Тоскуя по ней (ЛП) - Робертс Тиффани

Уиллоу легонько провела пальцами по одной из этих картин.

— Это…?

— Воспоминания из-за Завесы, — ответил он. — Пустые попытки воссоздать пустую красоту этого царства.

— Они замечательные. Волшебные.

Он мягко рассмеялся.

— И они же — самое близкое, что я хочу иметь к Тултирасу.

Она оглянулась на него и обнаружила, что он не прошел дальше в комнату.

— Ты действительно никогда не хотел вернуться?

— У меня есть все, что мне нужно, прямо здесь, Уиллоу, — его глаза были прикованы к ней, не оставляя сомнений относительно того, что он имел в виду.

Ее сердце забилось быстрее, и шепот удовольствия пробежал по телу. Она отвела глаза от обжигающего пристального взгляда, глубоко вздохнула и заставила себя вернуться к картине. Картины Эвергардена были такими сюрреалистичными. Как яркие, несбыточные мечты.

По мере того, как она продвигалась дальше в комнату, фиолетовый цвет становился заметнее на все большем количестве картин.

Она обвела взглядом стены, следя за очевидным развитием событий. Сначала абстрактные пурпурные тона с вкраплениями зеленого. Постепенно появилось больше цветов, и фигура начала обретать форму — фигура, которая была ей поразительно знакома. Женщина с лавандовыми волосами и зелеными глазами.

Губы Уиллоу приоткрылись в изумлении.

Она видела себя в самых разных позах, при разном освещении, на самом разном фоне. Видела себя запечатленной в захватывающем реализме и страстной стилизации. Но на каждой картине она была яркой, даже когда в ее глазах была явная грусть.

Каждый штрих был нанесен с такой тщательностью, с такой вдумчивостью. С такой целенаправленностью. На нескольких картинах она была изображена в том самом платье, что на ней сейчас. Другие показывали ее в нижнем белье — примерно в том же нижнем белье, которое она надела на будуарную фотосессию много лет назад, — или в ткани, со вкусом накинутой на ее интимные части тела, в то время как еще на нескольких она эротично обнажала все. Она узнала моменты, которые разделила с Кианом на некоторых картинах, хотя его не было ни на одной из них. Моменты, когда она смеялась, улыбалась или задумчиво смотрела вдаль.

На каждой картине, в каждой позе она была… прекрасна.

Она смотрела на себя глазами Киана.

Уиллоу уставилась на последнюю картину. Это было самое большое полотно в комнате, оно стояло на мольберте рядом со стеклянной дверью, ведущей на террасу. В нем она стояла на мосту возле Центрального бульвара, ветер трепал ее юбку и волосы, отраженные огни делали темную реку внизу похожей на дорогу, вымощенную звездами. В ее глазах был намек на печаль и боль. И все же, каким-то образом, этот образ вселил в нее чувство надежды. Ощущение возможности.

Это было похоже на то, что Уиллоу на картине могла спрыгнуть на эту звездную дорожку и следовать по ней к счастью, к своей судьбе. Туда, куда она хотела попасть.

На том мосту они с Кианом впервые заговорили. Именно там она приняла импульсивное решение, которое, как предполагалось, ничего не значило, но которое все изменило. Решение, которое привело их к этому моменту.

— Киан… — она повернулась к нему. — Здесь везде я.

Он кивнул и, наконец, прошел вглубь комнаты. Его взгляд остановился на более ранних картинах в последовательности, более абстрактных в фиолетовых тонах.

— После того, как ты впервые был с тобой, эти цвета мучили меня. Я не мог поднести кисть к холсту, не используя их. Фиолетовый и изумрудный…

Киан остановился перед портретом Уиллоу и с любовью провел кончиками пальцев по лицу на холсте.

— Вскоре я понял, что дело вовсе не в цветах. Это была ты. Ты преследовала меня. Твой голос, твое лицо, твое тело, твой вкус, твоя сущность. Я бродил по улицам, отчаянно желая покормиться, но ни разу не смог найти даже искры, которая позволила бы мне взять то, в чем я нуждался. Только когда я позволил тебе снова завладеть моим разумом, я смог почувствовать хоть какое-то возбуждение, любое возбуждение, что угодно, кроме горечи, разочарования и отчаяния, которые поглощали меня.

Он медленно двинулся вперед, сокращая расстояние между ними.

