Вероника Мелан - Ассасин
Мы хотели. И потому вслед за Эдом внутрь огражденного периметра шагнули с оптимизмом и, несмотря на всякое отсутствие опыта, почти без страха.
А после проведенного с лошадьми часа, после звонка домой, после того, как упаковали в выданные Ниссой рюкзачки бутерброды и воду, мы с Лайзой брели по вершине холма.
Шлепки в руках, босые ступни утопают в траве, голые коленки щекочет теплый ветер. Вокруг пасторальные пейзажи: далекий горизонт, волнистая линия холмов, редкие рощицы, высокая трава, безоблачное небо, кажущийся бесконечным день.
— И не скажешь, что октябрь, да?
Лайза думала о том же, о чем и я. Мы шли к пруду — Нисса дала нам карту.
— Ага. Тут всегда так, представляешь?
— Не представляю. Здорово, но я бы быстро заскучала по снегу.
— Я тоже. Но здесь очень здорово, очень.
Здесь, в «Зеленых холмах», всегда царило лето — настоящее, жаркое, густое на запахи, пестрящее цветами и бабочками, колосящееся вымахавшей по пояс пшеницей, безоблачное и беззаботное.
— Представляешь, как здесь красиво, когда идет гроза?
Наверное, над плато клубятся темные тучи, молния бьет прямо в пашни, лошади жмут уши к голове в загоне, а по крыше амбара стучит ливень. Здорово!
— Может, увидим одну?
Мы оставались неисправимыми романтиками, а романтикам всегда хочется перемен: новых чувств, впечатлений, эмоций. Но в эти редкие минуты, когда мои босые ноги утопали в примятой траве, когда скользили по щиколоткам колокольчики, когда вокруг жужжали шмели, мне хотелось находиться только здесь и сейчас — быть, чувствовать, дышать. Совсем как в далекие затертые памятью времена, когда на душе было так же тепло, мирно, легко.
— Удивительно, да? Мы живем у твоих знакомых — тех самых, которых ты вытащила из Корпуса.
Лайза вновь читала мои мысли. Точно, я уже думала об этом — о том, что все могло повернуться иначе. А что, если бы я запнулась у ворот и меня поймали санитары? Что, если бы Эду переломали обе ноги, и теперь он сидел бы в инвалидном кресле, капая слюной, «залеченный» до невменяемости? Что, если бы Нисса не смогла отключить камеры слежения? Что, если бы не принесла пальто? Да сколько всего таких «если бы» существовало в виде риска? Миллионы. А если бы меня вернули обратно? Если бы Комиссия отказалась исполнить мою просьбу? Что, если бы мне просто ответили: «Вас отпускают — радуйтесь. Катитесь отсюда колбаской, а те, кто должен сидеть в Корпусе, будут в нем сидеть…».
И холодный блеск на дне равнодушных глаз. Ужас.
— А за что они туда попали?
Подруга, вдохновившись моим примером, тоже стянула с ног шлепки и теперь осторожно пробовала почву пяткой на ощупь.
— Не бойся, тут мягко. За что? Не знаю, если честно, я никогда не спрашивала.
— А я бы спросила.
— Да как-то не до того было… — Вспомнились встроенные в стены микрофоны, белая палата, ровный ряд коек, безучастные неживые лица. Как же хорошо, что я больше не там, а здесь, далеко от Корпуса на расстояние жизни. — Может, когда-нибудь. Да и не так это важно. Они — хорошие люди, а остальное не так важно.
— Хорошие, согласна.
Лайзе Нисса и Эд нравились, я знала. Но все равно она добавила: «А мне все равно любопытно».
Чудище. И ведь не угомонится, пока не выяснит.
— А ты так и собираешься работать в этой конторке?
«Конторкой» я называла нынешнее место работы Лайзы: тесную конуру с четырьмя столами, пыльными компьютерами, вялыми сотрудниками и требовательным шефом-сумасбродом. Зарплата маленькая, премий нет, обед за свой счет, отпускные не платят. Агентство «Полиграф Плюс», если официально. Уже который месяц я пыталась убедить подругу уйти оттуда и найти что-нибудь поприличнее.
— Жду зарплаты, хочу навернуть «Мираж». Если еще пару месяцев потерплю, то куплю ему новые диски.
— Зачем ему новые диски? Если ты просидишь там еще пару месяцев, то тебе новые глазные протезы придется купить.
Да-да, я видела их помещение — окна маленькие, вечная темень, мониторы плохие, изображения размытые.
Но Лайза любила свою машину больше жизни. «Она — мой единственный и самый верный друг. После тебя, конечно». Ну да, после меня. А сама Лайза числилась в этой очереди третьей по счету.
— Лучше бы накопила денег и записалась на курсы по трехмерке. Ведь давно хотела?
— Хотела, да.
— Наверняка таким специалистам куда больше платят.
— Не терзай мне душу.
К этому времени мы добрались до пруда и теперь валялись, раскинувшись на одеяле, на его берегу. То был не пруд даже — заводь. Протекающая поодаль речка резко изгибалась, совершала разворот и в углублении — закутке, куда она затекала, — образовался водоем. Хрустально чистый, прозрачный, без тины и без спешного течения, теплый и спокойный. В общем, совершенно идеальный. На дальней его стороне шумел не то тростник, не то камыш, но он не портил общий вид, лишь добавлял очарования берегу — в нем прятались и изредка выплывали наружу мелкие коричневые уточки.
Шорох ветра в траве, бесшумно плывущие в вышине облачка, синева, стрекот сверчков, плеск воды. Время от времени на рюкзак садился жучок или муха — я лениво сгоняла их рукой. Одетая в белый с синими полосками купальник Лайза втирала в кожу солнцезащитный крем. Изредка она бросала взгляд то на воду, то на окруживший нас простор, то вверх, в небо — на яркое солнце.
— Красота! Кто бы думал, что где-то на свете есть такое место.
— И не говори. — Я лежала на животе, впечатавшись щекой в одеяло, и сквозь полуприкрытые веки лениво созерцала жесткую ткань сумки, собственные шлепки и покачивающуюся позади них траву. Пекло спину, пекло ноги, от ласковой жары млела душа.
— Жаль, что Рен не остался, да?
— Он не мог.
— Да, я помню, работает. Но все равно он молодец — согласился отпустить тебя, довез нас и вообще…
В этом «вообще» крылось куда больше, нежели обычная благодарность, — в нем крылся неслышный вздох, мечта, кружение фантазии. Я не ошиблась.
— Вот бывает же так: остановится машина, а там мужчина мечты…
«Ну-ну, одно время он мне мужчиной мечты не казался. Если только на вид».
— …и в бухту тебя привез, и любил, и защищал потом…
— И в Корпус сдал.
Я это добавила беззлобно и даже не ворчливо, что было — то прошло. Мы все ошибаемся.
— Ну это ведь не он сдал, а тот, как его… Дрейк. Знаешь, мне не верится, что всего два с половиной месяца прошло, Элли. Два месяца, фигня какая, да? А кажется, еще совсем недавно мы вызывали тебе сенсора, ты ездила в Минбург, собиралась умирать.
— Найдешь, что вспомнить…
— Да я не об этом. Лучше расскажи мне еще раз!
