Эва Хансен - Цвет боли: белый
— Какой еще? Мой нынешний муж простой рабочий, трудится на буровой, ему преступления совершать некогда…
Фрида с трудом сдержалась, чтобы не съязвить, что преступления необязательно совершаются в свободное от работы время, потом подумала о том, что Берта слишком подчеркнуто говорит о втором муже… А женщина продолжила:
— …в моей жизни был только один человек, заинтересоваться которым может ваша организация.
— Какую организацию вы имеете в виду?
— Вы же из полиции? Марита сказала, что из самого Стокгольма.
— Да, я из полиции. И меня интересует все о Ноеле Оберге, надеялась, что вы подскажете, где его искать в Стокгольме.
— Что, сбежал?
— Не знаю.
— А я думала, вы пришли узнавать, не я ли отправляла ему письма с угрозами или собачье дерьмо в конверте.
— Было и такое?
— Что, угрозы или дерьмо?
— И то и другое.
Вот это да, оказывается, доктору угрожали!
— Наверное, было, если об этом известно местной полиции. Только я не писала писем его любовнице, не грозила утопить его самого в дерьме, не отправляла собачьи экскременты и не разрисовывала его машину ругательствами из баллончика с краской. Мне наплевать на то, где, как и с кем живет мой бывший супруг, понятно?!
— Да, конечно, тем более, я обо всем этом не знала.
Берта замерла:
— А зачем же вы тогда пришли? Я думала, любовница этого… этого мерзавца нажаловалась на меня даже в Стокгольме.
— Давайте по порядку. Вы давно разведены с Ноелем?
Хозяйка квартиры устало опустилась на стул, видно кипела от возмущения весь день, а теперь, выплеснув негатив и обнаружив, что все зря, осталась без сил.
— Три года. Скоро три.
— Меня не интересуют причины развода, не мое дело. — Берта фыркнула, что явно означало возмущенное согласие. Фрида сделала вид, что не заметила ее реакцию. — Но вы сказали, что Ноелю Обергу угрожали в письмах и делали разные гадости?
— Да, но можете поверить, что я к этому не имею ни малейшего отношения. Его кикимора обвиняет меня, и когда‑нибудь я просто привлеку ее к ответственности за клевету!
— Кто она и где вас обвиняла?
— Да везде! — Женщина снова была готова сорваться, видно допекло. — Можете узнать в полиции, сколько она написала заявлений! Мне осточертели проверки, выпытывания, расспросы. Я не шантажировала бывшего мужа, не делала ему и его любовнице гадости, я вообще не вспоминала бы об их существовании, если бы они сами не напоминали. А теперь вынуждена уезжать, чтобы прекратился этот кошмар.
— Но если вы не виновны, напишите встречное заявление.
— Я и так стала посмешищем всего города, пальцем не тычут только младенцы, если обвинить любовницу бывшего мужа… Здесь не Стокгольм, здесь с пониманием относятся к шалостям мужчин и куда менее чутко к женщинам.
Фрида подумала, что Берта преувеличивает, в ней говорит обида, но вслух свои соображения высказывать не стала. Если честно, то ее мало волновала репутация Палистрем, куда больше то, кто угрожал бывшему мужу Берты и куда тот девался.
Ответ был односложным:
— Уехал в Стокгольм. Считается, что из‑за угроз. Винят меня, а должны бы других.
— Кого других?
Мгновенно створка приоткрывшейся раковины захлопнулась, лицо Берты Палистрем стало непроницаемым, она с деланым безразличием пожала плечами:
— Не знаю, спросите в полиции. Кофе с молоком? Сахар?
— Нет, спасибо, я пойду, возможно, еще успею сделать кое‑какие дела перед отъездом.
Разговор ничего не дал, кроме разве уверенности, что кто‑то очень глупо доставал Ноеля Оберга и его подругу.
Фрида проворчала:
— Сказала бы сразу, что лучше сходить в полицию, не пришлось бы терять полдня.
Набрала номер Дага:
— Даг, тут некоторые странности. Нашему доктору кто‑то угрожал, забрасывая собачьим дерьмом.
— Что?! Чем?
— Присылали по почте такие подарки, если верить, конечно, его бывшей супруге. Нам точно нужен этот доктор? Он перебрался в Стокгольм. Зовут Ноель Оберг.
— Задержись еще на день, разузнай там в полиции все, что можно, и возвращайся завтрашним ночным экспрессом. Послезавтра на работу можешь опоздать. Если, конечно, не случится чего‑то особенного.
Вангер даже себе не сознался, что просто оттягивает минуту, когда придется спрашивать Фриду о ее часах и том, где она провела целых три дня.
Фрида решила не встречаться с Софией Хантер, пока не узнает в полиции, в чем там дело.
Уже через час поняла, что правильно сделала. Полицейский, занимавшийся этой склокой, высокий худой инспектор выглядел так, словно ему до смерти надоела вся мерзость мира. Неудивительно, Фриде тоже, но к чему смотреть полупрезрительно на всех вокруг? И о письмах с угрозами в адрес Ноеля Оберга он говорил тоже с презрением:
— Глупость все это. Ну, обидел кого‑то из пациентов, прислали они ему собачье дерьмо в пакетике, что же из‑за этого дело заводить?
— Он сам жаловался?
— Он? Нет. Его подруга жаловалась, она считала, что это бывшая жена доктора с ума сходит, но доказательств не было, жалобу забрали, дело закрыто.
— Кто забрал жалобу?
— Кто и подавал — Марита Андерссон.
Что‑то Фриде напомнило это имя.
— Кто такая эта Марита Андерссон и где она работает?
— Я же сказал: подруга Оберга, теперь уже бывшая, потому что он и от нее, похоже, сбежал.
— Где она работает? — вынуждена была повторить вопрос Фрида, потому что инспектор явно не собирался продолжать рассказ.
— В госпитале. Администратором, кажется.
Да, на бейдже словоохотливой администратора красовалась фамилия Андерссон, имя Фрида не прочитала… Так вот на кого променял чистюлю Берту Ноель Оберг. Впрочем, Фриде все равно. Дело о письмах было закрыто и отправлено в архив, но презрительный инспектор подсуетился и все же выдал Фриде тощую папку с фотокопиями писем и двумя заявлениями — одно о преследовании, второе с отказом от первого. Ничего о личности самого Оберга там не было. В письмах глупость и гадость, хотя, конечно, экскрементов не было, но судя по тексту, они вполне возможны.
Фрида обратила внимание на завитушки в конце каждого предложения, словно писавший текст человек не мог решиться поставить точку.
Поблагодарила и отправилась забирать свои вещи из отеля. Хватит с нее, сейчас только сходит в библиотеку, чтобы повстречаться с Софией Хантер, как настойчиво просил Вангер, и домой.
В библиотеке Фриду ждала неожиданность: София Хантер там не работала! Поморщившись при мысли о том, что придется узнавать место работы свидетельницы стокгольмского преступления в полиции, а значит, объяснять кое‑какие детали, Фрида собралась уже уходить, как пожилая библиотекарь вспомнила:
