Дикое желание (ЛП) - Робертс Тиффани

Что с ней было не так? Почему бы ему просто не… трахнуть ее? Она знала, что его влечет к ней. Она видела, как он смотрел на нее, как реагировало на нее его тело. Но он сдерживал себя. Почему?

Дрожа, Юри потерла руки и направилась к рюкзакам. Ее лоно было скользким, изнывающим от возбуждения, и она не могла забыть, как чувствовала его там, так близко к тому, чтобы полностью войти в нее, так близко к тому, чтобы заполнить ее.

Не помогает, Юри.

С рычанием она открыла одну из сумок и достала сухую одежду. Она натянула слишком длинные брюки и слишком просторную рубашку, накинула вторую рубашку на плечи, как одеяло, и села ждать возвращения Таргена.

Тяжелый шум дождя снаружи продолжался, теперь, когда она была одна, он стал громче и назойливее. Вспышки молний время от времени освещали внутреннюю часть убежища, всегда сопровождаемые сотрясающими землю раскатами грома, но время между вспышками и грохотом, казалось, увеличивалось, хотя и ненамного.

— Черт бы побрал этого твердолобого, самоуверенного, упрямого орка, — проворчала она. — Тебе лучше вернуться ко мне.

Точно так же беспокойство пересилило все остальные эмоции, бушевавшие внутри Юри.

— Пожалуйста, вернись, — прошептала она, прижимая ноги к груди.

Лес за окном постепенно темнел, а дождь не прекращался. Прошло совсем немного времени, прежде чем веки Юри опустились. Она изо всех сил старалась держать их открытыми, продолжать ждать, отказываясь уступать потребности своего тела, пока не убедится, что Тарген в безопасности, но ее борьба была недолгой. Сама того не желая, она легла и свернулась калачиком, подложив руку под голову.

Сон овладел ею.

ТРИНАДЦАТЬ

Глупо. Очень глупо.

Эти слова вертелись в голове Таргена с тех пор, как он покинул убежище, но он слышал их только сейчас — шум в его голове был слишком велик раньше, его мысли были слишком хаотичными и дикими. Не то чтобы он мог обдумать многое из того, что роилось в голове; это были инстинкты, побуждения, желания, и все это без особого участия сознательных размышлений.

Теперь он стоял перед деревом, дождь хлестал по его обнаженной коже, но это не помогало унять внутренний жар. Ствол перед ним был потрепан, его кора растрескалась, обнажив темную мягкую древесину. Вязкий фиолетовый сок сочился из трещин и медленными ручейками сбегал по коре.

Когда он подхватил Юри на руки и побежал от реки, он был обеспокоен самыми непосредственными опасностями — ударами молний и наводнениями. Он своими глазами видел разрушения, вызванные природной силой, и эти воспоминания были достаточно четкими, чтобы мотивировать его. Его единственной целью было доставить ее в убежище. Забота не распространялась на его собственное благополучие.

Он с рычанием потряс головой и плечами, разбрызгивая воду во все стороны. Свежие капли дождя мгновенно заполнили расчищенное пространство. Напряжение сковало его мышцы, и хотя сердцебиение замедлилось, оно все еще было быстрым и напряженным. Тупая боль пульсировала в костяшках пальцев, на которых красовалось несколько новых порезов, а яйца были тугими и неприятно полными, несмотря на то, что он подрочил, достигнув быстрой, неудовлетворяющей кульминации. Он все еще чувствовал, что в них достаточно семени, чтобы наполнить ведро, и он точно знал, как его разум и тело на самом деле хотели кончить.

Внутри сладкой, горячей киски маленькой земляночки.

Даже сейчас ему приходилось сопротивляться искушению опустить руку к паху и снова трахнуть собственный кулак. Но это было не то, чего он хотел, и это больше не помогало.

Он бил кулаками по стволам деревьев и камням, ломал ветки и даже вырвал из земли несколько крупных камней и изо всех сил швырнул их вниз по склону. Несмотря на всю свою злость, шторм не смог полностью заглушить треск дерева и грохот булыжников. Эти акты насилия и агрессии, к которым можно было отнести даже его мастурбацию, хотя бы немного притупили его Ярость. Они были эквивалентом открытия клапана для сброса некоторого давления, средством отсрочки неизбежной перегрузки.

