуться домой, чтобы опять сесть к ним на шею, было последним из моих желаний. Пока что, пока у меня не было другого выхода, мой самый страшный из ночных кошмаров — работать продавщицей продолжался. Каждое утро мне все труднее становилось подниматься с постели, приводить себя в порядок и целый день быть любезной с тысячами, десятками тысяч, миллионами пропащих, набитых дураков-неудачников, которые не могли выдумать ничего лучше в своей жизни, чем в очередной раз пойти за покупками. Когда терпение покидало меня окончательно и бесповоротно, я закрывала глаза, паковала чемоданы, прощалась с Эстрельей и мысленно переезжала в квартиру своего детства. Когда я снова открывала глаза, работа уже не казалась мне ни такой бессмысленной, ни такой отвратительной, ни такой гнусной.
Каждую субботу, включая и эту, я скрупулезно выполняла еще один ритуал: ужинала дома у родителей. Я специально перенесла эту процедуру на субботу, чтобы сразу выйти из игры и иметь возможность нормально провести выходной. Так мне удавалось избежать в воскресенье очередного девятого вала маминых нотаций и жалоб. На этот раз моя матушка не поленилась поэкспериментировать с рецептурой, предложенной в очередном бульварном талмуде для домохозяек. В результате мясное филе оказалось покрытым какой-то подозрительной зеленоватой жижей, видимо соусом, с омерзительным запахом, кажется мятным, и таким же неаппетитным цветом. Мы молча жевали. При этом и я и отец пытались старательно отделить мясо от незнакомой жижи, а мать периодически тайком поглядывала на нас, и ее лицо принимало страдальческое выражение.
— Пилар… а ты уверена, что это… этот соус предназначен для мяса? — наконец не выдержал отец.
— Если бы ты умел читать или больше ездил по миру, то знал бы, что этот соус идеально подходит именно для мяса.
— Нет, женщина! Так дело не пойдет. Этот вкус меня совершенно не устраивает. Он же сладкий, как десерт…
— Маноло, вечно у тебя одно и то же! Да тебя в этой жизни вообще ничего не интересует, мужчина. Между прочим, это английский соус, и, чтобы ты знал, его подают только к мясу. Естественно, откуда тебе это знать! Ты же никогда не высовывал своего носа из этой дыры, что уж говорить о том, чтобы своим родным мир показать! На будущее запомни: «это» называется «мятный соус».
— Нет уж, увольте, по мне так нет ничего лучше, чем хорошая паэлья или просто кусок прожаренного мяса… Этого вполне довольно… — стушевавшись, робко попытался возразить отец.
— Паэлья-паэлья! — передразнила его мать в уничижительном тоне. — Только и знаешь, что свою паэлью. Мама родная, где же ты была, почему ты не пришла мне на помощь, почему не спасла свою дочь, когда она выходила замуж за этого мужлана! Деревенщина!
Наш домашний цирк был в разгаре. У меня не было никакого желания выслушивать очередную серию этого бесконечного спора, и я неожиданно сменила тему:
— Пап, ты случайно не знаешь какую-нибудь фирму, где требуется секретарь?
— Так сразу, навскидку, в голову ничего не приходит. А как у тебя дела с твоими собеседованиями?
— Никак. Все отказывают, потому что у меня нет опыта.
Мать тут же воспользовалась случаем, чтобы вцепиться в отца по новой:
— Нет, я не понимаю этих людей решительно. Ну как же так можно! И откуда у девочки может взяться опыт, если у нее не было возможности даже начать. Маноло, хоть раз в жизни сделай что-нибудь для своей дочери! Возьми ее к себе в офис, устрой на свою фирму, пусть поучится там всему, чему надо!
— Никогда! — почти закричали мы с отцом в один голос с разных сторон.
Не знаю, как у моего отца, а у меня по коже мурашки пробежали от ужаса, стоило только представить, что мы с ним с утра до вечера толчемся в одной конторе, где все тычут в меня пальцем за спиной, мол, это дочка нашего главного пошла. Нет уж, увольте, безработица лучше. Но мать не сдавалась:
— Ну устрой ее еще куда-нибудь в приличное место. Как будто у тебя связей мало! Покажи наконец, на что ты способен. А то все начальник непонятно где и непонятно для кого. У тебя столько друзей, столько знакомых, — и на тебе: твоя дочь оказалась на улице, и ты не можешь ее никуда пристроить! Курам на смех! Нет, конечно, если бы тебя попросил об этом какой-нибудь из твоих друзей-проходимцев, ты бы рвал сейчас подметки, чтобы устроить этому бездельнику протекцию.
— Я уже думаю об этом, успокойся, женщина, — примирительно сказал отец, потому что хрупкое согласие, которое чуть не воцарилось в нашей семье, оказалось снова под угрозой.
