Жозефина Мутценбахер - История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой
Я:
– Вот глупая курица, вот дурища.
Ценци:
– Да, она была глупой курицей.
Я:
– Давай, расскажи, это очень занятно… меня тоже сношал преподаватель катехизиса.
Ценци:
– Мне это известно.
Я:
– Итак, рассказывай!
Ценци
– Когда проходил урок физкультуры, учитель помогал нам выполнять упражнения на кольцах или взбираться по канату всегда поддерживая нас под мышки или за спину, однако эту девчонку он непременно ловил за титьки, а в случае с канатом всегда брал её за задницу… и тогда она вся заливалась краской.
Я:
– Охотно верю.
Ценци:
– И я всегда оказывалась рядом и смеялась учителю в лицо.
Я:
– А он?
Ценци:
– Он тоже краснел.
Я:
– Дальше, я уже сгораю от любопытства.
Ценци:
– И вот однажды эта девчонка не сумела забраться на брусья. Учитель поддерживал её то сзади, то спереди, и, наконец, сказал, чтобы она осталась после занятий для дополнительной тренировки.
Я:
– Ага… я уже чувствую, к чему дело клонится.
Ценци:
– Да, я это почувствовала и тоже осталась там.
Я:
– В гимнастическом зале?
Ценци:
– Ах, нет… я ждала перед школой, пока девчонка не вышла.
Я:
– Ну, и долго тебе пришлось ожидать?
Ценци:
– С полчаса! Я проводила её, стараясь всё выведать.
Я:
– Она тебе всё сказала?
Ценци:
– Сначала нет. И только когда я спросила её: «Послушай, почему это учитель всё время хватает тебя за титьки и за попу?..» Тогда лишь язык у неё развязался, и она мне всё выложила.
Я:
– Ну… не тяни, рассказывай же скорее.
Ценци:
– Куда нам торопиться? У нас же уйма времени… Итак, она мне сказала… ха-ха… я и по сей день ещё не могу удержаться от смеха, какой же она была глупой курицей…
Я:
– Он отсношал её?
Ценци:
– Послушай только… «У нашего учителя что-то есть», – сказала она. «Что же именно?» – спросила я. «Ой, но только пообещай, что никому ни словечка не скажешь», – попросила она. Ну, я ей, естественно, пообещала… «У учителя между ног есть кран», – выпалила она после этого.
Я:
– Нет, ну что за дура набитая!.. Подумаешь, великое открытие сделала!..
Ценци:
– «Он тебе его показал?» – спросила я её.
«Да», – ответила она. Она никакого понятия не имела, что это было такое. И она мне сказала, что учитель тёр её этим краном между ног и вставлял между титек, затем он пообещал ей поставить пятёрку с плюсом, и затем из его крана вытекло очень много воды.
Я:
– Нет… ну надо же какая дурында… вот недотёпа-то.
Ценци:
– Однако когда я ей растолковала что к чему, она в один миг поумнела.
Я:
– Каким образом?
Ценци:
– Потому что тут же мне заявила, что ей, дескать, до фонаря, как там всё это называется, но если ей не нужно будет больше учить уроки, то она позволит учителю сношать себя столько раз, сколько тот пожелает.
Я:
– Ну, а ты что?
Ценци:
– Я про себя подумала, что тоже могу этим с толком воспользоваться.
Я:
– И как же сложились обстоятельства у тебя?
Ценци:
– Ну, у меня в ту пору тоже уже были груди, правда, совсем-совсем малюсенькие…
Я:
– И ты их ему показала?
Ценци:
– Да… когда он в очередной раз хотел мне помочь и поддержал под мышки, я сказала ему, «простите, пожалуйста, господин учитель, но я ужасно боюсь щекотки»… И тогда он взял меня за грудь…
Я:
– Ну, он, верно, догадался, что это значит.
