Анархия в школе Прескотт (ЛП) - Стунич С. М.

— Свяжи меня, — сказал Аарон, и я посмотрела на него с удивлением. На его запястьях и щиколотках были синяки. Может, он и не хотел говорить о том, что с ним произошло, но даже идиот увидел бы, что, скорее всего, его привязали и удерживали. — Знаю, о чем ты думаешь, и мне все равно, — он сжал губы, его глаза были похожи на кремневые осколки в темноте. — Сделай это. Прикуй меня наручниками к изголовью.

— Должен сказать, я удивлен, — промурлыкал Оскар, и когда я обернулась, то увидела, что он сидел, его подбородок опирался на локоть, опирающийся на маленький, круглый столик рядом с креслом. — Садомазохизм никогда не казался мне твоей фишкой, Аарон.

Я повернулась обратно к Аарону, но выражение его лица не изменилось.

— Ты уверен? Твоя рука.. — начала я, но он покачал головой, слегка прикасаясь пальцами левой руки к моему бедру.

Хоть и не могла увидеть буквы Хавок, чернилами нацарапанные на его плоти, клянусь, что чувствовала их.

— Моя рука будет в порядке, на ней бинт. Просто.. прикуй запястья, — он отвел взгляд в сторону стены, и тогда-то я и решила перестать спорить.

Каждый по-разному противостоит своей травме. У нас у всех собственные пути исцеления.

Что касается меня, очевидно, моей психике нужно пройти процесс исцеления, увидев призраков. Существо Кали, вовсе не изгнанное травкой, как я надеялась, скакало по деревянному изголовью кровати, словно крыса. Господи, травка была либо очень хорошей, либо очень плохой. Я не знала, как расценить то, что видела.

Противостоять гребаной травме.

Со стоном, я толкнулась вверх, поползла к прикроватной тумбочке и достала две пары пушистых наручников, которые Хаэль купил мне и Виктору в качестве подарка на свадьбу. Вполне уверена, что это был подарок Гомера Симпсона, который он сам намеревался использовать со мной. Каков мудак. Виктор традиционен, мы оба это знали. Я говорила об этом в самом лучшем смысле, но от этого оно не становилось менее правдивым.

Вернула наручники Аарону и снова оседлала его, чувствуя под собой его потное и горячее тело. Может, он не смог возбудиться для Кали, но он определенно стал твердым для меня. Его член был толстым и нуждающимся подо мной, и он застонал, когда я покачивалась на месте.

Надо полагать, Оскар все еще наблюдал, но я игнорировала его, пока приковывала моего больше-уже-не-бывшего-парня к кровати. Его дыхание участилось, сердце бешено колотилось, когда я приложила ладонь на его вспотевшую грудь. Не спрашивала снова, уверен ли он. Не стану спрашивать и не стану колебаться. Я пообещала больше никогда не колебаться.

Спустилась вниз и освободила его член из треников, беря всю его горячую длину в ладонь, и гладила, пока его бедра не начали толкаться навстречу моей руке. Все это время его глаза были прикованы к моим, тихо страдая в темноте.

Моя собственная рука скользит между моих бедер, отодвигая в сторону свободные боксеры, которые я надела, чтобы найти разбухшее тепло моей киски, дразня скользкую готовность и выходя мокрой. Мне бы хотелось, чтобы здесь было не так темно, чтобы я могла видеть лицо Аарона, пока мучала его, засовывая пальцы в рот и обсасывая их дочиста.

Мы обменялись долгими взглядами, которыми обменивались любовники в темную, глухую ночь. В них читалось: «я знаю, что твое тело болит так же, как мое. Я знаю, как колотится твое сердце». Это взгляд можно охарактеризовать как темный шоколад, черную водку и сигареты с гвоздикой. Взгляд, который, как по мне, на вкус был как самая темная ночь в году, когда нет Луны, а только звезды на бархатном небе.

Я выдохнула и подвинула тело так, что его длина терлась об обжигающее пространство между моих бедер, то, которое так отчаянно и сильно его желало, что потеряла любую надежду на рациональное мышление. Жизнь становится одновременно мелодраматичной и осмысленной, когда ты близок к потере одной из немногих причин существования. Это невероятным образом пугает тебя, проникает тебе в душу.

Аарон смотрел, как я опускалась на его член, приятно и медленно, наслаждаясь каждой секундой. Я продолжила, пока он полностью не оказался в моем теле. Прикусила нижнюю губу, на мгновение закрыв глаза, когда запустила пальцы своей татуированной левой руки в волосы. Раскачиваясь бедрами вперед, я вырвала из горла Аарона стон, лишь наполовину наполненный удовольствием. Остальная его часть состояла из агонии.

Открыв глаза, я посмотрела на него сверху вниз, но не прекратила двигать бедрами, мышцы живота напрягались и расслаблялись, когда я обрабатывала его своим телом. То, как Аарон смотрел на меня в ответ, как напряглись его мышцы на руке, когда он сопротивлялся натяжению наручников, сказало мне одно: может, он и был связан, но контроль все еще был не у меня.

— Быстрее, сильнее, — приказал он, и я повиновалась, даже когда меня пронзила боль, и я закричала.

Движение моих бедер немного замедлилось, когда приложила руку к повязке на своем боку. Вероятно, это было глупой идей вот так трахнуть Аарона, когда мы оба были ранены.

Я услышала, как Оскар издал звук позади меня. Что-то вроде смеха, чего я не ожидала от него.

Откинув розоватые волосы за плечо, я оглянулась и увидела, что он наблюдал за нами.

— Какого черта тебе нужно, извращенец? — огрызнулась, удивляясь тому напряженному чувству внутри моей груди.

Тело Аарона подо мной напряглось, но он никак не мог ревновать, не тогда, когда я испытываю к нему такие чувства. Когда он исчез, я чувствовала себя египетской мумией, мое сердце украли и помесили в керамический сосуд.

— Может, я хочу трахнуть тебя? — спросил Оскар, его голос был настолько мягким, что стал кислотным. Никто не бывает таким уравновешенным и сдержанным. Когда вы слышите настолько идеальный голос, то знаете, что смотрите либо в лицо актера, либо социопата. — Может после того, как он закончит, я хочу быть следующим?

— Хах, — я двигала бедрами в медленном, сладком движении, заставляя Аарона стонать в злой агонии. — Словно я пони, на котором можно прокатиться? Иди на хрен, Монток, — я повернулась обратно к Аарону, впиваясь ногтями в обнаженную кожу его груди.

Он был сильно избит и покрыт синяками, злые, фиолетовые отметины, которые при мигающем освещении телевизора были похожи на бабочек. Я наклонилась и прижалась губами к его уху, немного зашипев от боли, когда натянулись швы.

Черт, надеюсь, останутся шрамы. Возможно, это было странным желанием, но я чувствовала, что нуждалась в физическом пятне, доказывающем, что вся эта безумная жизнь, которую проживала, была реальной. До конца своих дней буду нести на своей коже боль Кали.

— Ты заслуживаешь худшего, — выдохнула она в лице призрака, скрючившегося на полу рядом с кроватью.

На мгновение я уставилась на него, моя кровь замедлилась, а мозг наполнился тетрагидроканнабинолом. Но даже мертвому монстру не удалось надолго завладеть моим вниманием, когда тело растягивалось, чтобы вместить огромный член Аарона.