Тиамат - ЭКЛИПСИС
Вождь эссанти был прав тогда, когда назвал его шлюхой, подстилкой, и за это Итильдин ненавидел его еще больше. Эльф спокойно вынес осуждающие взгляды своих родичей – они считали, что он осквернен и опозорен, но ему не было дела, потому что теперь он обрел любовь и вместе с ней – смысл жизни. Но слова Кинтаро заставили его взглянуть на себя глазами любимого, ибо в жизненном опыте, в образе мыслей у Альвы было куда больше общего с кочевником, чем с эльфом. «Ему все равно, с кем трахаться. Просто шлюха, для которой ты – двухтысячный мужик». Это была правда – как ее видел варвар, как ее мог когда-нибудь увидеть Альва.
Итильдин испытывал ужас при мысли, что Альва может хотя бы на секунду поверить, будто ему нет разницы, с кем спать. Ведь разница была – как между небом и землей, днем и ночью, луной и солнцем. Только с Лиэлле простые и банальные телодвижения превращались в наслаждение, наполненное радостью, счастьем, чувственным экстазом и еще множеством разных ощущений, которых он никогда раньше не испытывал и не мог бы испытать больше ни с кем.
Он пытался объяснить все это возлюбленному, среди торопливых жадных ласк в то краткое время, которое им было отпущено после суда. И с легким холодком понял, что пропасть между ними все еще велика, что они все время ходят по краю, рискуя сорваться…
– Мне больно оттого, что ты решил отдаться этому ублюдку без всяких чувств, только из-за меня, – сказал Альва грустно.
– Но я этого и боялся: что ты подумаешь, будто я питаю к нему какие-то чувства.
– Почему, Динэ? Если бы тебе нравился Файриз, я сам бы привел его к тебе, чтобы заняться любовью втроем. Ты можешь любить кого хочешь и спать с кем хочешь, моя любовь к тебе от этого не изменится.
– Но я ведь люблю тебя, как мне может нравиться кто-то еще?
– Постой, а разве тебе не нравится Лэй, или Озра с Вейстле, или Ирис?
– Они твои друзья, они тебя любят, и я это чувствую. Мне нравится находиться рядом с ними. Кроме того, они интересные собеседники, я узнаю от них много нового.
– И это все? – Альва вздохнул.
– Да, – немного удивленно сказал Итильдин. – Лиэлле, эльфы любят редко. Даже родственные привязанности нам не свойственны, просто представителям одного рода легче чувствовать друг друга.
– Ты же любишь свою сестру.
– Да, люблю, но не потому, что она моя сестра. Мы с детства много времени проводили вместе, были очень похожи по характеру, у нас совпадали увлечения и интересы. Она мне ближе, чем кто-либо еще из моего народа. Если бы мы захотели вырастить ребенка, мы не искали бы других партнеров.
– В смысле? – осторожно переспросил Альва.
– У нас нет понятия кровосмесительной связи, как у вас, – спокойно пояснил Итильдин.
– Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы я перестал удивляться вашим обычаям…
– Люди тоже не перестают меня удивлять. Ваша жизнь так богата чувствами. Лиэлле, ты способен любить столь многое и столь многих, ты как солнце, которое светит всем…
– Боже милосердный, да я никого никогда и близко так не любил, как тебя!
– Я вовсе не претендую на всю твою любовь, Лиэлле. Мне доставляет наслаждение видеть, как ты одариваешь других теплом своего сердца. Но сам я на это не способен. Для меня существуешь только ты.
Альва долго молчал, и Итильдин чувствовал, что его возлюбленный смущен и озадачен услышанным. Он хотел снять с его плеч груз беспокойства, а вместо этого только усилил его. Это было как-то связано с тем, что люди называли «ответственность» и «зависимость».
– Тогда я гнусно воспользуюсь своей властью над тобой, – сказал наконец Альва и криво улыбнулся. – Обещай мне, что больше никогда не будешь решать в одиночку вопросы, касающиеся моей и твоей жизни.
– А с кем я могу советоваться, если тебя не будет рядом? – серьезно спросил Итильдин.
– С любым человеком, которому ты доверяешь.
– Хорошо, Лиэлле. Я обещаю.
– И обещай, что никогда не будешь мне лгать, даже ради спасения моей жизни.
– Я не могу обещать. Правда слишком часто причиняет боль.
– Динэ, ложь причиняет боль еще большую. И все равно оказывается напрасной. Тебе следовало рассказать мне все, мы нашли бы какой-нибудь выход, и тебе не пришлось бы идти на жертву.
– Это вовсе не жертва для меня.
– Но ведь тебе было плохо, я чувствовал!
– Мне было плохо оттого, что я был вынужден обманывать тебя. Оттого, что ты мог решить, что мне не хватает тебя и твоей любви. Оттого, что тебе угрожала опасность. Я думал только об этом, когда ко мне прикасались Файриз и Реннарте.
– Неужели тебе было все равно, что они трогают тебя, целуют? – голос Альвы дрогнул. – Они могли… тебя… и тебе было бы все равно?
– Да. Это не имеет значения.
– Значит, ты можешь лечь с любым? Если он предложит подходящую цену?
Вот оно… Итильдин похолодел. Они снова подошли к пропасти, разделявшей их, близко-близко. Лиэлле был такой горячий и страстный, для него каждый взгляд, каждый поцелуй выражал чувства, а уж секс – тем более. Даже в дружбе для него было много физического влечения, и почти все друзья в прошлом были его любовниками. Что он будет чувствовать после признания Итильдина – презрение? жалость? гнев?
– Да. Если тебе это неприятно, я могу поклясться всем, что для меня дорого, что никогда не лягу ни с кем, кроме тебя.
– Я не возьму с тебя такой клятвы.
– Но от тебя я не требую ничего подобного, – торопливо сказал Итильдин. – Я знаю, что для тебя физическая близость значит очень много, может быть, во мне ты не находишь достаточно опыта или страсти…
И тут Альва ударил его, хлестнул по щеке раскрытой ладонью. Итильдин мог бы остановить его руку или увернуться, но не стал.
– Ты можешь поступать как хочешь. Я все равно буду любить тебя, несмотря ни на что, – сказал он спокойно.
– Значит, ты готов мне все позволить, да? – сдавленно сказал Альва. – Готов простить мне все что угодно, все сделать, чтобы только мне было хорошо?
– Да, Лиэлле. Моя жизнь принадлежит тебе.
Альва снова его ударил, сильнее на этот раз. В глазах его сверкало бешенство.
– И это ты мне тоже позволишь? – крикнул он со злостью.
– Все, что захочешь, Лиэлле, – кротко произнес Итильдин.
– Может, ты и отдаешься мне, просто чтобы сделать приятное? – Альва почти рычал. – Ты когда-нибудь желал меня так же страстно, как я тебя?
Итильдин ответил ему предельно честно:
– Мне нравится заниматься с тобой любовью, но эта сторона жизни не имеет для меня такого значения, как для тебя.
Альва дал ему пощечину, прижал к постели, до боли стиснув его тонкие руки.