Дикое желание (ЛП) - Робертс Тиффани

Тарген не замедлил шага, когда добрался до входа. Он ухватился за корень, наклонился вперед и протиснулся внутрь.

Подавляющая темнота внутри заставила его сердце учащенно биться — он не мог видеть ее, не мог видеть их рюкзаки, ничего не мог разглядеть. Когда зрение наконец привыкло, облегчение было настолько велико, что он чуть не упал в обморок. Юри лежала на замшелой земле примерно в том же месте, где он ее оставил, одетая в сухую одежду, со второй рубашкой, обернутой вокруг плеч.

Он заставил себя сделать несколько успокаивающих вдохов. Эмоции, всколыхнувшиеся в нем при виде нее, были мощными и сложными — гораздо более сложными, чем все, с чем он привык иметь дело. Обожание по-прежнему было самой сильной из них, но теперь к нему примешивались вина, сожаление, желание, озабоченность и сотня других вещей. Он думал, что она дает ему то простое ощущение жизни, которое он испытывал в бою, но это было гораздо больше, чем он мог выразить словами. Еще до того, как их похитили, Тарген чувствовал связь с Юри, такую же глубокую и мощную, как узы, которые обычно рождаются на поле битвы, когда он по пояс в грязи и крови посреди потока бластерного огня, криков и взрывов.

Тарген участвовал во многих боях, сталкивался со многими испытаниями — большинство из которых подвергали его жизнь реальной опасности, — но ничто не было так тяжело, как уйти от Юри. Ничто не было так трудно, как сопротивляться этой маленькой, хрупкой на вид землянке.

Я в порядке. Я выпустил часть ярости. Достаточно.

Он наполнил легкие еще одним глубоким вдохом и заставил себя задержать его на несколько секунд, пока усилием воли снимал напряжение в мышцах, сжимая и разжимая руки, разминая и расслабляя челюсть и поводя плечами. Он, должно быть, выглядел как последний дурак — голый в яме, согнувшийся, чтобы не удариться головой, разбрызгивающий воду по земле, пока пытался обрести хоть каплю внутреннего покоя.

Юмор этого образа не ускользнул от него и еще больше успокоил, и он выдохнул через нос, тихо хихикая.

Он нашел мокрую, сброшенную одежду на полу неподалеку и поднял рубашку, чтобы вытереть со своей кожи как можно больше влаги. Это было не особенно эффективно, но хоть что-то, и в ситуациях, подобных этой, что-то часто было лучшим, что можно сделать. Закончив, он повесил мокрую одежду — и полоски ткани, которыми обматывал ноги Юри, — на несколько обнаженных корешков у потолка. Либо они высохнут к утру, либо нет, но он точно сейчас не мог вывесить их на солнце.

Только тогда он позволил своему вниманию вернуться к Юри. Она все еще крепко спала, хотя и свернулась немного сильнее, чем раньше. Было ли это из-за холода или подсознательного страха и одиночества?

Его пронзил еще один укол вины — не то чтобы это адекватно описывало то, что обрушилось на него, подобно промышленному грузовому тягачу. Все стало только хуже от того факта, что при одном взгляде на нее его член снова запульсировал, несмотря на все, что произошло. Он опустил взгляд на свою эрекцию, на которую падало ровно столько света, чтобы пирсинг слабо поблескивал.

— Ты не помогаешь, — прорычал он шепотом.

Двигаясь так тихо, как только мог, он подошел к рюкзакам, присел на корточки и запустил руку в открытый. Он не сводил глаз с Юри, пока на ощупь пробирался через содержимое, вздрагивая при каждом малейшем звуке, который издавал. Хотя он и не мог этого объяснить, его инстинктивным побуждением было дать ей выспаться; по крайней мере, в этом он был ей обязан.

Наконец, после того, что казалось затаившей дыхание вечностью, кончики его пальцев коснулись толстой грубой ткани, которую он искал, — того же материала, что и брюки, которые он носил ранее. Он схватил ее и медленно вытащил, стиснув зубы, когда та зацепилась за другие предметы и оказала сопротивление.

И снова его мысли обратились к тому, как нелепо он, должно быть, выглядит — скорчившийся в темноте, с выражением сосредоточенности и настороженности на лице, пока пытается бесшумно достать брюки из сумки.

