Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова
Она так глубоко задышала, что шум ее дыхания перекрыл не только все звуки, но и свет в комнате…
А глаза ее чуть ли не кричали в его глаза: да, да, сделай со мной что-нибудь дикое, самое-самое, хоть разорви меня на части… только так, чтобы он все видел.
Он так и подхватил ее, словно ребеночка, ‒ сзади между ног за лобок правой рукой, а под грудь левой, обхватив при этом своей пятерней ее правую грудку, приподнял над полом, ‒ она при этом смешно согнула коленки, ‒ и в таком раскоряченном виде пронес ее к дивану и установил там в этом же положении. Она ничему не противилась, пыталась предугадать его намерения и делала все так, как угадывала.
Сам он забрался к ней сзади, она сначала выставилась к нему попой, словно свечка, изогнувши спину крутой дугой, но он стал на колени и она, не разгибая спины, развела подальше коленки, чтобы ее входное отверстие опустилось пониже и установилось напротив его ногана.
Все это время она то и дело стреляла глазами в своего друга, окаменело застывшего в кресле, а когда умостилась, уперев правую щеку в диван, уже больше не спускала с него своего взгляда, будто делала все это только ради него. И на своем лице не скрывала ни единого ощущения, испытываемого ею в каждый момент времени.
Ей было, что испытывать.
Он вошел в нее медленно, понимая, что ей больно принимать в себя такое дышло, распирающее ее отверстие во все стороны, увлекающее за собою внутрь все, чем она богата в своей миниатюрной расщелинке. Ее глаза, как и в первый раз, округлились, зубы вцепились в простыню, она вся напряглась и оставалась такой, пока он не вошел полностью… А через несколько движений уже лукаво улыбалась в сторону кресла: видишь, ты все видишь?
Ей хотелось показать все, он почувствовал это и встроился в ее игру… Натягивал ее за волосы так, что она изгибалась всем телом, растягивая свою шею и храпя, словно кобылка под конем… Поднимал ее к себе за грудки, сладко целуя поворачивающиеся к нему раскрытые губы и теребя пальцами то место, где пряталась ее набухшая почка… Поворачивал ее на бок… Растягивал ей ноги чуть ли не до "шпагата"… Заворачивал их чуть ли не за спину… Ставил ее на шею почти вертикально… И долбил, долбил… А она ничего не стеснялась, всем своим видом показывая, как изнемогает от наслаждения под чужим жеребцом, как ловко и похотливо умеет ему подставиться. А потом он пустил ее на себя, и она с восторгом демонстрировала, как насаживается на кол, на все его длину, на всю свою глубину… И ничуть не высыхала, наоборот, становилась все мокрее и мокрее… И дышала, как в сумасшедшем бегу… И стонала, визжала, охала и ихала… и ходила ходуном… и раскачивалась, как маятник…
А когда, наконец, оказалась под ним в самой естественной позе, вдруг закричала:
‒ Мне, мне, в меня, слышишь, в меня выливай… Ирочка, ‒ теперь уже почти завизжала, ‒ скажи ему, пусть в меня, в меня!..
И тут же сама задергалась животом, пошла волнами сверху вниз, почти точно так, как Иринка, и влагалищем запульсировала почти точно так, и он ей начал лить точно так, как льет Иринке, и Иринка это видела, и видел это Катькин дружок, но они оба сидели в своих креслах с полуоткрытыми ртами, словно заколдованные…
‒ Я кончила… ‒ громко выдохнула, наконец, Катька, разбросала руки по сторонам и уронила усталые ноги на простынь.
Под нею засерело огромное мокрое пятно…
Виктор привстал и завалился обессиленный под стенку.
Только после этого Катькин друг Витя сделал попытку встать зачем-то с кресла, у него это плохо получилось, с носа слетели на пол его очки, он упал на одно колено, опустил и второе, подполз к Иринке и зарылся головой в ее юбке, будто хотел расплакаться.
‒ Ты разрешишь ему, Ира? ‒ вдруг как-то совсем спокойно, как-то совсем обыденно спросила Катька, не меняя положения, а только повернув в их сторону свой взгляд.
‒ Разрешит, ‒ подал свой голос с дальнего края дивана Виктор.
Катька повернула голову на голос и тихо-тихо шепнула: "Там простынка свежая, за спинкой. Мы эту совсем испортили. И дай я тебя оботру, какой ты тоже мокрый".
Использованную простыню она скомкала и сунула себе между ног.
Они встали и отошли к своим местам за столом, освобождая декорацию. Катька передвигалась с зажатой между ног простыней, с нее все еще текло, и когда села, подложила ее комком под себя. Залпом выпили по стакану воды.
‒ Может нам выйти? ‒ спросила Катька ни с того, ни с сего и неизвестно у кого.
Никто не ответил и никто не вышел.
Ирина разглаживала рукой волосы на Витькиной голове. Ее соски торчали, готовые прорвать собою плотно обтянувшую их ткань. А Витька почти не шевелился.
Она была просто великолепна в преддверии того, что сейчас должно было произойти… Ее дыхание, возбужденное то ли только что пережитым, то ли тем, что должно произойти теперь, ее пронзительный, направленный вглубь себя взгляд, ее лебединая шея, плавно выгибающаяся вперед к склоненному перед ней самцу, ‒ все пылало таким безумно прекрасным вожделением, что Виктор просто окаменел, не в силах оторвать от нее своего взгляда.
Боже, как он ее любит! Нужно было у в и д е т ь ее вот т а к о ю перед чужим самцом, чтобы почувствать так, как он это сейчас почувствовал… Ей-Богу, он никогда раньше не переживал этого чувства так сильно, так щемяще невыносимо, так болезненно сладко и бездонно…
Что же тогда чувствовала она, пока он выпендривался с Катькой?..
И тут их взгляды неожиданно встретились. Ему показалось, что она молится… или молит о чем-то его, но он не сумел прочитать, ‒ то ли она просит разрешения, то ли наоборот, просит запретить. И он ей ничего не ответил.
Витька встряхнул головой и поднял глаза на Ирину. Видимо задавал ей тот же вопрос. Она слегка смутилась, снова метнула взгляд на Виктора, но Витька-то и не собирался у него спрашиваться, он ждал ее ответа… А Ирка ответила ему глазами: я не знаю…
Он стал расстегивать ее юбку. Потом потянулся к левой груди и сжал ее рукой. Может быть для того, чтобы почувствовать ее реакцию. Она не отвела его руку, только следовала за нею слегка расширенными зрачками. А тот все смотрел ей в глаза, он хотел видеть ее полное согласие. И она снова обратилась к Виктору: ну скажи же, можно или нельзя? А он опять ответил: не знаю.
Тогда она потянула из юбки кофточку вверх и стала не спеша, как бы нерешительно, снимать ее через голову, высоко поднимая локти. Ее груди оттянулись вверх, потом выскочили из-под сдерживающей их ткани и упруго закачались. Витька зачарованно смотрел на ее вздувшиеся конусами соски, и она, сбросив, наконец, кофточку, тоже смотрела на него и повторяла: я не знаю, но ты же видишь, я же уже почти готова… И Витька потянулся к ее соскам губами… И она, схватившись за спинки кресла, все спрашивала и спрашивала у Виктора одно и то же… все тем же как бы обреченным, затуманенным томной поволокой взглядом…
