Перепрошит тобой (ЛП) - Хайд Жаклин

— Что именно мне нужно сделать? — спрашиваю я Микаэля.

Мы с Фрэнком можем обсудить, зачем он отключил камеры, позже, когда вокруг не будет лишних ушей.

Его взгляд становится жестче, он поджимает губы, но не протестует и не оспаривает моего участия снова, и я понимаю, что, возможно, у нас действительно есть шанс, даже когда на меня ни с того ни с сего накатывает волна беспокойства.

Я смотрю на Фрэнка, его ноздри раздуваются, и я замечаю, как он снова стискивает зубы. Я могу представить, что он переживает: Микаэль ясно дал понять, что я должна ехать, и Фрэнк явно борется с собой.

Я практически чувствую это, просто глядя на него. Он не хочет, чтобы я ехала, ни капли.

Волна нервозности прокатывается по мне, когда наши взгляды встречаются, и до меня доходит, что происходит.

Приходит ясность, мои глаза расширяются в шоке.

Эти эмоции — не мои. Это чувства Фрэнка.

Глава 31

ФРЭНК Н. ШТЕЙН



Энергия начинает бурлить в грудине, когда я ловлю взгляд Бернадетт. Я не могу позволить ей сделать это. Если с ней что-то случится…

Мысль о том, чтобы остаться в этом существовании без нее, открывает передо мной бездну пустоты. Если я потеряю ее, город никогда не оправится от взрыва моей силы. Я уже привязан к ней гораздо сильнее, чем к кому-либо прежде, и мысль о ее утрате рождает во мне зияющую пропасть отчаяния, подобную извергающемуся вулкану, изрыгающему разрушение.

— Успокойся, большой парень. Это будет весело, — говорит Бернадетт.

Мои брови взлетают, а уголки губ искажаются от презрения.

— Ничего весёлого в этом нет, и ты не пойдёшь. Ты можешь легко перегореть, такие светские мероприятия бывают чертовски напряжёнными.

Ее рыжие брови сходятся на лбу, и лицо заливается румянцем.

— Ты забыл, что у меня были уроки светского этикета с тех пор, как я научилась ходить? То, что я не люблю носить каблуки, не значит, что я не умею этого делать.

— Мы знаем, что Чарльз хранит список тех, кому ввели формулу, в своем личном телефоне. Он печально известен тем, что занимается бизнесом в нерабочее время, и только его секретарь имеет доступ к компьютерной базе данных. Маловероятно, что данные хранятся обычным способом, поэтому нам нужно, чтобы ты каким-то образом получила доступ к его телефону, — заявляет Микаэль.

— Я могу это сделать, — выдыхаю я. Если нам нужен кто-то для такого дела, пусть это будет кто-то другой. Не обязательно она.

Бернадетт приподнимает бровь, глядя на меня через стол.

— О, так ты умеешь взламывать мобильное ПО и устанавливать необходимое шпионское обеспечение, чтобы получить список без необходимости пользователю что-либо нажимать?

Мои челюсти сжимаются.

— Тогда кто-то другой, — бормочу я.

— Ты можешь запустить код на устройстве просто находясь поблизости? — спрашивает ее Микаэль.

— Конечно, могу, — она усмехается, словно то, о чем он говорит, — сущие пустяки.

Гордость наполняет меня вместе с изрядной долей уважения, пока они обмениваются словами и аббревиатурами, о которых я не знаю ничего, и беглый взгляд по комнате подсказывает, что команда тоже прониклась уважением к Бернадетт.

— Все состоится в «Пьере»⁵⁹, — объявляет Микаэль.

Оранжевый цвет начинает заволакивать мое зрение, а в животе закручивается горячее, судорожное ощущение. Желание прикоснуться к ней, заявить на нее права и ускорить образование связи, пронзает все мое существо.

— Погоди, «Пьер»? О боже, мы пройдем по красной дорожке? — Бернадетт ахает.

Глаз начинает подергиваться при мысли о том, что мне придётся стоять столбом, пока она будет проворачивать свою секретную операцию, чтобы забрать формулу у людей.

— О боже, я должна сказать Обри. Она никогда не простит меня, если я не скажу. Мне понадобится мой телефон. Я могу использовать вредоносный тег вместе со всеми необходимыми кодами для взлома, чтобы никто не заметил, — говорит она, и в ее голос просачивается возбуждение.