Было бы разумнее, если бы я пытался стащить ее нижнее белье или что-то в этом роде, не так ли?

Жар вспыхнул в его груди — и в паху.

Блядь! Выкинь эту мысль, черт возьми!

Он сильнее сжал челюсти. Это был не гребаный ночной рейд на вражеский лагерь, он просто пытался надеть штаны, прежде чем лечь с Юри. Почему он делал это таким ужасным, таким сложным? Ответ пришел к момент, когда штаны, наконец, освободились.

Тарген замер, и его сердцебиение внезапно стало достаточно громким, чтобы перекрыть барабанную дробь дождя. Он посмотрел слишком много тех вольтурианских драм, которые нравились Рази, для его же блага, они начали менять его образ мышления.

Потому что ответ, который пришел ему в голову, причина, по которой он придавал этому такое большое значение, причина, по которой он так усердно боролся со своими желаниями, чтобы обезопасить ее, был взят прямо из одного из тех сентиментальных шоу — он влюблялся в Юри.

Может быть, я уже влюбился.

На этот раз в его голове не было ни голоса несогласия, ни аргумента. Он поднял свободную руку и прижал пальцы к правому виску, проводя ими по шрамам сбоку головы. Его разум молчал, и он чувствовал странное оцепенение. Он никогда раньше не думал о любви. Даже видя, как Аркантус и Драккал нашли ее со своими парами-землянками, Тарген ни разу не подумал о таком для себя. Это казалось совершенно невероятным.

— Блядь, — прошептал он.

Он неуклюже расправил штаны, и в конце концов ему пришлось опустить задницу на землю, чтобы просунуть ноги в отверстия и натянуть штаны на ноги. Они казались еще уже, чем предыдущие, но он едва заметил. Когда они наконец были надеты — и его пульсирующий член был надежно спрятан — он придвинулся к Юри.

Нарастающее тепло исходило из центра его груди, прогоняя оцепенение. Хотя оно было связано с огнем похоти, это было не то же самое — это было еще глубже и таинственнее.

Он опустился позади Юри, которая лежала на боку, и придвинулся к ней вплотную. Продолжая двигаться медленно и нежно, он просунул одну руку ей под голову, а другую положил на живот.

Она пошевелилась, поворачиваясь к нему лицом, и прижалась к его телу.

— Тарген? — ее голос был прерывистым и хриплым со сна, и таким чертовски сексуальным. Она положила руку ему на грудь и медленно, глубоко вздохнула. Секунду спустя эта рука упала, и она снова заснула.

То, как она прижималась к нему, как будто во вселенной не было места безопаснее, чем в его объятиях, только усилило ощущение в груди Таргена.

Маленькая землянка действительно станет моей погибелью, и я даже не злюсь из-за этого.

Он ухмыльнулся. Все те большие, выносливые воины, которых он убивал на протяжении многих лет, вероятно, разозлились бы, узнав, что их одолел воргал, которого самого легко победила Юри — крошечная землянка, которая, вероятно, никогда даже не держала в руках настоящего оружия до катастрофы. Конечно, эти воины, вероятно, больше были бы больше расстроены тем, что они мертвы…

Тарген наблюдал за ней, пока меркнул свет, не отрывая глаз даже после того, как тьма поглотила все и скрыла ее из виду. Теперь, помимо галлюцинаторных рек, ему нужно было найти способ противостоять темноте — возможно, даже буквально нанося по ней удары. Было так темно, что у него чесались глазные яблоки, но дискомфорт был более чем справедливой платой за те краткие проблески ее, которые ему дарили редкие вспышки молний.

Блядь, я хочу эту землянку. Я хочу ее всю.

Он хотел овладевать ею снова и снова, пока они оба могли бы лишь лежать, измученные, издавая стоны и тяжело дыша. И даже тогда, исчерпав силы, он все равно нашел бы в себе желание и возможность сделать это еще раз. Но этому не суждено случиться.

Присоединился бы Тарген к Авангарду, если бы знал, что его Ярость превратится в ненасытного зверя, вечно рвущего проржавевшие цепи своей привязи? Избрал бы этот путь, поняв, что однажды лишится единственного, чего жаждал — нет, в чем нуждался — больше всего на свете?