Стенли Морган - Продавец швейных машинок
Я поставил машинку на крыльцо и присел на футляр, чтобы перевести дух. Кровь проносилась по моим жилам, как приливная волна. Не прошло и минуты, как парадная дверь внезапно распахнулась, и по мне едва не прошагало премиленькое существо в голубом атласном платье и забавной шляпке.
— Ой, привет! — пискнуло существо, вылупив глаза.
Я вскочил.
— Прошу прощения, — запинаясь залопотал я. — Это… Здесь столько ступенек…
Девушка понимающе улыбнулась.
— Да, на редкость подлая лестница. Я бы по ней в жизни не взобралась.
Она выглядела сногсшибательно. Длинные белокурые волосы, выбиваясь из-под шляпки, ниспадали на плечи; пухленькие, алые, чуть влажные губки слегка приоткрывали белоснежные точеные зубки. А фигурка! Два восхитительных персика так и грозились выпрыгнуть из декольте, вырезанного так низко, что моему нескромному взору открывались розоватые полукружия сосков. А как она благоухала! Свеженькая, чистенькая, надушенная, словно только что вылезла из ванны. Голова у меня закружилась.
— Чем я могу вам помочь? — спросила прелестница, осматривая меня с ног до головы.
— Я… э-ээ… — Что, черт побери, полагалось говорить? — Э-ээ… Меня зовут Расс Тобин…
— Очень приятно, — выжидательно улыбнулась она.
— Я из… э… компании "Швейные машинки Райтбая"…
— Повезло же этому Райтбаю, — засмеялась белокурая красотка. — Идем, Расс Тобин.
Я протиснулся мимо, потому что она посторонилась, давая мне пройти, и очутился в дантовом аду. Жаль, что вы это не видели. В одной лишь прихожей столпилось около пятидесяти тысяч гостей, и ещё с полмиллиона теснились на лестнице. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания, поскольку гости трещали как сороки, силясь перекричать друг друга. Все пили шампанское, громко хохотали — словом, веселились на всю катушку. Подкравшаяся сзади Блонди уцепила меня за локоть и проворковала в самое ухо:
— Меня зовут Саманта. Пойдем на кухню.
Мы с превеликим трудом протиснулись сквозь несметные толпы, проползли по коридору, миновали пару нафаршированных гогочущим народом комнат и, наконец, пробились на кухню. На всем десятимильном пути на меня опрокинули всего одно блюдо салата и облили только двумя или в худшем случае тремя фужерами шампанского — блестящее достижение, скажу я вам.
Увы, если я ожидал обрести в кухне тихую гавань, прибежище от царившего повсюду бедлама, то я ошибся. В аккуратной и не слишком просторной кухне толпилось человек на десять больше, чем в прихожей. Стоявший посередине стол глухо стонал и ломился под тяжестью всевозможных напитков и яств — заливного, бланманже, сандвичей, канопе, сластей и прочей всячины.
— Давай выпьем! — крикнула Саманта.
Кричать приходилось во все горло, ведь из развешанных на стенах колонок грохотала музыка, по сравнению с которой оглушительный рев вэнсовского транзистора показался бы ласковым шепотом. То ли чардаш, то ли "Увертюра 1812 год". Или что-то в этом духе.
— Э-ээ…
— Вот и отлично! — выкрикнула Саманта и налила мне фужер шипучки. — К кому ты пришел?
— Что?
— А… — Она укоризненно посмотрела на надрывающийся динамик, потом вплотную прижалась прелестными губками к моему уху. Я слегка наклонил голову и вдруг обнаружил, что смотрю прямо на её роскошные груди, очутившиеся в каких-то двух-трех дюймах от моих разгоревшихся глаз. Саманта это отлично понимала, но нисколько не возражала.
— К кому ты пришел? — шумно выдохнула она мне в ухо.
— К мистеру… э-ээ…
Дурацкая фамилия выпрыгнула у меня из головы.
Саманта засмеялась и стиснула мою руку чуть повыше локтя.
— Ты мне нравишься, Расс Тобин, — фыркнула она. — Но серьезно — к кому ты пришел?
Мне пришлось выудить из кармана бумажку.
— К мистеру Реновски.
— Он мой дядя, — сказала она. — А Мэри — моя кузина. Это её свадьба.
— А где он? — спросил я.
Ах, эти глаза — ни на секунду не оставляли меня в покое, поддразнивая и обещая…
Саманта пожала плечами.
— Пойдем, поищем. Ты хочешь продать ему эту штуковину? — она указала на "мини", которую я поставил на пол.
— Надеюсь, — промямлил я.
— Пошли!
Я очертя голову ринулся в толпу, рассекаемую Самантой, глядя, как колышутся её круглые ягодицы под туго облегающим платьем.
Дядю Реновски, ростом с гороховый стручок, мы застали в обществе восьмерых родственников (с виду), наперебой орущих на тарабарском языке. Бедняга казался ополоумевшим. Саманта пробилась к нему, что-то шепнула, и в следующую секунду он поднял голову, кивнул мне, пробормотал какие-то извинения и выбрался из толпы.
— Мистер, э-ээ…
— Тобин, — подсказал я.
— Да, Саманта мне сказала. Очень рад, мистер Тобрин, что вы пришли. Прошу прощения, что у нас тут немного шумно… — Он обвел сухонькой ручонкой преисподнюю. — Таковы уж венгерские свадьбы.
— Английские — тоже, — выпалил я.
— Отлично, — сказал он, явно не отдавая себе отчета в том, что говорит. — Машинка у вас с собой? Я не вполне уверен, что это именно то, что нужно Мэри, но она такая дешевая… Где она?
— На кухне, — пробормотал я, начиная всерьез волноваться. — Э-ээ… у вас есть большой стол, мистер Реновски?
Он посмотрел на меня так, будто я спросил, есть ли у него грыжа. Или геморрой.
— Большой стол? — тупо переспросил он. — Это ещё зачем, юноша?
Вот видите. А Джиму Стэнфорду за всю неделю не выпадало таких испытаний. Для Джима люди всегда находили большой стол и не задавали лишних вопросов.
— Чтобы показать машинку, — брякнул я.
— Разве она такая большая? — изумился Реновски. — Мне нужен не трактор, мистер Тобик, а швейная машинка.
Обмен мнениями проходил по дороге на кухню.
— Но вам наверняка понадобится место для работы…
Я готов был лягнуть себя за собственную глупость! Неужто я и в самом деле решил, что дядя Реновски посреди этого бардака скорчится над столом и начнет подшивать для Мэри простыни? Большей глупости нельзя было и придумать.
— Что-что? — удивленно спросил он.
К счастью, нас разъединил поднос шампанского и мне не пришлось выпутываться из дурацкого положения, в которое я сам себя загнал.
— Вот она, — сказал я, поднимая с пола "мини" и оглядываясь в поисках подходящего стола.
— Ставьте сюда, на раковину, — подсказал Реновски.
На раковину!
— Э-ээ… у вас есть розетка? — спросил я, чувствуя, что у меня подгибаются коленки.
— Да, — озадаченно произнес Реновски и зачем-то полез в буфет. Послышался грохот битого стекла, и он вынырнул обратно с раскрасневшейся физиономией.