Ценци:
– Полагаю, что так. Он на меня, знаешь ли, сразу так посмотрел… я рассмеялась, и тогда он сказал мне: «Ты можешь остаться после занятий на дополнительную тренировку по гимнастике».
Я:
– Я именно так и подумала.
Ценци:
– Когда все разошлись, я осталась в тёмной раздевалке одна, тут он подошёл ко мне, слегка прикоснулся к обеим грудям и спросил: «Тебе нравится заниматься гимнастикой?» – «Да, господин учитель», – ответила я и покрепче прижала его ладони к себе.
Я:
– Тут он, видимо, все сообразил…
Ценци:
– Да. Он без промедления забрался мне под рубашку и спросил: «Для чего это, вообще, служит?»
Я:
– И что же ты ему ответила?
Ценци:
– Я до поры до времени прикинулась дурочкой и сказала: «Не знаю…»
Я:
– Тогда он, надо полагать, решил воспользоваться случаем.
Ценци:
– После этого он взял мою руку и сунул себе в ширинку… и я поймала его карандаш, стоявший уже как свеча наготове. Тут он спросил меня: «Что это такое?»
Я:
– Хороший экзамен. Ты его выдержала?
Ценци:
– Да, я сказала, что это у господина учителя его член.
Я:
– Браво! Такой ответ заслуживает пятёрки.
Ценци:
– Он спрашивает дальше: «Для чего он используется?»
Я:
– Ты ему, надеюсь, сказала?
Ценци:
– Ну, разумеется, «он используется для того, чтобы мочиться и совокупляться», – ответила я, и тут он совершенно сошёл с ума.
Я:
– Могу себе представить. С тобой всё происходило совсем иначе, чем с той глупой курицей.
Ценци:
– «Ну», – заявил он, – «если ты хочешь получить пятёрку с плюсом, позволь мне тебя отсношать… хочешь?.. – „О да, очень хочу“, – промолвила я в ответ, – „но пятёрка с плюсом мне не нужна“. – „А что же тогда?“, – в крайнем изумлении спросил он… „Деньги“, – сказала я после этого, – „один гульден“. Он просто оторопел от неожиданности. „Я должен дать тебе деньги?..“ – „Да“. Я рассмеялась ему в лицо. „За что же?“ – спросил он и отпустил меня. Однако я продолжала держать подол рубашки задранным, демонстрируя ему свои прелести, и при этом очень дерзко заявила: „За что? Ну, за то, что господин учитель меня отсношает и чтобы я никому об этом не рассказала“.
Я:
– Это его убедило?
Ценци:
– Вполне… и он без промедления начал меня обрабатывать. Для начала он попробовал, не удастся ли ему вставить мне внутрь. Но из этого ничего не вышло, и он обошёлся внешним контактом.
Я:
– Потом ты часто ещё бывала в гимнастическом зале?
Ценци:
– Ну конечно… и в рот я брала у него, а он давал мне за это только пятьдесят крейцеров.
Я:
– А как ты потом в центр города перебралась?
Ценци:
– Только благодаря Рудольфу.
Я:
– Он-то, конечно, разбирается, что к чему.
Ценци:
– Да, он сказал, что в предместье мы никогда гешефта не сделаем, и привёл меня сюда.
Я:
– И я тоже здесь.
Ценци:
– Да… он всегда говорил… что Пеперль… та что-нибудь заработать сумеет, если будет смышленой.
Я:
– Меня бы такое положение, думаю, устроило.
Ценци:
– Ну, ты же сама видишь, дела идут неплохо.
Я:
– Да, так бы всегда шло.
Ценци:
– А сколько ты заработала?
Я:
– Погоди! Два гульдена в подъезде, пять гульденов дал старик… десять гульденов сейчас, пять гульденов у фотографа… два гульдена я должна отдать старухе, стало быть, в итоге остаётся двадцать гульденов. Ну, отец глаза вытаращит, когда я принесу домой такую уймищу денег.
