Неписанная любовь (ЛП) - Ашер Лорен

Или я на это надеюсь.

— Хорошо. Хорошо. Я скажу ему после следующих выходных.

Этот мини-Лопес станет моей погибелью, потому что если Рафаэль груб по краям и держит свое сердце за ледяной стеной, то Нико носит его гордо на рукаве, чтобы все видели.

Я сделаю все, чтобы защитить его и свое сердце, даже если для этого придется дать обещание хранить секрет, который не должен быть моим.

Глава 3

Рафаэль

Мне не нравится, когда кое-какая няня находится в моем личном пространстве и вмешивается в мою повседневную жизнь, но ради Нико я готов пойти практически на все. Хотя я мог бы легко воспитывать сына с помощью своей семьи, Нико нужна материнская забота в его жизни.

Ему нужна Элли, как бы мне ни было неприятно это признавать.

Я напоминаю себе об этом, прислонившись к стене напротив двери в спальню сына и глядя на часы Richard Mille, раздражение от которых растет с каждой секундой. Назойливые бриллианты на циферблате сверкают, пока маленькая стрелка тикает в направлении к цифре десять.

Обычно я не так строг ко времени отхода ко сну, но в последнее время Нико ведет себя более раздражительно, чем обычно, и виновата в этом только его светловолосая няня, нарушающая комендантский час.

Ее мягкий смех доносится через дверь и по коридору, а вскоре за ним следует воздушное хихиканье Нико. Этот душевный звук, исходящий от моего сына, — единственная причина, по которой я нанял человека, не имеющего опыта работы с детьми и склонного сводить меня с ума.

Когда Хиллари ушла более двух лет назад после того, как я подал на развод, Нико начал меняться. Его переменчивое настроение и раздражительность, хотя и понятные, были невыносимы, особенно когда я чувствовал свою ответственность.

Это я подал на развод, и хотя Нико никогда не винил меня в том, что его мама ушла, я не могу не думать, что он так считает.

Наши отношения стали еще более напряженными после того, как восемнадцать месяцев назад он узнал о своем диагнозе «пигментный ретинит». Постепенно его состояние стало трудно игнорировать, поскольку зрение ухудшилось, и он начал отдаляться от всего, что любил, — друзей, семьи, музыки и меня.

Музыка всегда была для Нико отдушиной, поэтому в отчаянной попытке помочь ему я почти год назад оплатил уроки музыки в «Сломанном Аккорде». Поначалу Нико не давал мне покоя. Он был тихим и немотивированным и отказывался брать в руки инструмент, но с помощью Элли он постепенно раскрылся.

В течение четырех месяцев мне казалось, что у нас с Нико наконец-то все наладилось, но в начале года произошла еще одна неудача.

Я не могу преодолеть эту проблему, как бы ни старался. Спросив его, что не так, я ни к чему не пришел, а уступки его желаниям лишь временно ослабляют напряжение между нами.

Конечно, смена места нашей летней поездки с Европы на Гавайи, как того хотел Нико, вызвала у него улыбку и сказанное шепотом «спасибо», но хорошее настроение Нико длилось недолго.

По крайней мере, не со мной.

Элли отвлекает меня от моих мыслей, выходя из его спальни и тихонько закрывая за собой дверь, прежде чем прислониться к ней.

Ее лесные глаза закрываются, и она испускает тяжелый вздох. Ее длинные светлые волосы лежат на талии, а их цвет кажется скорее серебряным, чем золотым из-за лунного света, проникающего через окно.

Мне редко удается взглянуть на Элли так, чтобы она этого не заметила. Обычно она фиксирует каждый мой взгляд, улыбку и фразу, заставляя меня в последнее время чувствовать себя объектом исследования с этим ее дурацким счетчиком улыбок. Поэтому вместо того, чтобы сразу же заявить о своем присутствии, я долго разглядываю ее.

