Жест Лицедея (СИ) - Моури Эрли

— Вытащи! — выкрикнула она, тоже ощущая мое запредельное состояние.

Я выдернул. Ведьма повернулась, с жадностью хватая его губами. Хотя несколько запоздав. Измученный воин уже щедро стрелял на нее и на постель.

Через несколько минут мы отдышались. Наташа оторвала голову от моей груди и сказала:

— Я знаю, что это ты. Поняла, раньше, чем ты подошел к моему столику.

Вот так!.. Вот вам и сюрприз. И разгадка почему она себя так повела. На сердце стало так тепло и приятно! Она уже простила меня, иначе постельного безумия не случилось бы. Как хорошо, что ее запредельная вспыльчивость соединялась с быстрой отходчивостью.

Раньше, чем я успел что-либо сказать, она прижалась ко мне и заплакала.

— Наташенька, — я повернул ее к себе, чтобы видеть лицо, немного измазанное спермой. Вытер ее краем простыни. И дальше… Дальше я не знал, что говорить. Вмиг будто все мысли, все слова, которые я собирался донести до нее растворились.

— Ты дурак! Ты просто дурак! — рыдала она. — Я тебя люблю! Понимаешь?!

— Но я же идиот и урод! — мне захотелось смеяться. От радости.

— Поэтому и люблю! Меня расстраивает, что ты становишься красивым. Раньше ты был лучше, — она коснулась пальцем моего уха и, всхлипнув, улыбнулась. — Я не люблю красивых мальчиков. Ты для меня всегда ты был самый лучший! Скажи теперь, что ты тоже меня любишь! Говори, иначе я умру!

— Я тебя очень люблю! Наташ, дорогая, это даже не обсуждается. Очень, очень тебя люблю! — поцеловал ее в губы. — Скажи правду, ты изменяла мне за эти дни?

— Только с магистром, — почти сразу ответила она. — Мне очень захотелось. А он старый, некрасивый, мне захотелось попробовать.

— Моя хорошая, ты растешь развратной шлюхой. И я почему-то тебя от этого люблю еще больше, — я почувствовал, что член снова наливается силой, но это сейчас было совершенно не в тему. Нам очень нужно поговорить о самом важном — о нас. Я сказал: — Мама очень расстроена. Переживает за тебя и просто сходит с ума. Наташ, ты только подумай: она мне сказала даже, что ей жить не хочется. Зачем ты убежала? Мы же друг другу не враги. Ты, мама и я. Мы самые близкие люди. Могли обо всем этом поговорить дома.

— Не могли поговорить. Я хотела вас убить, — отозвалась она, отвернувшись. — Могла так сделать, если бы задержалась еще на минуту.

— Наташ, я очень тебя понимаю. Это очень больно видеть, больно такое принимать. Но подумай, ты же делаешь это с магистром, изменяя мне, и, наверное, даже с Лавриком. Просто прими это: мы так странно устроены. Давай не будем мучить друг друга этим вопросом? — я погладил ее волосы.

— Лаврик вообще не в счет. Он просто часть меня. Все остальные мне безразличны. Все, кроме тебя. Я так хотела, чтобы ты был только моим, как Лаврик, но ты меня предал, — говоря это она уже не злилась, лишь выражала сожаление. Такое горькое, что и мне стало горько на душе — уж ведьма умела передавать эмоции почти не говоря ничего.

— Ты не сможешь понять, что это значит для меня, — продолжила она. — Я тебя все равно буду любить, но ты уже никогда не заменишь мне Лаврика. Саша… Ты сломал все прежнее…

— Но, я не хотел быть Лавриком, — возразил я. — Я же человек, и к тому же…

— Все, не будем больше об этом! — резко перебила она. — Ты не сможешь понять меня, и никто не сможет. Для вас всех это бессмысленно.

— Давай просто будем любовниками. Разве это плохо? — осторожно предложил я.

— Ты будешь с мамой, и еще тайком со мной? — она усмехнулась.

— А ты с вессом и тайком со мной, — в ответ я слабо улыбнулся.

— В этом меня только привлекает слово «тайком». Наверное, потому что я не хочу жить по правилам этого мира. Впрочем, я не хочу вообще жить по правилам, — она смотрела на меня своими очень красивыми синими глазами, и сейчас они казались очень взрослыми.

— Ты настоящая ведьма. Сколько в тебе всего непонятного, — я поцеловал ее в щечку.

— Мне завтра нужно быть у магистра. Не думаю, что я буду долго учиться там, но появиться завтра я должна, — известила она.

