Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.

Оно трепещущее и мягкое. Почти легкое, как перышко. Интересно, как бы оно ощущалось под моей щекой. На самом деле я не сплю. Над морем я никогда по-настоящему этого не делаю.

Но сегодня вечером, впервые за десятилетия, я глубоко вздыхаю и слушаю эту трепещущую песню, которая постепенно становится медленнее и ровнее. Я позволяю ей убаюкивать меня, как ласковые океанские волны убаюкивают лодку.

Я точно знаю, в какой момент Аурелия засыпает, и только тогда поворачиваю голову, чтобы посмотреть. На эту женщину, которая предназначена мне и моим братьям. Она окутана тенями комнаты, но ее брачная метка светится для меня, как я ей и приказал. Я слежу за ее дыханием. Я наблюдаю за сиянием ее нежной кожи в ночи. Я смотрю, как она ерзает рядом с Дикарем, который тоже всегда ерзал во сне с тех пор, как был младенцем. Я наблюдаю за тем, как мой брат прижимается к ней, и за тем, как она расслабляется возле него, ее тело смягчается, почти тает в его объятиях, как будто она получила какое-то безмолвное, примитивное сообщение о безопасности.

— С тобой я никогда не буду в безопасности.

Эти слова, произнесенные ее губами, вырванные гневом и страхом, до сих пор сидят в моих костях. Я думал о них каждую ночь с тех пор, как она сказала это много полнолуний назад.

И вот она здесь, в месте, где ее анима говорит ей, что спать безопасно.

— Сделайте это, — приказала она моим братьям. Сломать ей руки в моем зале суда. Чтобы сделать заявление. Она проигнорировала мое милосердие и нарушила мой приказ.

Звук трескающихся костей эхом отдается во мне. Трепет ее сердца в тот момент.

Она может быть опасной. Но я прожил свою жизнь бок о бок с опасностью. Бок о бок со смертью. И я иду рука об руку с безумием, как будто это друг на всю жизнь.

Я вижу красоту в ее опасности. В ней самой.

Словно судьба точно знала тип женщины, которая могла бы посмотреть мне в мои безумные глаза и поставить меня на колени.

Я смотрю на нее до глубокой ночи.

Глава 71

Аурелия

Когда я просыпаюсь утром, Косы и Ксандера уже нет. И я благодарна за это.

И так начинается неделя кошмаров.

В которых я каждый день сижу в телефоне, смотрю на старые фотографии Фрэнка Ульмана и пытаюсь найти выход из планов моего отца.

В которых я каждую ночь смотрю, как спит Коса. В которых Дикарь обнимает меня.

В которых, несмотря на все мои тревоги, я сплю лучше, чем когда-либо до этого.

Я не могу заставить себя ходить на занятия, а Дикарь говорит, что я не обязана. Ракель просит меня вернуться и посещать уроки, как обычно, но я придумываю какую-то жалкую отговорку о том, что плохо себя чувствую. Стейси присылает мне сообщения с мемами и смайликами, также требуя, чтобы я хотя бы поужинала с ними, но я и ей отказываю. У меня есть вся еда, которую я хочу, а Дикарь приносит мне все, что я попрошу, включая волшебный хлеб, который он готовит сам. Я ела его несколько раз, потому что он сказал мне, что это была идея Минни, когда я была в пещере. У него хлеб тоже неплохо получается, и волк даже срезает корочки аккуратными ломтиками, чтобы у меня «не болели десны».

Терезе запрещено входить в общежитие анимусов, только учителям-мужчинам можно, так что она не может прийти сюда и приставать ко мне. Я ничего не слышу от Лайла и подозреваю, что он избегает меня. Я могу добавить его в список людей, которые мне жизненно необходимы и которые не хотят быть рядом со мной.

В двух словах, это солнце и розы. Ну, не розы, потому что иногда я даже не принимаю душ. У меня нет на это сил.

Мой отец должен приехать сюда через неделю, и он ожидает, что я преподнесу ему себя на блюдечке. А если я этого не сделаю… ему преподнесут моих друзей.

Я спрашиваю Дикаря, можно ли как-то связать их всех и увезти в безопасное место, куда не доберется Змеиный двор, но он всегда отвечает, что это невозможно. К тому же никто из моих друзей не согласится на это. Все они находятся в Академии по решению суда.

Что ж, попробовать стоило.

