Эмма Марс - Спальня, в которой ты, он и я
Какое-то время я стояла посреди роскошной комнаты, озираясь по сторонам. Никто так и не пришел, поэтому я собралась уже уходить. Неужели Луи Барле доставляет удовольствие играть со мной, как с тряпичной куклой или как с виртуальными героями видеоигр? Точно так же он пригласил меня в галерею Соважа на вернисаж, а потом бросил на произвол судьбы. Напрасно Луи заманил меня сюда, а сам не удосужился даже показаться на глаза.
Я была готова заплакать от бессилия и злобы, как вдруг мелькнула чья-то безмолвная тень и подсунула под дверь сложенную бумажку.
Снимите одежду.
Рука, написавшая лаконичный приказ и записку на розовой бумаге, которую я только что демонстрировала месье Жаку, была одной и той же.
Недолго думая об этом совпадении, я быстро схватила свою сумочку и попыталась открыть дверь, но… она оказалась запертой на ключ с той стороны. Этот обаятельный юноша Исиам или кто-то там еще закрыл единственный выход из номера. Я старалась не поддаваться панике. В конце концов, я не в первый раз в этом доме, он мне знаком. Конечно, я не торчу здесь постоянно, как Соня, но месье Жак знает, кто я, мы только что разговаривали с ним, и, следовательно, мой визит зарегистрирован в его журнале.
Однако мало-помалу в душу закрался страх. Меня охватил озноб, сердце ушло в пятки, по спине побежали мурашки, даже веснушки на лице раскалились и стали покалывать щеки.
Я схватила телефонную трубку (в номере стояла старая модель – с круглым колесиком с цифрами на аппарате) и набрала номер дежурного: 00. Но, судя по всему, мой сигнал звучал в пустоте, никто не брал трубку. Я подумала, что месье Жак мог пойти по этажам делать обход, и решилась позвать на помощь, хотя прекрасно понимала: в такой ситуации просто смешно вопить и звать на подмогу.
– Месье Жак? Месье? Есть тут кто-нибудь?
Глухая тишина в пустынном коридоре, где каждый шаг утопает в высоком ворсе экстравагантного ковра, стала ответом на мой призыв. Без особой надежды я вынула из серебристого конверта старый ключ с зазубринами и попыталась вставить его в замочную скважину старинного замка, но ключ оказался слишком толстым, портье говорил правду, такие давно уже не в ходу.
Единственное окно тоже было закрыто, я не смогла поднять щеколду. Сквозь матовое стекло я с трудом увидела вдалеке сияющий вечерней подсветкой силуэт башни Сакре Кер.
«Не берите с собой мобильный телефон». Как глупо, что я послушалась этого приказа, теперь я отрезана от всего мира. Единственное, что мне оставалось, – разбить стекло и броситься с пятого этажа головой вниз на прилегающую площадь. Зловещий красный цветок на мостовой. Нет. Я останусь здесь пленницей до тех пор, пока моему хозяину будет угодно. Интересно, сколько времени продлится этот спектакль?
Я сжала кулаки и от безысходности стала барабанить в дверь, как вдруг почувствовала, что за моей спиной происходит что-то странное: расположенные на стенах по всему периметру комнаты деревянные панели, обклеенные разноцветными обоями в цветочек, стали синхронно поворачиваться вокруг своей оси, видимо, приведенные в движение электрическим механизмом. Их оборотная сторона, все стены от пола до потолка, оказалась зеркальной.
Теперь я была не одна. Мой образ, умноженный бесчисленное количество раз, отражался в каждой фасетке во всех проекциях: мой силуэт, мой профиль и анфас, мои угловатые формы и округлости, мои достоинства и недостатки – все собралось вместе наконец. Я поняла: это приспособление должно напомнить мне о предыдущем приказе: «Снимите одежду».
– Так вот что вы имели в виду? А? Вам нравится подглядывать? Вот в чем ваша проблема? – кричала я в пустоту, обращаясь к невидимому зрителю.
Разумеется, в ответ я услыхала лишь глухое эхо своего голоса, искаженного от злости.
Я достала из сумочки серебристый блокнот, распухший от вложенных записочек, и, потрясая им, как проповедник Библией, продолжала обличать:
– Это вас возбуждает? Не правда ли? А какое вы имеете право воображать себе, что творится в моей голове! И в моей заднице, кстати, тоже!
Тишина в ответ только обостряла мой гнев.
– Вы что, в самом деле думаете, что, вторгаясь в мою личную жизнь, вам удастся меня воспитать? Вы вообразили себе, что я – ваша вещь, раз состряпали про меня гадости и пишете скабрезные записки от моего имени? Но я – не ваша вещь! Я никогда не буду вашей! Я принадлежу Дэвиду! Дэвиду! Вы меня слышите?
Несколько минут прошло в тишине, ничего не изменилось в комнате, за дверью – тоже.
Я не могла унять дрожь и сдержать слезы, но в конце концов решила подчиниться. Если я хотела вырваться из этой клетки, другого выхода у меня не было. Я разозлилась. Бог его знает, сколько времени Луи готов продержать меня тут, если я буду сопротивляться. Всю ночь? Что в таком случае я скажу Дэвиду? Как объясню ему, где провела ночь? Придется все рассказать, и тогда…
Сначала я расстегнула пряжки на туфлях. Эти туфельки от Лубутэна с модной пряжкой в виде цветка мне подарил Дэвид. Одежда же на мне в этот вечер была более чем скромная: джинсы в обтяжку обычного темно-синего цвета и светлая шелковая кофта с глубоким вырезом. Я сняла и то, и другое, оставив на себе только нижнее белье, трусики и бюстгальтер, украшенные тонкими изящными кружевами, через которые просвечивали в верхней части – мои коричневые соски, в нижней – курчавые волосики на лобке. Мог ли подобный вид порадовать того, кто подсматривал за мной (а я в этом не сомневалась), прячась за зеркалами с той стороны, может быть даже, с видеокамерой?
Та, за кем я наблюдала в зеркалах, ничем не отличалась от Анабель, что по утрам смотрела на меня из зеркала в ванной комнате. Те же бедра – слишком широкие, те же ляжки – слишком толстые, та же попка – слишком крупная, тот же животик с ямочкой в центре. «Ты свое полюбишь тело»? Что же еще нужно, чтобы быть соблазнительной!
Как бы в ответ на этот очевидный факт неожиданно изменилось освещение, хотя я не давала на сей счет никаких распоряжений. Лампочки стали светить не так ярко, комната погрузилась в полумрак, пронизанный лучами света, падающими на меня с разных сторон и изменившими до неузнаваемости мое тело. Мои руки, ноги, груди и другие части тела приняли иные очертания, более мягкие, плавные, более выпуклые и гармоничные. Вроде я осталась той же, но при этом освещении сама себе казалась стройнее, изящнее, красивее. Я никогда раньше не видела себя такой.
Вдруг мне показалось, что температура в помещении стала подниматься, потому что, несмотря на то, что я разделась, мне не было холодно. Время от времени по телу пробегала нервная дрожь, но она не имела ничего общего с ознобом от холода, отражая внутреннее возбуждение, тревожное состояние на грани негодования.
