Шарлотта Физерстоун - Грешный
— Я всегда волновался о тебе, и теперь, когда я освободился от пагубной зависимости, я могу видеть гораздо больше, чем прежде.
Глубоко вздохнув, Мэтью ответил:
— Верь мне, когда я говорю, что отец крепко держит меня за горло. Ему нужны деньги, которые принесет Констанс, не говоря уже о тех деловых связях, возможностях в железнодорожной сфере, которые есть у ее семьи. И он намерен использовать Сару, чтобы заполучить все это.
Зеленые глаза Реберна потемнели.
— Как?
— Он угрожает упрятать Сару в приют для умалишенных, если я не женюсь на этой, как ты ее называешь, омерзительной гадюке. Ты отлично знаешь, какая обстановка в подобных местах. Я не могу отойти в сторону и безучастно взирать, как мою сестру бросают в этот ад, Реберн. Черт побери, во мне только–только начала пробуждаться совесть, и я не могу запихнуть ее обратно! Реберн прикрыл глаза:
— Я так счастлив с Анаис! И я всей душой желал бы такого же счастья для тебя. Неужели ты не допускаешь ни малейшей возможности того, что твой отец все же передумает?
— Вероятность этого так же велика, как мои шансы быть принятым в лучшем элитном клубе Лондона с распростертыми объятиями.
— А как же Джейн?
Мэтью с усилием глотнул, старательно избегая прямого, проницательного взгляда друга. О Боже, голова просто раскалывалась! Уоллингфорд с отвращением ждал очередного неумолимо надвигавшегося приступа мигрени. Проклятая боль изводила его с тех пор, как уехала возлюбленная. И не было рядом медсестры Джейн, которая могла бы успокаивающе потирать виски и что–то нашептывать своим ангельским голосом.
— Мы расстались, — обреченно сказал Мэтью, едва слыша свой собственный голос. — Так будет лучше. Я лишь сломал бы ее жизнь, разбил бы ей сердце. Это было бы лишь вопросом времени.
— Подумай хорошенько, приятель! — взмолился Реберн. — Ты ведь просто не выносишь Констанс! Она превратит твою жизнь в ад. Ну что, что, скажи на милость, она сможет тебе дать?..
— Это — деловое соглашение, Реберн, — бросил Уоллингфорд, прижав пальцы к вискам. — И это, черт возьми, не любовная история!
— Но ты любишь Джейн!
— Люблю, но мы не можем быть вместе! — вскричал Мэтью, врезав кулаком по глянцевой поверхности стола.
— Ты заслуживаешь такой женщины, как она, Уоллингфорд.
— Нет! — прогремел он, снова ударяя по ни в чем не повинному столу. — Я не хочу даже слышать об этом! Оставь все как есть. Все решено, все кончено, и Джейн навсегда исчезла из моей жизни. Констанс станет моей невестой.
— И что за брак у тебя будет?
«Уж точно не такой, о котором я уже начинал мечтать», — промелькнуло в голове Мэтью.
— Мы с тобой можем не притворяться друг перед другом, Реберн. Мы оба точно знаем, что это будет за брак.
— Почему бы тебе тогда не объяснить это мне?
— Хорошо, будь по–твоему. Мы обвенчаемся в часовне поместья, а потом я поташу свою суку невесту в спальню, сделаю свое дело и буду из последних сил надеяться, что сумел оплодотворить ее. Как только жена разродится наследником, она будет вольна встречаться со всеми, с кем только ни пожелает. Отец получит ее деньги и наследника, а Сара окажется в безопасности.
— Какая бесстрастная, холодная сделка!
— Так и есть, просто ледяной расчет.
— Но ты не можешь желать ничего подобного!
— Конечно, я не хочу этого! — прорычал Мэтью. — Жизнь полна ерунды, которая нам не нравится, но с этим приходится мириться.
