Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова
Так получился короткий перерыв, и он раздвинул ей ноги, чтобы посмотреть, как выглядит ее приемная с близи, и удивился увиденной картине. Ее непривычно короткая щель, которая на самом деле была не щелью, а скорее небольшой лощинкой, напоминающей по своим наружным очертаниям падающую каплю, оказалась ни на миллиметр не прикрытой дужками наружных губ, ‒ таковые почти отсутствовали и только слегка намечались у верхней ямки, отчего вся ее женская прелесть оставалась обнаженной и казалась совершенно беззащитной. Изящные веси внутренних губок спускались с коротенькой почки шалашиком и окаймляли собою совсем неглубокое, почти округлое преддверие с зияющим в его нижнем сегменте устьем влагалища. Нежные лепестки лишь частично прикрывали преддверие, и он даже специально подправил их, чтобы убедиться, что хоть вход во влагалище они все-таки способны собою прикрыть.
Нежность розовой кожи казалась просто прелестной, но как же можно содержать ее без защиты? Он чуть было не спросил ее об этом, но вовремя осекся, побоявшись показаться невежественным в науке о женском организме.
Потом он приподнял ее, легкую, почти бесплотную, встал с постели на пол и насадил ее, словно на деревянный вертел, и она испугалась, что он вдруг сейчас же начнет раскручивать ее на нем, как пропеллер, но у него и в мыслях не было ее раскручивать, он просто держал ее, как на вешалке, а она таращила на него глаза с ужасом и восторгом, не понимая, как это у него получается выдерживать ее вес, и как бы страшась сломать его своим лобком, упруго навесившимся на самый корень твердого причастия. И только тогда, когда он уселся на край кровати, она успокоилась, с облегчением почувствовав под ягодицами его бедра.
‒ Ира, ‒ охрипшим голосом позвал он, ‒ Иринка!
Она появилась в дверях через пару десятков секунд с таким видом, будто в чем-то перед ними была виновата и теперь не смела переступить порог без их разрешения.
‒ Иди сюда, Ира. Посмотри на нее. Потрогай.
Его слова видимо обескуражили ее, тем не менее, она медленно приблизилась к кровати и села на ее краешек. Она все еще была в одних трусиках и трикотажной майке, плотно облегающей ее тело и особенно грудь, с торчащими как колышки сосками. Катька вжалась всем телом в Виктора и спрятала голову за его плечо, словно ожидая, что его жена вот-вот станет царапать ее кожу.
‒ Она совсем не такая как ты, ‒ сказал Виктор, ‒ совсем непохожая…
‒ Лучше, да? ‒ опасливо произнесла Ирка.
‒ Нет. Другая. Совсем другая. Потрогай ее грудь.
Ирка с удивлением посмотрела ему в глаза и отрицательно покачала головой.
‒ Потрогай, какая она мягкая. Попку попробуй. Чего ты боишься?
‒ Зачем, Витя?
‒ Ну чтобы ты знала, какая она.
‒ Я и так вижу.
‒ Я тоже видел. Но ведь я видел совсем не так.
‒ Витя, что ты от меня хочешь?
‒ Не знаю. Мне так сладко, что я не могу молчать.
‒ У тебя же на руках Катя. Разве она тебя не слышит?
Он с удивлением перевел глаза со своей жены на Катькину спину и снова на жену, будто говоря: при чем тут Катя? О чем я с нею могу не уметь молчать?
В самом деле, при чем тут Катя?
‒ Слышит, конечно… Она хорошая, правда. Но у нее все не так, как у тебя. Смотри.
И он поднялся вместе с Катькой, поддерживая ее за ягодицы, чтобы она не соскочила с завеса, развернулся и уложил ее на край кровати ногами вверх. Ирка оказалась сидящей совсем рядом, и Катькина левая нога легла на ее плечо.
‒ Смотри.
Он сделал несколько медленных движений на всю стволовую длину, а Ирка и в самом деле вцепилась глазами в область соития и даже поджала ближе к своему телу ее ногу, видимо тоже ничего уже не соображая в своих действиях. В Катькиной промежности было одно только голое отверстие с гладким кожными краями, почти без намека на наличие продольной щели и больших половых губ, только в самом верху при обратном движении выскальзывал наружу кончик клитора, а по бокам показывались краешки нимф.
Голое отверстие в коже со вставленным в него стволом.
‒ Он просто слишком велик для нее… ‒ испуганно прошептала Ирка.
‒ Не знаю, ‒ так же шепотом ответил он. ‒ Она же приняла, очень легко приняла, значит не слишком. И мне так приятно, что вынимать не хочется.
‒ Правда? ‒ вдруг послышался где-то вдалеке от них Катькин шепот.
Он тут же словно забыл об Ирке, снова вошел до корня, улегся на ее живот, упершись ногами в пол, и стал лобызать ее щеки, губы и уши, приговаривая:
‒ Правда, Катенька, правда, милая…
Босые ноги скользили по полу, и он неуклюже то слегка сползал, то снова поднимался на нее. А Ирина как загипнотизированная смотрела на его ритмично напрягающиеся ягодицы и ее ритмично качающиеся ноги…
Чтобы избежать сползаний, он поднялся на руках и плотно уперся ногами в пол, продолжая качать ее тело, закрыв глаза и как бы замкнувшись на собственных ощущениях.
А Катька впервые вдруг повернула голову к Ирине. На какую то секунду та почувствовала в ее взгляде торжество победительницы, но эта секунда острой иглой вонзилась в Иринкино сердце и стала больно укалывать на каждом его толчке. Катька сразу это ощутила, взгляд ее мгновенно изменился на виноватый, а уголки глаз даже заблестели от влаги. Она просила у нее прощения…
‒ Такое ощущение… ‒ полузадыхаясь зашептал Виктор, ‒ что у меня это вообще впервые… что ты первая в моей жизни женщина…
Катька вытаращила глаза, приподняла голову и почти истерически прокричала:
‒ Не смей так говорить при Ирине! Не смей, слышишь!!!
И со всего размаху влепила ему такую хлесткую пощечину, что у Ирки от испуга чуть не отвалилась челюсть, и она как бы бросилась поддерживать ее руками.
Ну вот. Таки врезала. Наконец-то. Дождался.
Затрусил-замотал по сторонам головой, сбрасывая со щеки остатки удара, и затем с удивлением и непониманием уставился на Катьку.
‒ Что случилось?
Он и в самом деле не понимал, что он такого сказал.
‒ Не знаю, ‒ растерянно пробормотала та, будто только как очнулась.
А он взял и рассмеялся. Просто взял и захохотал, вдруг вспоминая, как он несколько раз готовился к ее неминуемой пощечине, а она нанесла ее в самый неожиданный для него момент.
От его смеха нервно задергалась и Катька, а потом и Ирина, и они стали непонятно почему хохотать все втроем, в один голос, перехохатывая друг друга.
Потом Катька все-таки спросила, почему они на самом деле все смеются, и Виктор рассказал почему, и они снова стали хохотать, то в один, то в два, то во все три голоса.
Его расслабившийся парень самопроизвольно выскочил из Катьки еще в начале смеха и теперь болтался в висячем положении, и когда Катька увидела это убожество, она снова изумилась:
