Падшее царство (ЛП) - Дженнингс Сайрита

— Может, нам стоит перевести дух и успокоиться, — тихо предлагаю я. — Этому должно быть хорошее объяснение. Нико, Дориан… пожалуйста. Сядьте и давайте выслушаем его, чтобы понять, как всё исправить.

— Этого уже не исправить, — торжественно отвечает Люцифер. — Но я хочу сказать — искренне, — что не хотел, чтобы всё вышло вот так.

Нико и Дориан переглядываются, прежде чем занять свои места. Дориан садится рядом с женой и берёт её за руку. Она по-прежнему не произносит ни слова и не двигается. И мне кажется, она не почувствовала его успокаивающее прикосновение.

— Расскажи нам. Расскажи всё, — приказывает Дориан так спокойно, как только может.

Люцифер кивает.

— После грехопадения я знал, что война между Раем и Адом неизбежна. Ангелы будут безжалостны, используя любое преимущество. Человечество было идеальной пешкой. Поэтому я убедился, что у меня есть способ ударить их — ударить Бога — по больному месту.

— Ты нашёл способ вызвать апокалипсис, — предполагаю я.

— Да. В то время это было назло. Они знали, что у меня есть ресурсы, и это была игра власти. Что-то, что я мог бы повесить над их самодовольными головами. В мои намерения никогда не входило осуществлять план. По крайней мере, не сейчас.

— А Габриэлла… — вступает Дориан. С чего ты думаешь, что это она совершила массовое убийство? Потому что, уверяю, это было бы невозможно. Она была дома, со мной, на Скиатосе. Она не покидала меня и, чёрт возьми, уж точно не обрушивала свою силу на невинных людей. Тебе придётся придумать что-то правдоподобнее.

Люцифер тяжело сглатывает.

— Скорее всего, она даже не подозревала, что делает. Это она не может контролировать или остановить.

— Если так, то откуда ты знаешь, что она виновата?

— Подумай: из восьми домов Тьмы, к какому принадлежит Габриэлла.

— Полемос, — отвечает Дориан. — Её отец Александр — Полемос.

— И как это переводится? — спросил Люцифер, выгнув брови, призывая его продолжать.

— Война, — отвечает Габриэлла.

Люцифер поворачивается к Тёмной Королеве, которая, так и сидела, окаменело от ужаса.

— Габриэлла, ты помнишь… что-нибудь? Были провалы в памяти? Были ли какие-то сбои во времени, которые ты не можете объяснить? Чувствовала слабость или недомогание?

Наконец, она моргает.

— Нет, нет, — заикается она. — Конечно, нет. Я всё это время была с семьёй. После того, как Николай сообщил о том, что происходит, мы подумали, что лучше всего усилить охрану вокруг дворца. Мы покинули Скиатос после того, что случилось… после взрывов. Мы знали, что не можем сидеть в замке и ничего не делать, когда гибнут люди. Мы хотели помочь. — Она вырывает руку у мужа и сжимает пальцы на коленях. Её двухцветные глаза сузились от презрения, а между бровями залегла складка. — Это смешно. Я не способна убить всех этих людей. Даже если бы мне хватило сил, я бы не смогла… Я бы не стала. Я прожила большую часть жизни, думая, что я человек, и во многих отношениях я до сих пор человек. Эти люди — мои люди. Их кровь — моя кровь. Если бы я потеряла сознание и натворила какого-нибудь дерьма, не думаешь, что я бы знала об этом?

Теперь настала очередь Дориана опустить взгляд в пол, его челюсть сжалась от невысказанной правды.

— В чём дело? — спрашивает Люцифер, отмечая внезапную перемену в его решимости. — Если ты что-то знаешь, выкладывай.

Дориан качает головой, но говорит:

— Две ночи назад я нашёл Габриэллу бродящей по коридорам. Я окликнул её, но она не ответила. Она ходила во сне. Я тронул её за плечо, надеясь разбудить или уговорить вернуться в постель, и когда она обернулась, я понял… Я знал, что что-то не так. Она смотрела на меня так, словно вообще меня не видела, и её глаза… были красными. Затем она улыбнулась, и это было так непохоже ни на что, что я видел прежде. Ни тепла, ни нежности. Всё это шло не от Габриэллы. Это была не она. И когда она сказала: «Подойди и посмотри», голос был не её. Я должен был догадаться, что мою жену украли. Только это она сказала, прежде чем упасть в мои объятия

«Приходи и посмотри».

Те же три слова, которые я слышала во сне. Те же три слова, что были на запотевшем стекле.

