Вероника Мелан - Ассасин
— Что?
— Пожалуйста, расскажи мне.
Он какое-то время стоял ко мне спиной — неподвижный, хмурый (я чувствовала), почему-то напряженный.
— Что такого с ними связано?
И Рен развернулся, подошел, усадил меня на кровать. Отложил все дела, спешку, найденную папку, долго смотрел в глаза, о чем-то думал, как будто даже переживал. Хотя как тут скажешь наверняка, когда человек исключительно хорошо владеет эмоциями? Лишь интуитивно.
— Эти камни связаны с тем, кто я есть, Элли. С моей работой.
Первой мыслью, которая скользнула мне на ум, была «Господи, надеюсь, это не имена жертв…».
— Это… убитые?
Спрашивать не хотелось, но я не могла не спросить.
Он фыркнул сразу же.
— Нет. Создатель, о чем ты думаешь?
— Ты сказал, что это связано с твоей работой.
— Да, давай на этом остановимся.
Рен уже хотел подняться, вытянуть руку из моих ладоней и уйти, но я не дала.
— Как связано? Что на них?
То был момент честности — либо да, либо нет. Такие моменты случаются у любой пары, когда каждый должен сделать выбор — открыться или нет? Я ждала. Ждала с напряженной спиной, нервами и гулко стучащим сердцем. Верит он мне или нет? Если да, то насколько?
— Зачем ты хочешь это знать?
— Я хочу понять тебя.
— Кто я есть?
— Да, кто ты есть.
— Я — тренированный солдат, Элли. У меня сложная работа и такой же характер.
Он коснулся моей щеки и тут же убрал руку, как будто стеснялся. Только стеснялся — я вдруг поняла — не меня, себя. Того, кто он есть.
— Рен, — я сильнее сжала длинные теплые пальцы, — в каждой системе есть люди, которые помогают служить правосудию.
— Чистильщики?
Кривая усмешка, ставший жестким взгляд.
— Называй их так, если хочешь. Они нужны, потому что если «не чистить», можно потонуть в грязи среди бандитов, торговцев наркотиками, беспредела.
— Ты пытаешься меня оправдать?
Скользкая тема, опасная. Если скажешь «пытаюсь» — значит, осуждаешь внутри. Если осуждаешь, то зачем вообще со мной? Если скажешь, что не пытаешься оправдать, значит, даже не пытаешься понять или, как мирное растение, все принимаешь таким, какое оно есть. Я же хотела понять не столько профессию — оправдать или осудить, — сколько почувствовать доверие любимого человека.
— Я всего лишь хочу сказать, что ты не делаешь это… с любыми, — я имела в виду «на заказ», — не берешь в руки любое фото, приложенную в конверте сумму денег, а после не пускаешь пулю в лоб. Бездумно, по чьей-либо… просьбе.
— И тем не менее я подчиняюсь приказам.
— Да, но ты подчиняешься Начальнику — человеку, знающему, как навести порядок на Уровнях. Ты перед этим анализируешь, думаешь.
— Вот как раз это не приветствуется. Думать нам не запрещают, но мысли строго контролируют. С этим и связаны камни.
— С чем?
— С заслугами.
— Какими заслугами?
— Каждый камень — награда Комиссии за пройденный тест. За то, что я думал и вел себя так, как они того хотели.
— В смысле — тест?
Рен долго смотрел мне прямо в глаза. Смотрел тяжело, чуть зло и печально. Затем вздохнул.
Лайза больше не жевала бутерброд — кажется, один за другим она съела их все. Теперь из-под козырька панамки на меня смотрели ее огромные и полные любопытства широко распахнутые глаза.
— И что? Что он ответил?
— Слушай, ты не обгорела? У тебя вся спина красная, ты скоро пузырями покроешься.
— Эй, ты как Рен! Не уходи от темы, на самом интересном месте остановилась, блин!
— Да расскажу я дальше, не волнуйся. Но может, напоследок искупаемся, а потом пойдем и поищем лес, про который говорила Нисса? А то уже четыре часа, пока доберемся туда, пока назад. А там и поговорим.
Этот лес Нисса обозначила для нас на карте кружком, сказала, что там много черники.
— Если наберете, сделаю джем для булочек — вкусный, пальчики оближешь.
Нас привлекал не джем, но сам процесс. Лежать на берегу надоело, захотелось полазить на корточках, пособирать ягоды, в конце концов, банально хотелось в тень.
И потому мы принялись собираться. Быстро обкупнемся, быстро снимемся с места.
— Элли, так что это были за тесты, он рассказал?
Я кивнула.
— Рассказал.
— И что значили символы на камнях, тоже рассказал?
— Ага.
— Ну тогда поделись.
— Купаемся — и в лес. Там поговорим.
Лес оказался редким и светлым и пах так густо, что хотелось втянуть в себя все запахи и парить-парить-парить с глупыми от счастья глазами. Все-таки природа — волшебница. Ничто на свете не пахнет лучше прогретых смолянистых стволов, теплой коры, покрытой мхом земли и раскинувшегося ковром разнотравья. И черники здесь росло действительно много. Стоило ступить на опушку, как ни шагу не обходилось без того, чтобы мы не приседали в траву.
— Смотри, какой куст! Тут с одного полмешочка будет!
Полиэтиленовые мешочки Нисса предварительно сложила нам в кармашки рюкзаков — обо всем позаботилась, — теперь мы собирали в них пухлые сизые ягоды. Теплые на ладонях, сочные на языке.
— Сладкая какая…
Кажется, Лайза на время забыла о собственном любопытстве — изредка почесывала покрасневшую кожу плеч, отмахивалась от мошек и складывала в рот все, что срывала с куста.
— Так ты в мешочек не насобираешь.
— Зато я насобираю в себя, — она улыбнулась, — и вообще, тут ее столько, что всему Уровню бы хватило. Может, начнем продавать?
— Возить отсюда и торговать черникой на рынке?
Я представила нас — обожженных, в кепках и с облупленными носами — с лотками у прилавка. Довольных, сытых, вечно пахнущих хвоей.
— Хи, а почему нет?
Мы балдели. Слишком тепло, слишком хорошо и невероятно легко на душе. Наверное, вот так надо жить, когда счастлив. Еще бы так получалось всегда…
— А что там про эти тесты?
Она не забыла; я почесала щеку.
— Оказалось, что каждый камень значит какое-то слово. Их гравировала Комиссия, и поэтому они такие гладкие и странные, нечеловеческие. Я попросила Рена тогда прочитать мне все слова…
— И он прочитал?
— Угу.
На ветках прямо надо мной заливисто пели птицы, я на мгновенье заслушалась.
— Выяснилось, что каждое слово — это указание на то, за что именно был дан камень. Например, «верность», «рациональное мышление», «внимательность», «адаптивность», «осознанность», «аналитика», «интеллект», «эмоциональная устойчивость», «прагматичность», «выносливость», «динамика и сенсорика», «интуиция», «контролируемая жестокость».
— Жестокость?