Трахнуться с Юри было бы гораздо более полным освобождением. Но он не мог позволить ей заплатить такую цену. Он не позволил бы себе причинить ей вред, особенно потому, что Ярость — или что-то еще — требовала, чтобы он взял ее.

Вспышка молнии осветила темные тучи и на мгновение превратила лес в резкий контраст яркого света и глубокой тени. Гром, последовавший несколькими секундами позже, пробрал Таргена до костей.

Как долго его не было? Даже балансируя на грани, рискуя впасть в Ярость, он не отошел больше чем на двадцать-тридцать метров от их убежища, но небо было темнее, чем когда он уходил, а воздух и дождь заметно похолодали. Прошел ли час? Два? Четыре? Он не привык к солнечным циклам этой планеты, а из-за Ярости время часто казалось неустойчивым, превращая секунды в жизни, а часы — в минуты.

Он снова переключил внимание на поваленное дерево перед собой. Сок, который полз по миллиметру за секунду, продолжал свой медленный путь к земле. Кора все еще была сломана, древесина все еще была растрескана и раздроблена там, где приняла на себя основной удар его Ярости. Тарген не мог точно вспомнить, как ударил именно это дерево, но он не сомневался, что сделал это.

Хрук был адской штукой.

Отвернувшись от дерева, он оглядел окрестности. Дождь не прекращался, в сочетании со сгущающимися вечерними сумерками ухудшая видимость еще больше, чем раньше. Один из контрабандистов — или скекс — мог пройти всего в пятнадцати-двадцати метрах от него, и Тарген, возможно, никогда бы этого не узнал. С таким успехом после наступления темноты было бы слишком темно даже для скексов, не говоря уже о Таргене.

И все это время он оставлял Юри одну.

Он оставил ее, чтобы кидаться камнями, бить деревья и дрочить в разгар грозы, когда контрабандисты и скексы всего в дне или двух ходьбы отсюда, а сам Тарген с голой задницей и без оружия.

Глупости, настаивал голос в голове.

— Пошел нахуй, — сказал он, поднимая руку, чтобы вытереть воду с лица и откинуть назад пряди волос, выбившиеся из кос.

Это было глупо, он не мог с этим поспорить, но когда альтернативой был риск серьезно ранить женщину, о которой он так заботился, он каждый раз выбирал глупость. Никогда не было никаких колебаний — Тарген всегда выбирал защиту Юри, какой бы опасности это его ни подвергало. Кроме того, он ставил себя в гораздо худшие ситуации по гораздо более глупым причинам — обычно просто для того, чтобы дать гневу достичь пика и выплеснуться наружу.

Он прижал кулаки к бокам и направился к убежищу.

Оставил ее там в полном одиночестве и холоде. Хорошая работа, идиот.

Это лучше, чем насадить ее на член, как на кол, во время яростного траха.

Тарген фыркнул, улыбнувшись впервые с тех пор, как покинул убежище.

— Было бы здорово, если бы я мог перестать спорить сам с собой.

Но конфликт не был чем-то новым. Почти каждое воспоминание, которым он обладал, было связано тем или иным образом с бластерами и взрывами.

Тем не менее, даже если он разрывался между тем, что было лучше для Юри, даже если он разрывался между своими желаниями и суровой реальностью, с которой столкнулся бы, если бы уступил им, у него не было сомнений в своих чувствах к ней.

Тарген обожал свою зоани, и со временем это чувство только росло.

В облаках вспыхнуло еще больше молний, осветив земляную насыпь впереди и заставив отверстие казаться невероятно темным по сравнению с грязью и корнями вокруг. На мгновение убежище напомнило ему курганы, которые некоторые племена воргалов, включая его собственное, строили в своем древнем прошлом. Воображение придало этому холму таинственность, торжественность и зловещесть.

Он ускорил шаг, почти пробежав оставшееся расстояние. Ярость уже угрожала вспыхнуть с новой силой, вызванная мыслью о том, что это место смерти — и Юри осталась внутри одна.