Жозефина Мутценбахер - История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой
– Я не решусь на такое, – заявила я.
– Да пустяки, он не посмеет ничего тебе сделать, – втолковал он мне. – Он же сам направил тебя ко мне.
Мы спокойно лежали рядом друг с другом. Я ждала.
– Итак, если он тебя спросит, отпудрил ли я тебя, ты отвечай утвердительно, – произнёс он снова.
Я удивлённо спросила:
– А разве вы не будете меня сношать?
– Нет, – отмахнулся он, – я только что перед этим любовницу отсношал, дважды… у меня сил больше нет.
– Только и всего-то… – Я ухватила его за иссякший шланг. – Эта беда поправимая…
– Так ты действительно хочешь?
Он взял меня за грудь.
– Я, во всяком случае, была бы не против, – молвила я в ответ.
– Ну что ж, я не уверен, однако попробую.
– Может, мне его в рот взять? – предложила я.
– Погоди, – я покажу тебе кое-что такое, что не оставит тебя равнодушной.
Мне пришлось лечь на него, однако, головой к ногам. В такой позиции мне представилась возможность вплотную заняться попытками, реанимировать его безжизненный стебель, в то время как он прижал губы и язык к моим срамным губам.
Эта парная работа была ещё для меня в новинку, но она показалась мне исключительно выгодной. В то время как я безуспешно трудилась над его утратившим прежнюю силу жезлом, он вылизывал меня так, что на меня каждое мгновение накатывало. И я тем более охотно держала во рту этот кляп, поскольку он не позволял мне кричать и стонать во весь голос, что я бы от блаженства наверняка делала, но из-за отца делать не могла.
Мои усилия дали свои результаты. Рудольф тоже пришёл в возбуждение. И как только я заметила, что на его руинах вновь начинает расцветать жизнь, я развернулась и, поскольку он находился уже подо мной, по-кавалерийски оседлала его.
Мы оба сдерживали громкое сопение. Он оттягивал ударами во всю силу, и когда, в конце концов, брызнул, то так высоко подбросил меня, что я чуть не свалилась с кровати.
– А сейчас возвращайся обратно, – сказал он, когда всё было позади.
Мне было страшно, и я объяснила Рудольфу:
– Я боюсь…
– Не смеши меня, – заявил он, – пусть только попробует предпринять что-нибудь. Скажи ему, что он тебя сам послал.
Я на цыпочках проскользнула в комнату. Отец не пошевелился. Но когда я забралась в постель, он спросил:
– Ну, что там?
– Ничего, – чуть слышно сказала я.
– Что же там было? – продолжал он.
– Ничего, – откликнулась я.
– Так чего же он, собственно, от тебя хотел?
– Вы ведь, отец, сами догадываетесь… – ответила я.
– Он тебя сношал? – допытывался он.
– Да… но вы ведь меня сами послали.
– Он сношал тебя?
– Моей вины в этом нет… – утихомирила я его.
– Сейчас же иди сюда… – прикрикнул он на меня.
Я послушно переползла к нему в постель, под его одеяло.
– Что вы надумали, отец?
Он стремительно набросился на меня и разжал мне ноги. Я приняла его кол, который никогда ещё не был таким твёрдым.
– Примиритесь со случившимся, – сказала я, – мы с вами делаем это всякий раз, когда вам хочется, а этого субъекта я больше к себе не подпущу.
– Затки пасть, потаскуха! – прошептал он мне. – Ты же всего лишь потаскуха!
И с этими словами чуть не до самого горла бесцеремонно вогнал в моё тело свой хобот.
– Теперь он тебя тоже сношает… он тоже… – пропыхтел он при этом. – Может, он и в рот тебе вставлял?
– У меня подкатывает… отец… у меня подкатывает… у меня с вами подкатывает… – воскликнула я.
– Так он тебе в рот тоже вставлял?..
– Да… он мне всюду вставлял… – говорила я то, что он хотел слышать, – он мне и плюшку вылизал… ой, у меня подкатывает… быстрее… быстрее!
– С ним у тебя тоже подкатывало?
– Да… – я больше не стеснялась, – да… на меня несколько раз накатило.
И не успела я договорить эти слова, как он выстрелил мне заряд в матку.
Потом мы оба изнурённо заснули. На следующее утро речь о проишедшем больше не заходила.
Несколько дней спустя был праздник. Мой отец и Рудольф больше друг с другом не заговаривали. Рудольф спал, когда отец уходил на работу, а отец спал, когда Рудольф возвращался домой.
Так вот в этот праздник, когда мы только что отужинали, и отец ещё курил трубку, Рудольф вдруг появился дома. Была половина девятого, час, стало быть, для этого непривычный.
Он вошёл в комнату, приветливо поздоровался и поставил на стол две бутылки вина.
– Мир вам, господин сосед, – воскликнул он, – не выпить ли нам вместе вина?
Отец, который всегда охотно пропускал рюмочку, улыбнулся и сказал:
– Не возражаю.
А Рудольф многозначительно продолжал:
– Впредь никакой вражды между нами, так?
– Нет, – засмеялся отец, – никакой вражды… Вы имеете в виду из-за Пеперль?..
– Господин сосед, – воскликнул Рудольф, – вы лихой парень. Давайте повеселимся. С сегодняшнего дня я свободен от служебных обязанностей, устроим хороший вечер… Хотите?
– Согласен, – крикнул отец, и я подумала, было, о том, что предложение Рудольфа сводится к тому, что теперь меня собираются сношать оба.
Однако на уме у Рудольфа было совершенно иное.
– Вы позволите, господин сосед, представить вам мою, присутствующую здесь любовницу? – спросил он.
– Какую любовницу? – изумлённо спросил отец.
– Он дожидается сейчас в коридоре, – объяснил Рудольф.
– Ну, так пригласите её, пожалуйста… пусть войдёт, пусть войдёт.
Рудольф исчез и через минуту возвратился в комнату со своей любовницей. Её было на вид лет пятнадцать. Она была худенькой, с вздёрнутым носом, дерзкими глазами и широким ртом. Моё внимание привлекла только её грудь. При её худощавости она была на удивление большой и выдавалась далеко вперёд, упруго и крепко. И девица намеренно двигалась так, чтобы она подрагивала при каждом шаге.
Вечеринка началась. Рудольф был очень оживлён, и Ценци, как звали его любовницу, смеялась каждому его слову.
Отец тоже смеялся тем больше, чем больше пил, и все мы вскоре захмелели.
Вино подошло к концу, и тогда Рудольф обнял Ценци и взял её грудь в руку.
– Вот это грудочка, господин сосед, тверда как камень, – сказал он.
Ценци громко расхохоталась, а отец косо взглянул на грудь, которую Рудольф держал в руке.
– Да вы сами потрогайте, – подбодрил его Рудольф, – если нравится… я нисколечко не ревную, потрогайте же.
Отец не двигался. Рудольф оставил Ценци и подошёл ко мне.
– Конечно, у Пеперль, – сказал он, – тоже красивые твёрдые титьки… очень даже красивые… совсем такие же крепкие как у Ценци… – он, не стесняясь отца, взял меня за грудь. – Но они поменьше грудей Ценци и не такие остренькие… скорее округлые…
Ценци громко расхохоталась.
– Ценци, – предложил Рудольф, – покажи-ка хозяину свои титьки.
