Перепрошит тобой (ЛП) - Хайд Жаклин

Облегчение охватывает меня, потому что я чувствую то же самое, мне нужно прикасаться к нему, и я провожу ладонями вверх по его груди.

— Нет, он не сделал мне больно. Он хотел знать, когда свадьба.

— Я бы тоже хотела это узнать, — раздается знакомый женский голос.

Я поворачиваюсь в его объятиях и едва сдерживаю визг при виде Обри, идущей по коридору к нам в прекрасном синем платье с драгоценностями того же цвета на шее.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спрашиваю я, неловко бегу к ней на каблуках, прежде чем схватить ее в крепкие объятия и приподнять от пола.

Она отвечает мне тем же, и я морщусь, опуская ее обратно.

— Ай, Вампирелла, не так сильно, — я хриплю, когда ее объятия быстро становятся болезненными.

— О боже, я сделала тебе больно? — она тут же смягчает хватку, отодвигает меня и осматривает с ног до головы.

Я встречаю ее взгляд, и моя челюсть отвисает.

— Чувиха. У тебя глаза красные.

Обри кивает, ее алые губы расплываются в широкой улыбке, а на лице сияет восторг, делая ее сверхъестественно прекрасной.

— Я знаю! Это так круто! Смотри, я превращаюсь в вампира, но, типа, я спокойно могу выходить на солнце, — говорит она, демонстративно шевеля пальцами. Я ахаю, когда ногти удлиняются, словно когти.

— Прямо как в том фильме о Росомахе⁶², — говорю я, легонько касаясь одного, прежде чем убрать руку.

— Скажи!? Пока что это самая крутая вещь, которую я умею, но Влад говорит, что позже у меня могут появиться еще суперспособности, — говорит она и сжимает пальцы, чтобы когти втянулись.

— Полагаю, теперь ты и правда Вампирелла, да? — говорю я ей, и счастье переполняет меня от того, насколько она, как я вижу, счастлива.

— Где Влад? — спрашивает Фрэнк, внезапно напоминая о своем присутствии.

— Он где-то здесь. Не умолкал о каком-то странном запахе, который учуял, как только мы сюда попали, — бормочет Обри.

— Как ты вообще сюда попала? — спрашиваю я, зная, что рассказала ей об этом событии только вчера вечером. Я решила, что если у Фрэнка будут ко мне претензии за это, то и пусть. Одна вещь, которую я никогда не стану делать, — это скрывать что-то от нее, даже если она не рассказала мне о поступке Фрэнка. Зная Обри, она, вероятно, просто испугалась и хотела уберечь меня.

— Мы прилетели на джете сегодня рано утром, потому что я не умолкала об этом, а Влад хотел сделать меня счастливой. О боже! Только посмотри на себя, — говорит моя лучшая подруга и прищуривается, когда осматривает меня с отвисшей челюстью.

Она берет меня за плечи, и ее красный взгляд сменяется обычным синим оттенком, прежде чем глаза наполняются слезами. Она снова обнимает меня, на этот раз, к счастью, гораздо нежнее.

— Слава богу, у тебя не кровавые слезы. Ладно, а почему ты плачешь? В чем дело? — спрашиваю я, переминаясь на каблуках, пока она обнимает меня.

— Ну, ты же его пара, да? Это самое крутое, что могло случиться, Берни, боже мой, у меня наконец-то будет с кем поговорить об этом. О боже, мы и правда будем подругами навечно, — говорит она смеясь, но затем снова начинает рыдать.

Мои глаза расширяются от шока, я неловко похлопываю ее по спине в утешении.

Пара?

— Пара? — я смотрю на Фрэнка и качаю головой, давая понять, что мы обсудим это позже.

— Я так переживала! Влад ведь такой старый, знаешь ли, и он говорит, что вскоре я, по сути, стану бессмертной. О боже, Берни. Я не хотела быть бессмертной без тебя, а теперь не придется, — рыдает она.

Суперспособности и бессмертие звучат круто, не буду врать, но ему следовало сказать мне об этом раньше. Через меня прокатывается волна решимости, и я понимаю, что она не моя. Пока Обри переживает свои маленькие эмоции, я прижимаю руку к животу. Пока изумление течет по мне, я каким-то образом чувствую внутри эмоции Фрэнка, и там же есть ощущение покоя и утешения, плотно свернутое, но самое явное из всех — решимость. Это, на самом деле, довольно приятно.

