Перепрошит тобой (ЛП) - Хайд Жаклин

Давая ему момент обдумать эту информацию, я направилась к двери. Я не шутила насчет кофеина, предательская пульсация у виска сигнализировала, что моя утренняя норма еще не выполнена.

Позади меня раздался низкий рык ярости, и я ускорила шаг по выкрашенному в цвет шалфея коридору, слегка опасаясь, что он попытается не пустить меня на кухню. Но если он попробует помешать мне добраться до кофе, клянусь, я за себя не отвечаю.

— Будь я твоим работодателем, мисс Креншоу, я уволил бы тебя в тот же миг, как ты проигнорировала мое распоряжение, — разглагольствовал он где-то совсем близко позади, судя по звуку голоса.

Я оглядываюсь на него и мгновенно жалею об этом, потому что мой взгляд прилипает к его груди.

К его чрезмерно широкой и мускулистой груди, которую я хочу лизнуть хоть раз в жизни.

Еще с тех пор, как я впервые посмотрела «Баффи»³⁵ маленькой девочкой, я мечтала поцеловать вампира, прямо как она. Если этот парень вообще вампир… Что же нужно сделать девушке, чтобы сверхъестественный тип продемонстрировал свои силы?

Я бы даже согласилась на бумажный порез, — мельком думаю я, когда в поле зрения появляются длинные изящные деревянные перила лестницы. Они изогнуты и выглядят точь-в-точь как те, с которых я скатывалась каждый день в школе-интернате для девочек, куда моя бабушка с дуру пыталась устроить меня на один год.

На моих губах расцветает ухмылка, когда в голове возникает идея, и чистая радость струится по венам при виде его растерянного выражения, когда я поворачиваюсь и вручаю ему пустую кружку.

— Подержи-ка это, — говорю я ему, не дожидаясь отказа. Словно ребенок, захлебывающийся от восторга, я несусь к парадной лестнице, вцепляюсь в прохладное дерево и быстро взгромождаюсь верхом на толстую балюстраду, как в детстве.

— Только посмей! — рычит он позади меня.

— Покедава! — бросаю я, заливаясь радостным смехом при виде его взбешенного лица. Посмотрим, на что ты способен, мистер Вампир.

Примерно на середине спуска я набираю скорость на повороте и с опозданием вспоминаю, как в прошлый раз, когда я так же пролетела с лестницы, потребовались три девочки, чтобы поймать меня.

Я отдаю себе отчет, что вешу сейчас на несколько килограммов больше, чем тогда, и внезапная мысль о том, что я рискую жизнью, чтобы доказать, что Фрэнк Штейн — вампир, кажется довольно глупой.

— Вот дерьмо! — кричу я, когда вместо того, чтобы ухватиться за перила и замедлить спуск, мои руки скользят по гладкому дереву, не находя опоры, а в нос бьет запах пчелиного воска. Боже мой, так я и умру, — проносится в голове, пока я несусь на полной скорости навстречу очередной зеленой стене.

Раздается оглушительный треск, грохочущий в ушах поверх звука моего неровного сердцебиения. Твердые, как сталь, руки ловят меня за мгновение до того, как я размажусь, вышибая из легких весь воздух.

Я быстро прихожу в себя, обвив руками его мускулистое предплечье.

— Я никогда больше не стану этого делать, — я хихикаю, но смех застревает в горле на вздохе, когда я вижу глаза Фрэнка, и кровь отливает от моего лица.

Какого хрена?

Он застыл, словно изваяние. Я видела его неподвижным много раз, но никогда прежде таким.

В его открытых глазах, подобно сполохам молний, клубились густые и дикие оранжевые прожилки, сквозь которые почти не было видно знакомых серых радужек. Воздух трещал от энергии, заставляя волоски на моем теле вставать дыбом, а кожа в местах его прикосновений покрывалась мурашками и с каждой секундой становилась все горячее.

Из его горла вырвался нечеловеческий звук, нечто среднее между рыком и тяжелым вздохом, и, клянусь, все мое естество покинуло этот мир, когда оглушительный раскат грома, возникший будто из ниоткуда, пронзил меня насквозь и потряс до глубины души.

Вспышка молнии за окном высветила фигуру исполина.