— Я не понимал этого тогда. Даже когда снова нашел тебя, даже когда осознал, что ты моя пара, я не понимал по-настоящему. Но теперь понимаю. Моя душа тосковала по тебе, Уиллоу, потому что ты была предназначена мне. Потому что ты моя.

Уиллоу оставалась неподвижной, не в силах отвести от него взгляд, едва способная дышать. Она знала о его потребности в ней. Он сказал, что она его пара. Но она никогда не осознавала серьезности этого, не до сих пор, не до его признания. Не до того, как увидела все это.

— Ты преследовала меня тогда и преследуешь сейчас, — наконец, он добрался до нее и взял пальцами за подбородок. — Как я мог когда-либо воздать тебе должное на холсте? Дюжина картин, сотня, тысяча… Я никогда не смогу охватить всю тебя.

— Я даже не могу выбрать, какая из твоих черт мне больше всего нравится. Это из-за этих глаз, которые искрятся, когда ты смеешься? — свет его взгляда потеплел, когда он погладил ее нижнюю губу большим пальцем. — Эти мягкие губы, которые могут обезоружить меня одной улыбкой или сокрушить малейшим нахмуренным выражением? Твои волосы, такие же яркие, как твоя душа, или твои руки, такие нежные, но уверенные? Это невозможный выбор. Но если бы мне пришлось выбирать, Уиллоу… Я бы выбрал твое сердце. Со всей его радостью, всем его состраданием, всей его любовью. Твое сердце, которое заставляет тебя ставить других выше себя. Твое смертное сердце, которое полностью завладело моим.

Он скользнул рукой вверх по ее подбородку, провел пальцами под ухом и в волосы, когда наклонил свое лицо ближе к ее лицу.

— Я встречал много прекрасных созданий, Уиллоу. Но ты единственная, кого я знаю, кто совершенно очарователен как внутри, так и снаружи. Ты сияешь ярче всех остальных, будь то смертные или фэйри.

Слезы защипали ей глаза. Она коснулась пальцами его лба, провела по нему, прежде чем погладить по щеке.

— Я не знаю, что на все это сказать.

— Скажи, что ты моя.

Она тихо рассмеялась.

— Это кажется таким простым по сравнению с тем, в чем ты признался. Но да. Я твоя, Киан.

Выражение его лица было серьезным, взгляд таким сосредоточенным, таким контролируемым.

— Мне нужно, чтобы ты поняла, что это значит, Уиллоу. Если ты моя, если мы скрепим нашу связь, пути назад не будет. Наши души будут связаны навсегда, и не в том переносном смысле, в каком вы, смертные, всегда говорите.

— Это не меняет моего ответа, Киан. Пока ты мой, я твоя.

Киан улыбнулся, широко и ослепительно, и его голубые глаза заискрились чистой, лучезарной любовью.

Он обнял ее и наклонил голову, захватывая губы в голодном поцелуе, который разжег огонь в ее сердце. Его горячий язык прошелся по складке ее рта, и Уиллоу открылась ему. Он дразнил и уговаривал, пробовал на вкус и соблазнял, и дрожь желания пробежала по ней, разжигая этот тлеющий жар в пламя.

И она ответила на восхитительный поцелуй с такой же страстью. Между ее бедер собралась влага, и лоно запульсировало тяжелой потребностью.

Он прижал ее к себе. Уиллоу чувствовала его желание к ней сквозь одежду, ощущала твердость, которую она жаждала почувствовать внутри себя.

Она опустила пальцы на пуговицы его рубашки, страстно желая избавить его от нее, чтобы обнажить его кожу под своими ладонями. Но проклятые пуговицы не проскальзывали в отверстия достаточно быстро.

Киан со смехом отстранился, оставив на ее губах покалывание от желания. Она сжала бедра, когда его руки двинулись к этим пуговицам. Уиллоу отчаянно хотелось снова прикоснуться к нему, снова поцеловать его, почувствовать каждую частичку его тела.

Он не терял времени даром. Схватив рубашку и жилет обеими руками, Киан разорвал их. Несколько пуговиц упали на брезент под ногами, к ним быстро присоединилась порванная одежда, когда он стащил ее. Благоговейный трепет ненадолго пересилил ее потребность, когда за его спиной материализовались крылья, сверкая собственным светом. Они раскрылись веером.