Наши взгляды встречаются, и на его лице мелькает тень уязвимости, прежде чем он поворачивается к моей подруге.

— Обри, рад видеть в добром здравии, — говорит Фрэнк, приподнимая бровь при виде ее трансформации, пока я с трудом отлепляю ее от себя.

Я беру ее за руки и улыбаюсь тому, что она осталась собой, но выглядит более сияющей. Ее волосы ярче, а кожа словно светится изнутри. Она выглядит потрясающе.

— Если ты когда-нибудь причинишь ей вред, я прикончу тебя, — рычит она в ответ Фрэнку, превращаясь из красавицы в фурию за доли секунды.

Я удивленно моргаю, но у меня нет времени среагировать на ее вампирскую выходку, как она уже снова обвивает меня рукой и притягивает к себе.

— Он сделал тебе больно? — шепчет она мне прямо в ухо, не открывая рта.

— Нет, — фыркаю я со смехом.

— Обри? — доносится из дальнего конца коридора характерный румынский акцент.

Я наклоняю голову, все еще в объятиях Обри, и вижу Влада, приближающегося по коридору в черном костюме и галстуке, его взгляд прикован к ней, и за ним следует целая свита.

— Смотри, кого я нашел, — говорит он, кивая за спину и улыбаясь ей.

Обри отпускает меня, чтобы встретить его, а я морщусь, разглядывая людей, идущих за ним, и замечаю, насколько неестественно землисто выглядит их кожа в вечерних нарядах, а глаза запавшими.

— Эй, а это разве не мистер Джекман? — спрашиваю я, узнавая его в конце группы.

— Он самый, — откликается Ребекка, появляясь позади с Бруно и недовольным Неро.

Я наблюдаю, как Неро направляется к репортеру, все еще лежащему на полу, и подхватывает его за шиворот. Тот стонет, когда его уносят.

— От них странно пахнет, и их сердцебиение совсем не такое, каким должно быть, — объявляет Влад, обвивая рукой талию Обри в ту же секунду, как оказывается рядом с ней.

— Цепеш собрал всех зараженных людей. Хорошая работа, команда, — говорит Микаэль в наушнике, напоминая, что он все еще у меня в ухе.

Микаэль говорил перед приездом, что как только мы соберём всех, кто принял формулу, её можно будет извлечь, и люди ничего не вспомнят. К счастью, у Talbot теперь куда более надёжная инфраструктура, так что взломать её и мне бы не удалось — формула действительно в безопасности.

Я наклоняю голову, извлекаю наушник и протягиваю его Фрэнку, потирая руки, пытаясь избавиться от адреналина, все еще бушующего во мне. Что за гребаный день выдался.

— Ого, от них и правда странно пахнет, — бормочет Обри, прикрывая нос рукой.

— Отведёшь их через чёрный ход? У Микаэля уже готов фургон, — говорит Фрэнк Владу, и тот кивает.

Из соседнего зала все еще доносятся голоса, напоминая мне, зачем мы здесь.

— Ты пропустишь свою речь, — напоминаю я ему.

— Нахуй речь, — говорит Фрэнк, кладя руку на мою талию и притягивая к себе.

Прилив бабочек наполняет живот, мурашки пробегают по коже везде, где он касается, и меня накрывает стремительная волна его собственничества.

— Не думай, что я забыл о твоем поступке, Фрэнк. Ты у меня в долгу, — говорит Влад, хмурясь на него и защитно прижимая к себе Обри.

— Я считал, что яхта и поездка на Мальдивы были отличным извинением, — говорит Фрэнк, успокаивающе проводя рукой по моей спине.

Я хмурюсь, вспоминая, как несколько месяцев назад Обри звонила мне в возбуждении, потому что они с Владом выиграли оплаченный отпуск на Мальдивы, но я не знала, что Фрэнк имел к этому отношение, или что он подарил им гребаную яхту.

Влад пожимает плечами и сужает глаза в подозрении, прежде чем кивнуть.

— Пойдем, Обри?

— Мы возвращаемся в замок, остановишься у нас на пару дней? Тебе тоже стоит приехать, Фрэнк. Я знаю, ты не сможешь держаться от нее подальше, раз уж она твоя пара и все такое. Просто напиши мне, Берни, — говорит Обри, притягивая меня к себе для очередного объятия.

Я крепко обнимаю ее в ответ, слегка морщась, когда ее хватка снова становится слишком сильной, и машу на прощание, когда она уходит с Владом.