— Боже правый. Да ты вовсе не вампир, не так ли?



Глава 15

ФРЭНК Н. ШТЕЙН



— Да ты вовсе не вампир, не так ли? — выдыхает она, ее обычно румяное лицо становится мертвенно-бледным.

Больше она не произносит ни слова, ее взгляд скользит по моему лицу, и я понимаю, что спасать жизнь этой идиотки было ошибкой. Хотя какой у меня был выбор, если единственное гребаное человеческое существо, которое я пытаюсь уберечь, вдруг решает сигануть с крыши и использовать архитектурные элементы ради острых ощущений?

Я стою, широко расставив ноги. Пришлось перепрыгнуть почти два лестничных пролета, чтобы успеть поймать ее. Именно ее вопрос останавливает мое погружение в пучину силы и выдергивает из объятий ярости, готовой затмить рассудок. Носом я улавливаю ее мягкий аромат — смесь цветов апельсина и ванили, и стискиваю зубы в ответ.

Было бы куда проще, если бы она воняла.

Она облизывает губы, и у меня приподнимается губа в рычащей усмешке от этого маневра. Она намеренно швырнула себя с лестницы, манипулятивная стерва.

Вне себя от раздражения, я резко бросаю ее, испытывая легкое удовольствие от ее резкого выдоха, когда она приземляется на мраморный пол. Судя по ругани и бормотанию, с ней все в порядке.

Она с ужасом смотрит на расколотую мраморную плиту под моими ногами.

Эта особа по всем внешним признакам вменяема, но играет со своей жизнью и предпочитает пересылать то, что большинство сочло бы целым состоянием, животным.

— Почему фонд помощи кошкам и собакам? — неожиданно для себя спрашиваю я, желая понять, зачем она это делает, каковы могут быть ее мотивы, в то же время отгоняя вопрос, почему меня вообще волнуют поступки человека.

Она хмурится и угрюмо смотрит на меня, обычная усмешка на губах сменяется плотной линией, и она осторожно приподнимается на руках.

Черт ее дери, надеюсь, ее задница поболит пару дней, подумал я.

— Потому что им нужна помощь, и обычно никто не пытается их защитить, — говорит она.

Эти слова поражают меня.

Румянец вспыхнул на ее щеках, словно ей было неловко от признания, и я странно удивился этому, ведь казалось, ничто не может вывести эту женщину из равновесия.

Большинство людей легко навешивают на себя ярлыки. Жадные, деспоты, извращенцы, фанатики и так далее. Так немногие из них искренне ценят жизни других, будучи марионетками собственных эгоистичных желаний и капризов, в то время как большинство — рабы системы, созданной, чтобы держать их в узде. Все человечество — стадо для тех, кто стремится властвовать над ними, живущее в блаженном неведении о существовании сверхъестественного.

Но не эта особь. О да. На ней тоже висит ярлык, только вот она помечена как Пандора³⁶ и до краев набита хаосом и злобой.

Я скольжу взглядом по ее соблазнительным изгибам, по ее столь пышной груди, что заполняет даже мои ладони, по широким бедрам, расходящимся от талии, и воспоминание о ее вкусе заставляет слюни течь, пока я смотрю на нее сверху вниз.

Я хмурюсь. Я бы спросил себя, почему у меня такая реакция на нее, но, с другой стороны, я всегда любил хороший вызов.

— Сэр? — раздался ясный голос Бруно у бокового входа.

— Что? — рявкнул я, не отрывая взгляда от женщины передо мной.

— Мы привезли то, что вы просили, — говорит он.

Ее широко раскрытые зеленые глаза вспыхнули, и губы растянулись в мягкую полную улыбку, будто внутри нее зажегся свет.

— Эдгар! — воскликнула она, обходя меня.

Я бросил взгляд на двери гостиной и увидел, как Бруно улыбается Бернадетт, а хмурый Неро тащит рядом кошачью переноску.

Мой взгляд столкнулся с Неро, он приподнял бровь в ответ, наверное, из-за ее присутствия. Возможно, ему интересно, почему я еще не запер ее в темнице. Оба одеты в черные костюмы и галстуки — их обычная форма на заданиях.

— О, привет, как же я по тебе скучала, — щебечет она, ее голос становится выше и драматичнее.