Екатерина Владимирова - За гранью снов (СИ)
Казалось, пытка продолжалась вечно. Меня не просто били, из меня будто испускали дух. Наказывали. Только в тот миг я в полной мере поняла значение этого слова. Наказать – вот что это значило.
И когда меня, наконец, развязали, я бессильной куклой упала на пол и потеряла сознание.
Очнулась я в крохотной комнатушке, холодной и сырой, с одним-единственным окном под потолком. Лежала на старой скрипящей кушетке, подушка вытрепана, представляет собой лишь комок перьев, вместо одеяла легкая простынка. Боль от ударов отдавалась во всем теле, и я поморщилась, когда перевернулась на спину, а потом попыталась сесть на кушетке.
Осмотревшись, я поджала губы и, подтянув к себе колени, съежилась, зажмурившись от боли и обиды.
Как долго я так пролежала, не знаю. Помню лишь, как звякнули ключи, как заскрежетал засов на двери, и как сквозь образовавшуюся в дверном проеме щель, выглядывает фигурка Стеллы.
Это была она, я не сомневалась. Но на то, чтобы позвать ее, окликнуть по имени, у меня не было сил.
- Каролла? – позвала она меня, ступая в полутьму моей темницы. – Ты не спишь?
Можно было бы и усмехнуться, но мои губы иронически скривились. Разве возможно здесь заснуть?!
- Нет.
Она сделала еще несколько шагов ко мне, остановившись около кушетки и взирая на меня сверху вниз.
- Вставай, - проговорила она безразлично. – Хозяин просит тебя к себе.
Я вздрогнула. Все тело задрожало.
- Я не пойду, - замотала я головой в разные стороны, сдерживая трясущиеся внутри меня слезы.
Стелла решительно потянула меня за руку.
- Пойдем, - настойчиво проговорила она, поднимая меня с постели. – Ты же не хочешь, чтобы за тобой прислали Лайама или Найта, правда? – с угрозой, сощурив глаза, поинтересовалась она.
Я тяжело и часто задышала, к горлу подступила тошнота, а в висках застучала кровь. Ничего не сказав, я зажмурилась, сильнее сжимая руками свои холодные плечи.
- Одевайся, - Стелла швырнула мне какой-то сверток. - Пора приниматься за работу.
Мое тело болело, нещадно покалывая и обдавая горячей лавой, но я упрямо встала на ноги, послушно переоделась в принесенное Стелой хлопковое платье и последовала за девушкой, похрамывая, постанывая, и мысленно борясь с болью.
За эти три недели после самого первого избиения меня били шесть раз. Всегда по пять ударов плетью, никогда более, словно Михаэль боялся меня сломать окончательно. А мне... было почти все равно.
Сначала боль была почти нестерпимой, было отчаянно, неистово больно, до такой степени, что хотелось послать к черту гордость и молить о пощаде. Но я держалась. До последнего держалась, стискивая зубы и глотая рыдания.
Наверное, это злило моего хозяина, потому что каждый раз, когда я приходила к нему после наказания и равнодушно взирала мимо него, устремляя глаза в пространство, он почти выходил из себя, сощуренными глазами глядя на меня. Он всегда терпел мое непослушание, но бесился от моей выдержки, оттого, что я до сих пор ни разу не просила его прекратить наказание. Он прогонял меня. Всегда. Не пытался коснуться или даже приблизиться. Он всегда восседал в своем широком кресле у камина и неторопливо потягивал виски из стакана, казалось, не реагируя на мое присутствие. Но я видела, что его задевает мое безразличие, мое упрямство. Его выводило из себя осознание того, что я, как и говорила Стелла, оказалась не такой, какой он надеялся меня увидеть. Он спрашивал меня, готова ли я сдаться, а я отрицательно качала головой вместо ответа. И он начинал злиться. А я...
Я была выше, я была сильнее. Сильнее даже него самого.
Лишь однажды что-то изменилось. Он разозлился. Неистово разозлился на мое непокоренное тело.
Схватив меня за руки, резко притянул к себе так стремительно, что я не успела среагировать.
Устремив на него изумленный взгляд, я попыталась уткнуться ладонями в его грудь, чтобы оттолкнуть, но мужчина не поддался и только яростнее стиснул меня в своих объятьях.
- Ну, что, Каролла, - сказал он, вызывающе глядя мне в глаза, прожигая этим взглядом насквозь, - ты стала послушнее? - коснулся моего подбородка и провел по нему пальцами. - Не люблю строптивых и непокорных служанок. У меня совсем нет времени с вами возиться.
Я промолчала, упрямо вывернулась из захвата его рук и отвела глаза.
Он помрачнел, с силой развернул меня к себе и низко наклонился, почти касаясь губами щеки.
- Все такая же непокорная, да? - грубо выдохнул он. - А мне это не нравится, очень не нравится, Каролла, - его шепот сошел до угрожающего шипения. – Если не сдашься и выведешь меня из себя, то нарвешься на неприятности, поняла? – приподняв руку, сжал мое горло своей большой ладонью, сдавливая дыхание. – В моей власти делать с тобой все, что мне захочется. И не думай, что я буду терпеть твои выходки. Ты рабыня, не забывай. И если не станешь послушной, то тебя такой сделают. Ясно?!
Я не успела ответить, да и не смогла бы, потому что его пальцы сильно сжимали мою шею, а Михаэль грубо оттолкнул меня от себя. Едва не упав, я с усилием удержалась на ногах.
Он приказал мне убираться, и я с радостью выполнила его приказание.
На следующий день он уехал.
Он часто уезжал куда-то. Как говорила мне Стелла, будучи мелким торговцем, ему часто приходилось отлучаться по делам. Что он продавал и покупал, я спрашивать не решилась, да и все равно мне было. Я была рада не видеть его, не попадаться ему на глаза, вообще никак не реагировать на его присутствие. Да и пытки прекращались, когда его не было в доме. Я занималась домашними делами, продолжая лелеять в душе мысли о том, что смогу убежать.
И, когда Михаэль в очередной раз решил уехать, я решилась на побег.
За те дни, что я была в доме хозяина, я не оставляла этой мысли. Мне казалось, что я смогу, что я просто обязана убежать, что у меня просто нет иного выхода.
Оказалось, выхода у меня, действительно, не было. Как и выбора. И на побег мне не предоставили ни одного шанса. Потому что... Вальтер был прав. Те, кто становятся здесь рабами, остаются ими навсегда.
Это был небольшой ночной бар. Барная стойка, тянувшаяся вдоль стены, не больше двадцати столиков, занимавших все пространство помещения, импровизированная сцена, но он всегда был забит до отказа.