— Давай тогда пойдем домой? Мама очень обрадуется, — предложил я. — И заночуешь нам на радость в своей комнате.

— Хорошо, — согласилась она. — Я очень люблю маму и не хочу ее мучить. Только давай насытимся сначала друг другом, — Наташа нежно и сильно сжала мой член. — До вечера много времени.

Глава 24. Проход мертвых

В эту ночь я лег спать один и, представьте себе, вполне довольствовался одиночеством — приятным покоем после недавних потрясений.

Еще для меня стало радостью, что Ирина хотя бы немного успокоилась. Я видел, как она говорила с дочерью в своей комнате. Разговор вышел у них тихий. Такой, когда близкие люди не усердствуют доказать что-то, а стараются спокойно объясниться, понять друг друга. Умение объясняться даже в самой сложной ситуации без нервных всплесков — очень важная, дорогая мне черта в характере Ирины Львовны. Очередной раз убеждаюсь, что она — настоящая графиня, с той самой важной статью, сдержанностью, разумностью. Я дважды заходил в покои Иры, думая покурить рядом с ней и может как-то оказаться полезным в их примирении. Но мои слова оказались не востребованы, и это тоже хороший знак.

А после полуночи меня ждал сюрприз: дверь в мою комнату тихонько открылась, вошла сестренка. Юркнув ко мне под плед, шепнула:

— Хочу просто полежать с тобой. Мне не спится.

Я обнял ее и она, точно маленькая, вскоре засопела, уснула. Я же долго не спал, думая, что Ирина может встать раньше нас и заглянуть в мою комнату. Конечно, теперь видеть дочь в постели сводного брата, не станет для нее шоком, но все-таки очень не хотелось лишний раз мотать друг другу нервы.

Проснулся я в начале восьмого. Наташа спала крепко, чуть посапывая, как нежная кошечка, прижавшись ко мне. Я осторожно убрал ее руку, встал, накинул халат и вышел в туалет. А на обратном пути встретился в коридоре с Ириной.

— Она у тебя? — сразу спросила полушепотом графиня.

— Да. Пришла потому, что не могла уснуть. Мы просто спали, Ир, — начал оправдываться.

— Мы с тобой тоже просто спали, — она вдруг обняла меня и положила мне голову на грудь так, как она обычно это делала последние дни.

— Ты хоть немного отошла от вчерашнего? — я погладил ее волосы.

— Да. Только очень немного. Теперь все больше думаю, что я слишком старая для тебя. Это так печально, — она отступила на шаг. — О том, что у тебя с Наташей вообще стараюсь не думать. Это невозможно. Я просто не выдержу мыслей об этом.

— О Наташе думать надо. Например, о том, что ей сегодня уезжать после обеда. Ведь мы — одна семья, — сказал я, сунув руку в карман и сожалея, что выложил сигареты из халата.

— Да, мы семья. Такая семья, что в голове не помещается, — она направилась по коридору дальше. Обернувшись, добавила: — Я в ванную. Встретимся за завтраком. Есть у меня кое-какие мысли, после разговора с Денисовой. Это уже мне ночью в голову пришло. Кстати, тоже из-за бессонницы. Почти до утра не сомкнула глаз.

— Нужно было прийти ко мне, — ляпнул я, не подумавши.

— Дурная шутка, Саша, — видно она на последнее рассердилась и быстро пошла по коридору к ванной.

Перед самым завтраком, когда я уже спускался по лестнице, случилось нечто неожиданное. Я услышал голос Весериуса, как всегда беззвучный:

— Ну как тебе? Мама или Наташа, кто лучше в постели?

— Сука! Не подеъб…й! — он меня сразу разозлил. В умении сказать едкую глупость он тоже магистр.

— Ладно, успокойся. Я к тебе вовсе не по половым вопросам. Я как Хранитель рода пожаловал, — со смехом сообщил он.

— Что надобно гребаному Хранителю? Где ты все это время околачивался, когда был так нужен? — идти сразу в столовую и одновременно вести беседу с этим засранцем я не мог, поэтому свернул в гостиную.

— А ты маленький мальчик? Тебя до сих пор за ручку надо? Хватит, что я и без того за тобой приглядываю, — его беззвучный голос теперь доносился будто откуда-то с потолка. — Да, кстати, мне понравилось, как ты с Троцкой. Надо было ей еще в задницу засадить. Готов поспорить там еще никто не был. Разве не приятно стать первым?