Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
Смывая зловонную жидкость под ледяной струёй, он видел, как толпа вокруг мостика всё росла. К удовлетворению совершённым благородным поступком – шутка ли, спас человеку жизнь – примешивалась досада, что совершать его пришлось в таком, извините за выражение, гавне.
Пользуясь тем, что всё население на сотни метров вокруг потешалось над чуть было не захлебнувшимся коровьим дерьмом Жувом, Аполлон разделся догола и, забросив подальше свои вонючие трусы и сполоснувшись ниже пояса, быстренько добежал до своей машины, подобрал рубашку и… Штанов уже не было. Аполлон огляделся по сторонам. Из-за кузова машины показалась морда уже отнюдь не маленького бычка с торчащими на лбу порядочными рожками. Бычок сосредоточенно жевал Аполлоновы штаны. Некоторое время Аполлон враждебно, а бычок мирно смотрели друг на друга. Устраивать коста-риканскую корриду, тем более в таком первородном виде, рискуя привлечь внимание зрителей, не имело никакого смысла. Аполлон досадливо сплюнул, повязал на поясе, как набедренную повязку, рубашку и скрылся в кабине.
Глава ХХII
Завод ещё стоял, "баня" не работала, и Аполлон, прихватив мыло, шампунь, полотенце и сменную одежду отправился на пруд вымывать из пор своего красивого молодого тела въевшиеся в них экскременты крупного рогатого скота.
По пути он обходил всех встречных стороной, чтобы не было потом пересудов типа "вчерась от Американца гавном воняло за сто километров, обосрался, небось".
Увидев на берегу и в воде возле моста купающуюся и резвящуюся детвору, бедный Аполлон, чувствовавший себя изгоем, самая простая человеческая гордость которого восставала против того вонючего положения, в котором он оказался, уединился подальше от купающихся, за кустами. Он снял и постирал одежду, и потом ещё долго и тщательно мылся сам, пока не закончились мыло и шампунь. Но всё равно противный вонючий запах не пропадал. Аполлон уже установил, что запах, который исходил от Клавиных рук и волос в ту злополучную ночь с субботы на воскресенье и испортил всю любовь, был из того же разряда, к которому принадлежал и его теперешний собственный аромат. Только от него самого вонь эта исходила гораздо сильнее. А тут ещё добавилась проблема с поломанным пальцем – гипс раскис, разъеденный жижей. Аполлон содрал это мерзкое вонючее месиво, корчась от боли.
Возвратившись домой, он сначала хотел вылить на себя целый пузырёк одеколона. Но после происшествия с Клавой запах "Тройного" вызывал у него просто-напросто аллергию. И слава богу. Иначе, не исключено, результат оказался бы ещё плачевней – запах одеколона, смешавшись с запахом жижи, мог бы дать такой эффект, которому позавидовал бы самый вонючий скунс.
Делать было нечего, приходилось смириться с таким идиотским положением. Казалось, этим "ароматом" скотного двора была пропитана уже вся комната, и даже её ближайшие окрестности.
Но, как известно, нет худа без добра. За этими новыми заботами у Аполлона совсем вылетело из головы фиаско с организацией своей газеты.
В конце концов, успокоившись и плюнув на все свалившиеся на него в этот день заботы и неудачи, он прибинтовал к сломанному пальцу щепку, позаимствованную у Перепелиного Яечка в куче дров, включил телевизор и завалился в кровать.
Только он это сделал, как в дверь постучали.
– Вперёд, – крикнул он, вставая и принимая гостеприимный вид.
– Можно?
В комнату вошла, кто бы вы думали? – Клава.
– А-а-а, Клавочка, входи.
Аполлон несказанно обрадовался хоть какому-то светлому пятну в угасающем дне. Пятно было, действительно, светлое и, вдобавок, очень большое и радостное. Клава была как-то торжественно одета – на ней была светло-серая юбка и такого же цвета приталенный пиджак, что делало её ещё более монументальной и привлекающей внимание.
– Клавочка, проходи. Ты сегодня такая красивая!
Клавочка зарделась, усаживаясь на предложенный ей стул.
– Я вот мимо шла, да, дай, думаю, зайду, проведаю, как ты тут. Ну, как у тебя палец?
– Ничего, спасибо. Видишь, вот, повязку сменил.
Аполлон выставил перед Клавой белый корявый свёрток с торчащей из него жёлтой щепкой.
– Это кто же его тебе так забинтовал? – ужаснулась Клава, всплеснув руками.
– Сам, – похвастался Аполлон.
– Давай перебинтую – сказал Клава и, не дожидаясь согласия, стала разматывать бинт.
– Ну, Клавочка, ты просто моя спасительница.
– Ты у Бобрихи был? Что она сказала?
– Я даже в Сенске в поликлинике был. Так, пустяки…
– А что это у тебя за запах такой? – поморщилась Клава, продолжая заниматься поломанным пальцем.
– Ну как же, тебя ждал. Французским одеколоном наодеколонился. "Де-рьмо де ваш (Ваш – корова (фр.)" называется.
– То-то, я чувствую, запах какой-то особенный, утончённый, – Клава растерянно принюхалась и вымученно улыбнулась.
– Да брось ты – утончённый! – передразнил её Аполлон.
Он вдруг разозлился – нарочно не придумаешь: в тот раз запах помешал любовью с Клавой как следует заняться, и сегодня, надо ж было встретиться тому идиоту на тракторе!
– Жижа это навозная называется. Одному козлу понадобилось сегодня в ней искупаться, да, оказалось, плавать не умеет. Вот и пришлось вытаскивать.
У Клавы округлились глаза.
– Какая жижа? Кому в ней купаться вздумалось?
– Обыкновенная. Бычки поссали, посрали, вот она и получилась…
Аполлона прорвало. Вся его досада выливалась в этом словесном поносе на голову ни в чём не повинной Клавы.
– …А какому-то комиссару Жуву жарко стало, вот он и въехал в неё прямо на тракторе.
Клава как раз закончила бинтовать палец, и при последних словах Аполлона испуганно всплеснула руками.
– Комиссар Жув, говоришь?! Так это ж Ваня Тарахтелкин! Он ко мне сегодня утром опять свататься приходил… Ой, господи!
Теперь пришла очередь Аполлону всплёскивать руками. Вместо этого, правда, у него отвисла челюсть. Это ж надо, такая новость – он, оказывается, Клавиного жениха спас. Он разозлился ещё пуще прежнего.
– То-то ты такая нарядная!.. А он на радостях, значит, напился?!
– Кто? Ваня? Да он не пьёт же совсем… Ах!.. – вдруг ахнула Клава. – Точно, он так и сказал – пойду, говорит, утоплюсь, когда я ему отказала. А я, дура, даже не обратила внимания. А он, вишь ты, и правда, утопиться решил… – в её голосе послышались уважительные нотки. – Только чё ж это он в жиже-то? Не мог в речке, что ли?
Она, видимо, слабо соображала, что говорит, потому что её рассуждения о том, где лучше было топиться претенденту на её руку, мало вязались с её испуганным видом.
– В жиже эффектней, – язвительно заметил Аполлон. – Чтобы все на всю жизнь запомнили.
