Эммануэль Арсан - Ванесса
— Вы уверены, что действительно столкнулись здесь с подобным безразличием? — мягко спросил Селим.
— У меня есть глаза и уши, господин вице-губернатор, — резко возразил Гвидо. — И в этом смысле пустыне не удастся отделаться миражами. Селим молчал.
— Напрашивается единственное разумное объяснение: сивахцы не интересуются политикой, потому что они вообще ничем не интересуются. Может быть потому, что они от рождения мягкотелы и глупы. Но эту гипотезу я отбросил, когда попал в Сивах и убедился в обратном.
Эль-Фаттах, казалось, был заинтригован.
— Так, значит, вы все знали до того, как предприняли эту поездку? — удивленно спросил он.
Но Гвидо не так-то легко было сбить с толку:
— Я интересуюсь историей слишком серьезно, чтобы не заметить такой особенности. Ведь тысячелетиями в обществе насаждалась мысль о том, что сильный всегда прав.
— Возможно, у жителей этого оазиса имелись свои причины быть удовлетворенными правом сильного, — предположил Селим.
— Вполне возможно, — согласился Гвидо, саркастически усмехнувшись. Но Селим был нечувствителен к дерзостям, а тем более к насмешкам.
— Значит, пребывание здесь, мистер Андреотти, навело вас на мысль о какой-то другой причине миролюбивого нрава сивахцев, чем та, которую вы назвали сначала?
— Нет, — вздохнул Гвидо. — Я не нашел никакой причины. Ее просто нет.
— Вот видите! — любезно завершил беседу хозяин, вставая, чтобы проводить гостей к выходу.
* * *— Почему тебя так волнует равнодушие к политической власти жителей Сиваха? — спросила Вана, когда они снова остались наедине. — Ты что, хочешь всех людей сделать счастливыми?
— Думаешь, у меня может быть другая причина?
— Я не думала, что ты так любишь человечество.
— Ты, видимо, недостаточно меня знаешь.
— Видимо, я совсем тебя не знаю. И это меня пугает.
— Вана, — спросил Гвидо позднее, — почему ты не любишь своего отца? Ведь ты приехала сюда, чтобы научиться любить его.
— Наверное, ты убедил меня, что после десяти лет уже трудно чему-то научиться. Мне слишком поздно учиться быть дочерью.
— А он? Ему тоже не нужно запоздалое отцовство?
— Отец — это человек, в котором нуждаешься. Тот, кто утешает и ободряет маленькую дочь, когда она боится темноты и смерти. Тот, кто не расстается с ней, пока она не научится обходиться без отца. Но это не тот, кто вежливо улыбнется дочери при встрече через двадцать пять лет и скажет: «Как дела, Ванесса?»
— Но все же Селим не дикарь.
— Нет, он варвар!
— Ты безжалостна.
— Я чересчур жалостлива. А с ними надо обращаться пo-варварски. Чтобы те, кто покидает нас после рождения, не пытались потом руководить нами.
— Кого ты относишь к варварам?
— Я называю варварами тех людей, которые молятся на своих предков и не замечают своих детей. Варвару верят, что идеями полутора-двухтысячелетней давности можно руководствоваться и сегодня, и еще через сотни лет. Тех, кто считает, что строители пирамид были выше нас и что шедевры жестокости и точного расчета могут быть бессмертны. Они считают прогресс противоестественным, представляют будущее как идеализированное прошлое. Они уверены, что знают все лучше остальных и всегда будут знать. Они не сомневаются, что постигли истину, но при этом не в состоянии думать иначе, чем их отцы и боги. Они просят священников вести, а философов-.страховать.
Они постоянно ссылаются на историю, гордятся только своей страной или нацией, поддерживают только свою партию. Варвары живут мистическим экстазом или предрассудками и стараются заставить других жить так же. Я называю варварами хранителей обычаев и наследия предков, ревнителей веры. Варвары — те, кто одевается согласно традициям и никогда не устает от своих привычек. Я называю варварами тех, кто собирается в узком кругу избранных, устанавливает знаки различия, изобретает свой секретный язык, отгораживаясь от тех, кто не разделяет их страхи и ненависть, чтобы чужак не мог проникнуть на их сборище, в их мафию. Я называю варварами тех, кто окунает розу в кровь людей, которых они убили ни за что, и кладет ее на трупы убитых. Я называю варварами тех, кто верит в семейные тайны, в то, что нельзя выносить сор из избы и ворошить грязное белье. Варвары — те, кто уверяй в себе и никому не доверяет. Они боятся проиграть, но никогда не выигрывают, потому что не умеют рисковать. Они остаются на месте, точно мертвые. И так же, как мертвые, неспособны измениться.
— Но здесь, в Сивахе, живут мужчины и женщины, изолированные от мира. Они живут замкнуто, одним кланом, но не причиняют никому зла и ничего не скрывают. Их уединенность притягивает нас сильнее, чем их боги. Пустыня не всегда обманывает.
— Я ненавижу все, что тянет человечество назад. Лучше обмануться, двигаясь вперед, чем застыть на месте.
— Ты больше ничего не ждешь от Сиваха?
— Ничего!
И, глядя перед собой широко открытыми глазами, точно мысли ее были уже где-то далеко, Вана добавила:
— Я не стану спрашивать совета ни у отца, ни у нации, как устраивать свою судьбу. Я не стану придумывать оправдания и прятаться от своего одиночества. Я не стану строить свое будущее на чужом прошлом.
Часть III
ЕДИНОРОГ И АНТИДЕВСТВЕННИЦА
Глава первая
РАЗУМ ПЕСКОВ
Вертолет со специальным знаком на фюзеляже опустился точно в очерченный круг. Кроме наземной команды и двух-трех полицейских, сидевших в зале ожидания приземление вертолета видел один человек, подошедший поприветствовать прилетевшего Незрина Адли. Лимузин довез мужчин до гостиницы. Встречавший изо всех сил старался выказать Незрину свое почтение.
— Я знаю, вы хотите уехать как можно скорее. Но на всякий случай я заказал для вас номер. Никогда нельзя знать, сколько времени займет такое дело.
— Все отлично! — похвалил Незрин человечка. — Так нам будет гораздо удобнее беседовать с нашим другом. Если хотите, можете поприсутствовать.
— Лучше я не буду в этом участвовать.
Первый секретарь удивленно вскинул брови.
— Боитесь, что синьора Андреотти возмутит ваше двуличие? — ядовито бросил он.
Помощник казался смертельно оскорбленным, но отнюдь не тем, на что намекал шеф.
— Что касается дела Андреотти, меня нельзя упрекнуть в неблагонадежности.
— Я ничего подобного и не думал. Это просто шутка.
Но толстенький человечек никак не мог успокоиться. Он хотел прояснить все до конца:
— Когда вы послали меня с заданием в Сивах, то думали, что итальянец хочет навредить нам. Сегодня я могу сказать с уверенностью: он — не враг.