За столом поднимается шум — все обсуждают, что хотят внедрить, а у меня в висках начинает пульсировать боль, руки сами собой сжимаются в кулаки.

Чем дольше они говорят, тем очевиднее становится, что она, возможно, права, утверждая, что только она может выполнить эту работу, и у нас нет времени искать кого-то со стороны.

Она должна пойти.

Это осознание означает, что у меня нет выбора.

Я поднимаюсь на ноги.

— Закройте за собой, — бросаю я им, сытый по горло их присутствием.

Оказавшись рядом с Бернадетт, я вытаскиваю ее из стула, игнорируя ее протесты, в то время как внутри меня взрывается чувство собственничества.

— Эй! — кричит она.

Я перекидываю ее через плечо, внутренне усмехаясь тому, как ее возмущение заглушает ворчание Микаэля о необходимости соответствующего планирования. Это может подождать.

Все они могут. Завтра утром будет более чем достаточно времени, чтобы снова обсудить план, если Микаэль так озабочен. Сейчас же есть другие, более важные дела.

— Ладно, похоже, мы уходим, — бормочет Бернадетт у меня над плечом, пока я выношу ее из комнаты.

Бруно свистит, и я слышу тихий смешок Микаэля, но не обращаю на них внимания.

Я поднимаюсь наверх, пока она трещит о бессмысленных вещах, запланированных на завтра, а мой разум лихорадочно ищет способы ускорить укрепление связи.

Самое очевидное решение — трахнуть ее до беспамятства. Жажда вырывается из-под контроля, подстегивая желание подчинить ее себе, но сильнее этого — охватившее меня чувство собственничества, которое жаждет отдать ей часть себя, чтобы сделать ее сильнее.

Связь между парами может усиливаться, чем дольше две стороны находятся рядом, и обычно это сопровождается непреодолимой жаждой совокупления для укрепления уз, но не все пары одинаковы. Неважно. Я сделаю все необходимое, чтобы увеличить ее шансы на бессмертие. Возможно, со временем Джекил сможет придумать что-то, чтобы усилить это состояние. Полная противоположность тому, о чем я просил его изначально.

— Ты меня слушаешь? — спрашивает она, когда мы на полпути по лестнице.

— Конечно, слушаю, — лгу я, поправляя хватку на ее ноге и проводя пальцами опасно близко к стыку бедер.

Она взвизгивает, но по связи протекает ощущение возбуждения.

Быстро добравшись до нашей комнаты, я захлопываю за нами дверь, окидываю взглядом стены, зажигаю свет силой мысли и мягко опускаю ее на кровать.

— Это так круто, как ты это делаешь, — мурлыкает она, ее взгляд прикован к простой лампе на прикроватной тумбочке.

Она имеет в виду телепатическое включение света.

— Возможно, и ты скоро сможешь это делать.

Медно-красные волосы струятся по синим простыням, словно река лавы. Это не один оттенок, а смесь цветов, где отдельные пряди ловят свет, как отполированная латунь. Ее выразительные зеленые глаза прикованы ко мне, я скольжу взглядом по пышной, соблазнительной фигуре, отмечая, как свет ложится на мягкие изгибы ее тела.

Я снимаю с ее лица голубые очки и кладу рядом с лампой, пока потребность прикоснуться к ней граничит с одержимостью, и достаю баночку с зельем, чтобы подготовить ее тело к моему вторжению. Каждая клетка моего существа вибрирует от жгучего, неотложного желания обладать ею.

Она пожирает меня взглядом с кровати, зрачки ее расширяются, когда я срываю с себя футболку и подхожу к ней с обнаженным торсом.

Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к ней, скольжу ладонями по каждому доступному дюйму ее кожи с края кровати и быстро освобождаю ее от одежды. Мой член твердеет.

Внезапно ее рука ложится поверх моей, останавливая движение к самой женственной ее части.

— Знаешь, я никогда не испытывала таких чувств к кому-либо, и мой опыт с мужчинами был далеко не самым удачным

Я замираю и говорю ей первую правду о себе, которая приходит на ум.

— Я не обычный мужчина, Бернадетт.