Шахразада - Тайна визиря Шимаса
Первый же советник почему-то услышал: «Что, глупцы, воруете?» Но это, конечно, было просто наваждение. И, по установившемуся ритуалу, Хазим ответил за всех:
– И да восславится мудрость того, кто выслушает каждого из нас!
Мудрецы опускались на подушки под тяжелым взглядом визиря. Тот же, хмуро оглядывая советников, внезапно подумал: «Еще не время… Сначала мы чуть поиграем, усердные подданные и мудрецы… А потом уж и…» О нет, визирь Шимас вовсе не был человеком злым или жестоким. Но давным-давно привык воздавать каждому по делам его, забывая о чинах и званиях. А сейчас это было не просто местью – а воистину справедливым наказанием за умышляемое. И потому Шимас решил не церемониться.
– Мудрейшие из мудрых, сегодня я пришел сюда просителем.
Советники с удивлением подняли глаза. Никогда еще не начиналась с таких слов речь визиря. Первый же советник готов был пуститься в пляс – сейчас этот мальчишка подставится так, что сместить его сразу после… о Аллах, смещения халифа, станет сущим пустяком.
«Должно быть, решил денег просить…» – подумал Хазим и приглашающе кивнул Шимасу.
– Один из вас, весьма и весьма радеющий о добром имени нашей страны, о ее будущем, составил проект, который я хочу представить на суд высокого дивана.
Попечитель заведений призрения гордо выпрямился на своем месте. О, он готов был взлететь – ибо этот недалекий малый сейчас сделает для него столько, сколько не сделали бы и десятки самых влиятельных друзей.
– Уважаемый попечитель заведений призрения – ибо речь сейчас именно о нем – представил записку, в которой нижайше просит начать строительство еще одного дома призрения. Вернее, приюта для способных юношей. Места, где они бы нашли кров, достойное их воспитание. Мудрейший утверждает, что талантливые юноши сейчас зачастую не имеют возможности учиться не только высоким наукам, но даже самому обычному: письму и счету. По словам уважаемого Ахматуллы, число этих юношей невелико, но все же он, беспокоясь о чести страны, рекомендует не оставлять этих юношей-сирот на улице или у жестоких родственников, а собрать вместе и выучить на благо взрастившей их отчизны.
Ахматулла кивал каждому слову визиря. На губах же первого советника змеилась улыбка. Только полному идиоту она могла бы показаться улыбкой одобрения. Шимас же идиотом себя вовсе не считал, хотя весьма старался, чтобы так считали другие.
– Мне этот проект показался весьма разумным и продуманным. Но все же принимать подобное решение в одиночку я не захотел. Ибо вы, честь и слава страны, ее разум и справедливость, лишь вы одни вправе принять подобное решение.
– Позволишь ли ты, мудрейший?
– О да, Хазим, я жду твоего слова.
– Диван готов согласиться с этим проектом – каждому из нас известны рвение уважаемого Ахматуллы и его особо пристальное внимание, которое он уделяет талантливым юношам…
Шимас кивал, но его ухо отлично расслышало крохотную паузу перед словом «внимание», которую все же сделал первый советник.
– …И ждет одного лишь одобрения великого визиря. Могу только сказать, что достойнейший Ахматулла давно уже готовит этот проект и что каждый из нас прекрасно знаком и с резонами уважаемого попечителя заведений призрения, и с его расчетами.
– Ну что ж, ваше одобрение отрадно для моего слуха. Хочу лишь обратиться к достойному казначею. Что он скажет? Ибо сумма, о которой просит уважаемый Ахматулла, весьма велика. По силам ли будет нашей казне это достойное всякого уважения дело?
Казначей поднялся с подушек. Его узкое личико сложилось в угодливой гримасе, а глаза заблестели.
– Достойный диван, достойный визирь, почтеннейший Ахматулла! Я, как казначей нашей прекрасной страны, считаю подобное начинание более чем правильным. О да, оно потребует немалых вложений. Но любые вложения окупятся, когда талантливые юноши выучатся и вместо нас, седых и согбенных, станут у кормила страны. Ибо нет ничего более достойного, чем готовить себе смену! И это равно справедливо и для мастера, который с малолетства учит сына ремеслу, и для страны, которая (пусть отбирая более чем придирчиво, но все же найдя) готовит смену каждому из сановников, дабы цвела в веках великая и прекрасная страна Аль-Миради!
– Достойные слова. Достойные мысли. Благодарю тебя, уважаемый казначей. Позволю себе еще раз спросить высокий диван – одобряет ли он проект уважаемого Ахматуллы и согласен ли ассигновать на него просимую сумму?
Мудрецы закивали.
– Воистину велика щедрость ваша, о мудрейшие. Она ни в чем не уступает вашей справедливости. И за это я, визирь Шимас, от всего сердца благодарю. Радуйся же, достойный Ахматулла: сегодня весь диван почтил твое радение о будущем страны заслуженной наградой – ты будешь строить новый приют. И уже сейчас я поручаю тебе начать поиск талантливых юношей.
Ахматулла прижал руку к сердцу и поклонился.
– Это величайшая честь для меня, мудрейший из мудрых. Благодарю я и весь диван за то, сколь глубоко вы проникли в суть вещей и сколь точно поняли мои опасения за судьбу несчастных, выброшенных за порог жизни юношей…
– Достойный Мурад, тебя я прошу записать сегодняшнее единогласное решение дивана. Тебе, первый советник по зодчеству, я повелеваю принять на себя все заботы, связанные с сооружением приюта. Я постараюсь следить за тем, сколь быстро он вырастет и сколь успешно будут учиться там талантливые юноши, будущее нашей страны.
Советники и мудрецы вновь кивали. На их глазах совершалось настоящее чудо – визирь, тупой и недалекий верзила, запутывался в хитро расставленных силках.
– Почтенный Ахматулла, также я прошу тебя, пока строительство приюта еще не окончено, заботиться об отобранных юношах. Быть может, понадобится дать им кров; быть может, необходимо будет показать кого-то лекарям. Не скупись, ибо ты станешь заботиться о будущем державы.
Ахматулла поклонился еще ниже. На губах его играла улыбка, которую только слепой болван не назвал бы улыбкой сладостного предвкушения. О да, теперь он может вполне законно, более того, по велению дивана и визиря, населить свой дом мальчиками… Которые, конечно, являются будущим страны, но и сейчас уже могут удовлетворить утонченные вкусы самого Ахматуллы.
Шимас сделал вид, что собирается покинуть диван. И разумный Мурад, который теперь был готов броситься за Шимасом даже в жерло вулкана, правильно истолковал его намерение.
Он встал и, сделав шаг вперед, низко поклонился визирю.
– Прости ничтожного раба, мудрейший. Но сегодня в комнату писцов стража доставила мальчишку, который дрожал и плакал. Он сказал лишь, что сбежал из какого-то скверного дома, и больше не промолвил ни слова. Быть может, этот несчастный сможет отправиться с уважаемым Ахматуллой – нельзя же, в самом деле, наказать его лишь за то, что он решил спасти свою жизнь.