Элли не любит яркие аксессуары и одежду с дизайнерскими надписями, как, например, девятимесячная подружка моего кузена, Далия Муньос. Она также не из тех, кто следит за последними тенденциями в макияже или прическах, как Лили, другая сестра Муньос. На самом деле Элли отлично справляется с задачей скрывать свою индивидуальность, приглушая ее ограниченным выбором черной, белой и серой одежды. Я удивлен, что она не покрасила свои светлые волосы, чтобы соответствовать образу эдакой Барби, к которому она стремится, учитывая, что она предпочитает темные цвета.

Если бы не маленькие, изящные татуировки, разбросанные по всему телу, я бы счел ее настолько же интересной, как чистый холст.

Лжец.

Прекрасно. Она интересна, как холст, окрашенный только одним цветом.

Черным.

Глубокий, чернильный оттенок, подходящий к мрачной музыке, которую она включает поздно ночью, когда думает, что все уже спят. Она не знает, что я иногда слушаю ее из тени, но мне трудно сопротивляться тяге к ней. Ее музыка говорит со мной так, как никогда не скажут слова, и я не могу удержаться от того, чтобы не привязаться к ней в этом смысле.

Если дело только в музыке, как ты объяснишь, что тебя тянет к ней прямо сейчас?

Эта мысль выводит меня из оцепенения, и под моим ботинком скрипит половица, когда я выхожу из темного угла.

Глаза Элли распахиваются.

— Боже правый! Как долго ты там стоишь?

Несмотря на учащенное сердцебиение, я сохраняю спокойное выражение лица.

— Достаточно долго, чтобы заметить, что Нико уснул позже нужного времени.

Она встает во весь рост. Хотя она выше большинства женщин в городе, без обуви она доходит мне только до подбородка.

— Мы занимались с ним по Брайлю.

— Удивительно, что вам удалось вообще что-то сделать, учитывая сколько вы смеялись.

Ее глаза сужаются.

— Уверена, что юмор для тебя — чуждое понятие, но люди обычно смеются, когда читают что-то смешное.

— Неужели, — отвечаю я равнодушным голосом.

Что бы она ни собиралась сказать, ее прервал зевок.

— Это мой сигнал идти спать, — она пытается пройти мимо меня.

Не задумываясь, я вцепляюсь в ее локоть, прежде чем она успевает обойти меня. Тепло ее кожи просачивается сквозь тонкий барьер моей, посылая волну жара по моей руке.

Мне хочется стряхнуть ее и убежать от этих ощущений, но я продолжаю крепко держать ее, спрашивая:

— Как дела?

— Что? — она смотрит на мурашки, появляющиеся на ее коже.

Я отпускаю ее и делаю длинный шаг назад.

— Как у него дела с практикой по Брайлю?

— О, — она качает головой. — Хорошо, хотя, к сожалению, он унаследовал от тебя свое нетерпение.

Я смотрю на нее.

— Он против?

— Немного, но мы работаем над этим. Знаешь, если у тебя будет свободное время, тебе не мешало бы потренироваться с ним.

От постоянного страха у меня сводит живот, и я тону в негативных мыслях. Я очень старался заниматься с Нико, но за последние несколько месяцев мой сын постепенно закрылся от меня, и я не могу понять, почему. Что-то изменилось после каникул, и никакие попытки выяснить причину не помогают.

Ты мог бы спросить Элли, что она думает. Я отбросил эту мысль. Она не поймет, ведь у них с Нико совсем другие отношения, которые я одновременно люблю и ненавижу.

Я завидую той беззаботной и легкой связи, которая есть у Элли с моим сыном. И хотя я знаю, что несправедливо винить ее в их связи, я ничего не могу с собой поделать.

У Элли есть то, что я хочу. Нико с удовольствием проводит с ней все свободное время, в то время как меня он отталкивает без всякой задней мысли, заставляя чувствовать себя бесполезным и подавленным — две эмоции, которых я десятилетиями пытался избежать.

— Почему бы тебе не присоединиться к нам завтра во время вечерней сказки? — спрашивает она своим нежным голосом, который угрожает пробиться сквозь мою защиту.

— Нет, — я выгляжу еще большим засранцем, чем обычно.

— Почему нет? — то, как она смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя неловко, но не из-за того, как она это делает, а скорее из-за того, что она может увидеть, если будет смотреть достаточно пристально.