Поэтому я усиливаю свои меры защиты, зарываюсь в них, как вомбат, и постоянно слежу за щитами, чтобы не оступиться. Слова Лайла в день, когда Минни выгнала меня, были абсолютной глупостью. Я совсем не опасна. Я практически безвредна. Будь я настолько опасна, я бы уже придумала способ разобраться со своим отцом. Будь я на самом деле принцессой Змеиного Двора, я бы разработала какой-нибудь гениальный, коварный план, чтобы убить отца и свергнуть его с трона. Вероятно, именно так и поступил бы сам Змеиный Король, будь он на моем месте.

Однажды, после нескольких дней радиомолчания, Упырь отправляет мне сообщение.

«Я не могу перестать думать об этом прекрасном ротике, змееныш»

Я хмуро смотрю на сообщение, прежде чем отбросить телефон в сторону и вернуться ко второму выпуску «Сумеречной саги: Новолуние». Атмосфера фильма идеально подходит к моему настроению.

Но перечитывание этих слов снова и снова возвращает мой оцепенелый мозг к воспоминаниям о той ночи, когда трое моих суженых боготворили меня, и я боготворила их в ответ. Я откидываю голову на спинку дивана, вспоминая вкус Упыря, силу и яд, обернутые татуированной сталью.

И в этот момент я чувствую это. Изменение в воздухе. Словно крошечный импульс распространяется наружу. Нахмурившись, я сажусь прямо. Юджин издает тихое курлыканье, сидя в кресле рядом со мной.

Генри взмывает вверх, перемещаясь туда-сюда, как стрекоза, словно тоже чувствует изменения в воздухе.

— Вы чувствуете это? — шепчу я.

Оба одобрительно крякают.

Черт.

Я проверяю свои щиты по всей школе, но все они исправны, и за их пределами нет никакого движения. Сбросив с колен флисовое одеяло, я встаю с дивана, напрягая слух, и выхожу из комнаты с телевизором. Генри и Юджин следуют за мной, но я поднимаю руку, молча приказывая оставаться на месте. Какое-то первобытное чувство внутри меня побуждает повернуть направо. Сделав несколько шагов, я оказываюсь перед широкой черной дверью. Раньше я не обращала на нее особого внимания, но от двери исходит какое-то давление, красное и огненное.

И на ней есть замок.

А если есть дверь, запертая силой Ксандера, я хочу точно знать, что за ней спрятано. Тем более что тот импульс, который я почувствовала, похоже, исходит изнутри. Быстро схватив набор отмычек, который мне подарила Сабрина, я возвращаюсь и приступаю к работе над старомодным старинным золотым замком, почти таким же, как на двери кабинета Лайла. Похоже, Академия предпочитает именно такой стиль.

Возможно, именно по этой причине я не могу взломать замок. Прищурившись, я нажимаю на ручку.

— Открывай! — приказываю я.

Когда замок со щелчком открывается, я больше не настолько глупа, чтобы сразу пройти через дверь. Я открываю ее и сразу же замечаю мерцающий жар драконьего замка, охватывающего весь дверной проем.

И я замечаю одинокую женщину, прикованную цепью к металлической решетке на стене, всю в крови и слипшимися от нее же волосами.

— Наталья? — выдыхаю я в ужасе.

Кобра вздрагивает, прежде чем поднять голову и свирепо посмотреть на меня. Она выглядит изможденной, с глубокими кругами под глазами и свежими ранами на щеке.

— Шлюха, — хрипло произносит Наталья.

Это сделал Ксандер. Это сделал Коса. Дикарь, вероятно, тоже это сделал. Ее состояние шокирует меня.

В одном конце комнаты есть туалет и небольшой столик с подносом, на котором лежат остатки еды и стоит бутылка с водой, так что я знаю, что ее иногда выпускают. Но… она здесь уже несколько недель. Недель.

— Мне очень жаль, — шепчу я.

— Ага, конечно, — выплевывает Наталья. — Мы сделали с тобой то же самое. С какого хрена тебе должно быть жаль?

Потому что я не такая, как ты. Я не говорю этого вслух, но я знаю, что это правда. Возможно, я и выросла при Дворе моего отца, где такие вещи являются нормой. Где такие вещи поощряются. Но та часть меня, которая считала это нормальным, умерла в тот день, когда умер Тео Крайт.