— Что значит, думаю! Что тут думать, тут делать надо, просто брать и делать, и все. У тебя есть резюме девочки?
— Нет! — снова ответили мы с отцом в один голос.
— Так чего же вы ждете! Как два цветка на окошке! Честное слово, если бы не мои организаторские способности, вы бы так и умерли от нерешительности, пропащие вы мои, не зная, куда ногу поставить от страха. Вы и шагу без меня ступить не можете, — завершила мать выигранную битву и с видом победителя триумфально вонзила нож в зеленое мясо.
А у меня просто истерика началась: такой смех меня разобрал, когда я представила себя и папу в виде двух трупов с гримасами ужаса на лицах, с искореженными ртами и табличками на шее: «пропащий», «пропащая». Родители переглянулись, не понимая, почему я вдруг без причины зашлась от смеха. Но, слава богу, так ничего и не сказали по этому поводу.
Блат сработал, чудо произошло: через пару недель отец дал мне номер телефона и адрес компании и сказал, что меня там ждут на следующий день. Я не знала, как его и благодарить. Я не могла найти никакой информации, убивалась месяц за месяцем в бесполезных поисках, а сеньор снял трубочку — и дело в шляпе, все готово. Вот тебе раз.
Это собеседование кардинально отличалось от всех предыдущих. Оно прошло как нельзя успешнее. Никто даже не заикнулся о нехватке опыта. Компания оказалась мультинациональной. Испанское отделение. Офис был огромным, как в последних американских фильмах. Они взяли мое резюме, едва взглянули на него и сразу стали знакомить меня с обязанностям: объяснять, что я должна буду делать. Я буду девочкой на побегушках: буду отвечать на телефонные звонки, варить кофе, перепечатывать деловые письма и внутренние распоряжения, подшивать все документы в разные папочки для архива и отправлять факсы нашим иностранным партнерам. Короче, всякая ерунда, которой никому не хотелось заниматься. Я буду делать то, что никто не хочет делать. Мне сказали, какие документы я должна принести, чтобы меня оформили на работу. И что через пару недель я уже могу приступать.
Обязанности в офисе оказались несложными, я быстро вошла в курс дела и адаптировалась безо всяких проблем. Соображала я и работала быстро, и если что-то делала, то делала хорошо. Со всем, что мне поручали, я справлялась раньше поставленного срока и постоянно докучала старшим, чтобы меня загрузили еще какой-нибудь работой.
Надо сказать, что реакция на такое мое поведение оказалась неоднозначной. Руководители были довольны, а сторонники Каталины — готовы сожрать меня живьем от переполнявшей их зависти. Каталина — это моя коллега, секретарша, еще одна девочка «на все руки». Она уже два года работала в фирме, но так и оставалась совершенно бесполезной, как лодырь непонятного назначения, который сам не знает, зачем он сюда пришел. Она постоянно жаловалась на всех, а сама не могла даже кофе сварить как следует. Естественно, что народ предпочитал мои услуги. Мне охотнее помогали, мне уделяли больше внимания, меня чаще благодарили и ко мне чаще обращались. Понятно, что Каталину все это приводило в бешенство, она готова была лопнуть от злости. Вот только вместо того, чтобы выполнять свои обязанности лучше и вообще почаще вспоминать о том, что она все-таки на работе, Каталина объявила мне бойкот и стала ходить и рассказывать всем, во всех отделах, обо мне гадости. Поэтому полкомпании считало меня деревней, а остальные — блатной.
У меня тоже случались перепады настроения, но этому, в отличие от случая с Каталиной, была уважительная причина. Во-первых, из-за этой неумехи у меня оказалось в два раза больше работы; во-вторых, мне платили в два раза меньше, потому что я только пришла. Но, поскольку я сама понимала, что на фирме я еще никто, я справлялась. Зато были у меня и свои маленькие радости. Ненависть Каталины достигла предела, когда сам Хавьер Медина, руководитель коммерческого отдела, послал меня от компании на курсы английского языка вместе с несколькими нашими инженерами. А поскольку я зубрила от природы и впитываю все как губка, окончить курсы с отличием мне не составило труда.
Сеньор Медина взялся за меня. Сначала мы пересекались нечасто, потому что он обитал в высших сферах компании, но, когда я приносила ему кофе, он неизменно был со мной очень любезен. Вообще, он был интересный мужчина, лет сорока. Никто не назвал бы его красавцем, с его маленьким ростом и плотным телосложением, но энергия из него так и лилась. Это был человек, добившийся успеха, из разряда профессионалов, а что касается деловых переговоров, то у него на них оказалось просто звериное чутье. Он терпеть не мог Каталину, тем лучше было для меня, тем больше я ему пришлась по душе.