Дориан поднимает подбородок, чтобы повернуться к жене. Его глаза затуманены отчаянием.

— Прости, любовь моя. Ты — моя жизнь, весь мой мир. И я не знал. Я не мог это остановить.

Нижняя губа Габриэллы слегка дрожит, прежде чем она кивает.

— Ты не виноват. Это я. Я… убила всех этих людей.

Я ожидаю, что Николай или Дориан подтвердят её невиновность, но на её защиту приходит Люцифер.

— Нет, это не ты. Ты ничего не могла сделать. Я ничего не мог сделать. В тот момент, когда Чума оказался на воле, это был только вопрос времени.

— А кто Мор на самом деле? — спрашивает Нико.

Люцифер поднимает руку, чтобы потереть висок.

— Первая жена. Мать зла. Лилит.

— Лилит? — Я ахаю, не веря своим ушам. — Поэтому смертельный штамм гриппа возник на Западном побережье, да?

— Да. Лилит — Белая всадница. Я надеялся, что у нас будет больше времени, учитывая, что она на другом конце страны. Я думал, что мы сможем добраться до него до появления Войны.

— До кого «него»? — Я знаю, кого он имеет в виду, но мне всё равно нужно услышать, как он это скажет.

— Легион — ещё одна душа, которая знала, как освободить Всадников. Он умрёт с этим секретом, даже если мы будем драться. Он знал, что эта информация может уничтожить и уничтожит тех людей, которых он поклялся защищать, поэтому никогда не отдаст её добровольно. К тому же, чтобы освободить их, потребуется огромная сила, намного превосходящая ту, что у него есть даже сейчас.

— Но что, если он не просто использует силу? — спрашиваю я. Все взгляды устремлены на меня. — Подумай: Легион убил Рафаэля, верно? Затем ранил Уриэля, прежде чем нанести удар Джинну. Что, если он каким-то образом поглотил их силу?

Люцифер качает головой.

— Она перешла бы в Искупитель. Он буквально высосал бы их жизненную силу.

— Но Джинн умер не мгновенно, верно? Он ещё жив. Что, если его каким-то образом его отключили? Что, если это означает, что Джинн на самом деле не умирает?

— Ну, нет способа узнать это, учитывая, что Кейн ясно дал понять, он останется под защитой Семё7рки, — пожимает плечами Люцифер.

Я вскакиваю на ноги и бегу туда, где бросила свою сумку. Бесцеремонно открываю её и вываливаю содержимое на пол.

— Может, у нас есть способ это выяснить, — бормочу я, находя бархатный свёрток. Я бережно сжимаю его в руках и поворачиваюсь лицом к группе. — Потому что Искупитель у меня.

— Ты серьёзно? — Широко раскрытые глаза Люцифера говорят мне, что даже он потерпел неудачу.

— Феникс дал его мне. Он хотел, чтобы я… использовал его. На Легионе.

Я кладу лезвие на кофейный столик. Никто не пытается к нему прикоснуться.

— Смерть архангела не окончательна, — начинает Люцифер, не в силах оторвать взгляда. — Подобную Силу нельзя уничтожить, её можно только передать. Так что, если Рафаэль действительно мёртв, я смогу почувствовать его сущность в этом клинке. А если её там нет…

— Тогда Легион забрал её, — заключаю я. — И он мог её использовать, чтобы освободить Всадников.

Люцифер сглатывает, затем присаживается на краешек кресла, протягивая руку. Он словно неохотно находится в его присутствии. Мы видели, что кинжал сделал с Серафимом. Насколько легко было бы одному из нас схватить его и вонзить себе в грудь? Его пальцы останавливаются на кровавых рубинах на рукояти, и он втягивает воздух, закрывая глаза. Никто не дышит.

— Где ты? — шепчет он и сосредоточенно хмурится, его губы подёргиваются от усилия. После нескольких минут молчания его ярко-фиолетовые глаза распахиваются, и он отступает.

— В чём дело? — спрашиваю я хрипло.

— Рафаэля нет. Однако, Джинн… — Он смотрит на меня, и его плечи слегка опускаются. — Прости, Иден. Я чувствую его. Не всего; он силён и борется. Но он умирает.

Хотя я и знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, укол печали пронзает грудь. Я надеялась, даже молилась. Я так сильно хотела, чтобы был способ пощадить его. Какой-нибудь способ обратить вспять то, что натворил Легион. Потому что, если мы спасем его от Многих, он никогда не сможет жить с тем, что натворил.