— Анаис будет опустошена этими новостями. Она так надеялась… ну ладно, признаюсь, она думала, что, возможно, вы с Джейн могли бы обрести счастье вместе.
«Мы уже обрели счастье, — хотелось закричать Мэтью, — но его унесло от нас прочь!» И теперь у него остались лишь воспоминания.
— Между прочим, как твоя жена? — спросил Уоллингфорд, пытаясь положить конец мучительному разговору о Джейн и фарсе будущего брака.
— Она чувствует себя прекрасно, — пробормотал Реберн. — Но позволь вернуться к твоей жизни.
— Для чего? В ней царит полная разруха, и я предпочитаю не думать об этом. Скажи–ка мне лучше, окажешь ли ты мне честь стать моим шафером, или мне придется просить об этом Броутона?
В тишине ночи Мэтью уселся за маленький письменный стол в углу своего уединенного домика. Со своего стула он медленно окидывал взором комнату, в которой провел столько чудесных часов с Джейн — занимаясь с ней любовью, нежно прикасаясь к ней. Было трудно поверить, что любимой нет с ним всего неделю.
Какой короткий, ничтожно малый срок! И все–таки вся его жизнь успела коренным образом измениться. Уоллингфорд был обручен с женщиной, которую презирал. Граф должен был породить на свет ребенка с Констанс, которая ничего для него не значила.
«Дьявол побери эту Джейн!» — выругался Мэтью, врезав кулаком по столу. Ну почему, почему ей так нужно было покинуть его? Неужели для Джейн не было достаточно того, что у них двоих уже было? Почему любимая просила у Мэтью больше, чем он мог ей дать? Неужели Джейн не понимает, что он отдал бы жизнь ради того, чтобы сделать ее счастливой?
Грехи прошлого настойчиво гнались за Мэтью вместе с ненавистным, отвратительным обликом Миранды. Он разрушил свою жизнь, поддавшись ее очарованию и желаниям собственного тела. Мало этого: он разрушил жизнь Сары, когда, собираясь уезжать в университет, вызвал ярость Миранды. А теперь — Мэтью отчаянно боялся этого — он разрушил и жизнь Джейн.
Гнев и боль нестерпимо жгли тело, и Уоллингфорд сорвался с места. Он вышагивал по небольшому периметру дома, силясь найти защиту от невыносимых страданий — ту ледяную холодность, за которую, как за непроницаемую броню, он прятался когда–то.
Слезы жгли глаза, и Мэтью из последних сил боролся с ними, отказываясь плакать, чувствовать…
— Почему? — кричал он, уже не стесняясь громкого звука своего голоса, превратившегося в свирепый, безысходный рев. — Ну почему в моей жизни не может быть хоть немного покоя?..
«Мэтти…» — в ушах Мэтью все еще звучал утешающий голос Джейн. Рухнув на кровать, он зарылся лицом в подушку, которая все еще пахла ароматом ее мыла.
— Я люблю тебя, Джейн, — шептал Мэтью. — Я буду любить тебя целую вечность, и, черт меня возьми, я буду любить тебя еще дольше…
Глава 22
Казалось, теперь Джейн должна проще просыпаться по утрам и изображать бурную активность в течение дня. Но на самом деле легче на душе не становилось. На протяжении последних двух месяцев Джейн только и делала, что вспоминала то утро, когда она покинула Мэтью, стоявшего у окна своего кабинета и прижимающего ладонь к стеклу.
Джейн не могла закрыть глаза: боялась забыть облик Мэтью, который беспомощно наблюдал за ее отъездом, шепча искренние слова любви… Она была обречена думать об Уоллингфорде. Каждый новый день без Мэтью был все более и более мучительным, и Джейн уже с трудом выносила эту пытку. Она постоянно думала о любимом, грезила о нем каждую ночь. Собственные ладони Джейн, а не сильные руки Мэтью тщательно исследовали контуры ее тела, когда она пыталась вновь пережить те восхитительные моменты, которые пережила в его объятиях.
