Пьетро Аретино - Любовные позиции эпохи Возрождения
Ариосто в комедии "Подменённые" (1529) пишет:
Мои же предположения не схожи
С теми древними, которые Элефантида
В различных актах, формах и позах
Оставила в картинах; и что затем обновлено
Было нашими, в Риме, и отдано
На красивых таблицах, но постыдных,
В печать, чтобы все имели их копии[50]
Брантом пишет: "Можно прочесть рассказ о знаменитой куртизанке из Древнего Рима по имени Элефантида, которая придумала и описала такие способы любви, что самому Аретино за ней не угнаться; многие знатные дамы и даже принцессы, склонные к распутству, изучали сию прекрасную книгу, словно Библию. Вспомним также об известной сирийской блуднице, прозванной "Дюжина вывертов" за то, что она изобрела двенадцать изощреннейших способов доставить мужчине порочное и жгучее наслаждение".[51]
Греческие расписные вазы V в. до н. э. и эллинистические рельефные сосуды[52] сохраняют следы иллюстраций из эротических трактатов Филениды и Элефантиды, позже — римские светильники, аретинские кубки и тессеры, перенимают эстафету греческой эротики. Поэт Овидий, автор эротической поэмы "Наука любви", видимо, пользовался сочинениями своих предшественников, хотя их имен и не упоминает.
Итак, у П.Аретино и Д.Романо были античные предшественники. И оба в соавтора были в курсе того, что их "любовные позиции" отнюдь не первая в мире работа в этом направлении.
В России широкая публика мало знакома с Аретино. До сих пор только две его пьесы "О придворных нравах" и "Философ" были опубликованы в сборнике "Комедия итальянского возрождения".[53] Лишь в 1995 году появились в переводе его знаменитые "Рассуждения Нанны и Антонии". Издавая ныне "бесстыдные сонеты" Аретино, мы заполняем зияющую лакуну в знакомстве с этим выдающимся писателем, табуированным в России. Сочинений Аретино не знали но репутация его здесь сложилась прочно: его имя — в ватиканских "Индексах запрещенных книг", библиографы помещали в раздел "порнографической литератур". Однако, Пушкин на заре XIX века был знаком с этим именем. В одном письме поэта 1823 года упоминаются "восемь аретиновых поз".[54] Итак, в руках читателя — второе из самых скандальных после "Рассуждений Нанны и Антонии" сочинений Аретино, которое не смогли, как ни старались, уничтожить ни светские, ни духовные власти в течении почти пятисот лет.
Пьетро Аретино в своих сонетах использовал простонародный язык, заимствованный на улицах, площадях и борделях. Мы помещаем здесь один из примеров подстрочного перевода:
Поскорей предадимся ебле, душа моя, —
Для того ведь и созданы мы. Не скрою,
Я влеком пиздою, ты — хуем, готовым к бою,
А без них весь мир не стоил бы ни хуя.
Издатели посчитали необходимым отойти в переводе сонетов от этого языка. В данном издании сонеты Аретино приводятся в авторском переводе петербургского поэта Алексея Пурина, который, сохраняя смысл в первозданном виде, сумел опоэтизировать отношения героев сонетов, снимая с них обвинения в "нарушении благопристойности".
I
М: Поскорей предадимся страсти, душа моя,
Ибо именно страсть предначертана нам Судьбою:
Я влеком твоим лоном, ты — удом, готовым к бою,
А без них за весь мир и медяшки не дал бы я.
Если б можно было сливаться за гранью небытия,
Заласкали друг дружку до смерти мы с тобою,
Посмеялись бы вдоволь над ерундою —
Той, что Еве с Адамом в раю внушила змея.
Ж: Ах, конечно, кабы они не съели,
Эти робкие воры, запретный плод,
Никого бы стыд не терзал в постели.
Но оставим пренья! Ворвись в мой грот:
Пусть взорвется сердце, чтоб в нем зардели
Те хмельные гроздья, что страсть несет.
М: Ах, душа моя! В этом славном деле
Я готов использовать кроме пушки,
Также мощные ядра моей игрушки.
II
Ж: Закинь-ка мне перст меж ягодиц, старикашка,
А уд проталкивай медленно, куда надо,
Закинь мои ноги на плечи себе — отрада!
А дальше рази напролом — ни к чему поблажка,
Поскольку возлюбленной это ничуть не тяжко,
Церковных причастий приятней сия услада,
А коли наскучит в эдеме, сойди до ада,
Ведь тот не мужчина, чья слишком степенна пташка.
М: Засуну разочек спереди, после — сзади;
И тут и там — лепота для уда,
И ты не останешься, убежден, в накладе
Ни этак, ни так, дорогая. Пускай зануда —
ученый листает тупо свои тетради,
Не ведая, где в мирозданьи таится чудо;
И пусть, умирая от зависти, — бога ради! —
Интриги плетет царедворец, а я не знаю
Верней сладострастья дороги к раю.
III
Ж: Всех сокровищ мира желанней грозный
Этот жезл, достойный самой царицы;
Драгоценность всякая им затмится;
Он дороже жилы золотоносной.
О мой жезл! Спаси же, пока не поздно —
Распали тот пыл, что во мне таится!..
Хуже нет, если ловчая ваша птица
Мелковата — и кажется клеть бесхозной.
М: Вы правы, моя госпожа! Тот воин,
Что ребячьим дротиком в чрево метит,
Ледяной лишь клизмы, подлец, достоин.
Пусть уж лучше мальчиков он валетит.
Только тем, кто крепко и щедро скроен,
Как вот я, жемчужина лона светит.
Ж: Это верно, но так женский пол устроен,
Что когда в одиночестве нам не спится,
Мы готовы вонзать в себя даже спицу.
IV
Ж: Ах, хорош! Ищи — не найдешь крупнее,
Покажи-ка его в настоящей силе!
М: Что ж, готов. Только сможете Вы снести ли
Сразу в норке — его и меня — над нею?
Ж: Речь твоя лепетанья детей смешнее!
Кто ж не жаждет, чтоб жжение утолили?
М: Но боюсь причинить Вам страданья… Или?
Ж: Стыдно слушать! Смотри, я уже краснею.
Повали же меня поскорее, смелым
Стань Марфорио, дерзостным стань титаном,
Овладей трепещущее-ждущим телом —
Пусть оно зайдется в экстазе пьяном;
И до костных тканей, по всем пределам
Разожги огонь в нем своим кальяном.
М: Разожгу — сейчас же займемся делом!
Уж скорей будет платье у Вас с изьяном,
Чем сомненье в лекаре столь умелом.
V
