Пьетро Аретино - Любовные позиции эпохи Возрождения

М: Эй, закинь вот так на плечо мне ногу,
Но узды моей не держи рукою.
Если хочешь править ты сей игрою,
Лучше двигай попочкой понемногу.
Коли конь на развилке не ту дорогу
Выбирает и скачет легко другою,
Он подобен плуту, ноне изгою —
Он ведь знает истинную, ей богу.
Ж: Не лукавь! Была б я последней дурой,
Отпустив узду, дав свободу змею;
Так что прямо мчись, жеребец каурый, —
Ибо сзади стала бы лишь твоею
Наша общая радость. И не спорь с натурой.
Делай дело — или слезай скорее.
М: Дорогая моя, о, не будь ты хмурой!
Я б с тебя не слез, даже если б вдруг мне судьба послала
Королевский зад на вершину фалла.

Ж: О, поскольку считаю я уд твой чудом
И вкушаю его ненасытным лоном
Я хотела б, чтоб полностью стал ты удом,
Я же — лоном, и уд утонул бы в оном.
Ибо если бы удом ты был, я — лоном,
Ты бы голод лона насытил удом
И добыл бы уда безмерным чудом
Все соблазны лона, что дремлют в оном.
Но увы, я не стану всецело лоном,
Ты не станешь также всецело удом.
Насладись хотя бы вот этим склоном.
М: Ну а Вы насладитесь вот этим зудом —
Поглотите уд Вашим нежным лоном,
Я же лоно Ваше наполню чудом —
И тогда, моя госпожа, со стоном,
Станем мы наконец — я всецело удом,
Вы всецело лоном.

М: Интересно все-таки знать, куда Вы
Собираетесь крепкую вставить пробку?
Ж: Неужели? А если, положим, в попку —
Разве ты откажешься от такой забавы?
М: О, Мадонна! Здесь все-таки Вы не правы,
Я скорей бы выбрал иную тропку,
Хоть на ней и чувствую себя робко, —
Но монахов слишком презренны нравы.
Впрочем, раз Вы склонны таким макаром
Нас принять — как гранды, то как хотите
Поступайте, главное — с должным жаром.
Ухватите свечку и поместите
В Ваш чуланчик. Капающим нагаром
Обжигаясь, тьму его осветите.
Поглядите, милая, я уж ярым
Полыхаю пламенем от одной раскачки —
Не сгорю ли я в настоящей скачке?

М: Пусть меня обзовут дураком — за дело:
Хоть и вся в моей, госпожа, Вы власти,
А мой уд — в Вашем лоне, но бурей страсти
Его сносит к попочке то и дело.
Пусть мой род терзают одни напасти —
Не желаю знать я водораздела:
Проникаю сзади я до предела,
Увлеченный свойствами этой пасти.
Ж: Что угодно делай. Вино и воду
Нам не спутать, но жажду и то и эта
Утоляют. Важно ль, с какого входа
Ты вошел — я похотью разогрета.
И все уды, что родила природа,
Не зальют во мне пожарище это —
Даже уды ослов и быков! И к тому ж порода
Ваша нынче склонна вот к таким уклонам;
Коль была б мужчиной, я бы тоже не тянулась к лонам.

М: Для того я так над тобой нагнулся,
Чтоб, любя, твоим любоваться задом, —
Да и ты мой зад изучала взглядом;
Потому не думай, что я свихнулся!
Ж: Как не думать! Эта чужда усладам
Поза: если б уд твой и встрепенулся,
То на первой песенке бы запнулся.
Развернись-ка лучше, ложись-ка рядом.
М: Нет, судить, сударыня, погодите.
Пусть мой уд и слаб — я могу перстами
И устами тешить Вас, поглядите.
Вы сейчас, несомненно, сами
Наслажденья дивные ощутите,
Что не всем даруются небесами.
Вот тогда, моя госпожа, решите —
Ваш любовник стоящий ли мужчина.
Хоть и в слабом уде его кручина.

Ж: Я хочу его вот сюда, где туже!
М: Вы меня ввергаете в грех Гоморры
И в услады пап, а у этой своры
Вкуса меньше, чем у навозной лужи.
Ж: Ну, скорей же суй! М: Нет, не суну. — Ж: Ну же!
М: Вероломны женские уговоры!
Или лоно вышло сейчас из моды? — Ж: Муже,
Прекрати сейчас же пустые споры!
М: Ладно, ладно. Ваше последним слово
Остается. И уд мой Вы в полном праве
Применить хоть для дела и столь дурного.
Ж: Так-то лучше! Вставляй его, к вящей славе.
Нет, поглубже! Поглубже засунь-ка снова…
О, товарищ мой, пастырь мой добрый, ave!
М: Вот он в Вас целиком — ощущенье ново?
Ж: О, как сладость горька, рай подобен аду —
Целый год я, пожалуй, теперь не сяду.

М: Бедра пошире раздвиньте, отринув страх,
Дабы мой взор насладился эдемским склоном
Ягодиц и несравненным, прелестным лоном,
Перед которым сердца полегли во прах.
Расцеловать Вас, моя дорогая, ах,
Страстно хочу, и Нарциссом кажусь влюбленным
Я себе — юным, преображенным
Зеркалом этим, что жадно держу в руках.
Старуха: Ах, блудодей! Погляди, набежала тучка.
Ну погоди, приложу я тебя ухватом!
Да и тебе пару ребер сломаю, сучка!
Ж: Ох, испугались-то как мы твоим раскатам —
Прямо трепещем, так нас устрашила взбучка!
Стерва безоносая, шла б ты к чертям рогатым!
Тоже мне — глянь на нее, мой любимый, — штучка…
Я же пчелой зависаю над жадным бутоном
Уда, его предвкушая с жужжаньем и стоном…

Ж: Глупый Марс! Ты, как мул в загоне,
Спишь на сене, вроде калеки.
Разве этак молятся, веки
Опустив, Венерину лону?
М: Я — не Марс, я — Эрколе Рангоне,
Ну а Вы, Вы — Анжела Грека;
И была б под рукою моей рибека,
Я бы спел Вам свою канцону.
Но и Вы, госпожа-супруга,
Потакайте смычку всецело,
Напрягая струну упруго.
Ж: О, как сладко трепещет тело!
Но боюсь, мы убьем друг друга,
Если лук этот пустим в дело.
М: О, не бойтесь! Хранитель лука,
Купидон, наш сын, осторожен —
В храм Безделья им лук положен.

М: Дайте мне Ваш язык удержать немой,
Охватите чресла кольцом объятий
И, откинувшись сладостно на кровати,
Поглотите уд благодатной тьмой.
Ж: Ай, негодник, какой он во мне прямой,
Да и твердый — вот лучшее из занятий!
Обещаю его приютить и сзади —
И чистейшим потом отпустить домой.
М: О, спасибо, милая Лоренцина!
Но прошу толкать тогда и качать,
Как то часто делала Чиббатина.
Ж: Ах, сейчас я кончу! А ты кончать
Не намерен? — М: Кончу. Тому причина —
Вы. Ж: — Мне просто хочется закричать!
М: Так кричите, что ж тут! И я ведь чинно
Не могу, о господи, промолчать —
Я кончаю! Ж: — Кончила!.. — М: Вновь начать?