Случайный свидетель (ЛП) - Мариано Сэм

Винс отстраняется, но это занимает несколько минут. Выражение его лица ранит мое сердце и бесит ту часть меня, которая хочет продолжать бороться, уверенная, что это бой, в котором мы можем победить. Мы никогда не узнаем, сработало бы это или нет, потому что он чертовски боится.

— Так вот оно что? — спрашиваю я, обхватив себя руками. — Я больше тебя не увижу?

— Мы встретимся в коридорах, — говорит он, грустно пытаясь улыбнуться.

Уныние охватывает меня, и я качаю головой. — Я не хочу этого.

Он кивает. — Я знаю. После короткой паузы, за которой, надеюсь, последует проблеск сомнения, с чем я могу справиться, он наклоняется и касается моих губ своими в мягком целомудренном поцелуе. Иронично, учитывая, что я бросила ему свою девственность пару ночей назад.

— Прощай, Миа.

Я не двигаюсь, пока он идет к своей машине, все еще цепляясь за слабую надежду, что он передумает. Жду, каждую секунду, что его шаги замедлятся, что он остановится. Я жду, что он оглянется на меня через плечо, поймет, что сделает все, чтобы удержать меня, и вернется. Сначала медленно, потом он побежит трусцой. Я встречу его на полпути, и он обнимет меня, притянув к себе. Он заверит меня, что мы разберемся с этим, но он не готов отказаться от меня, пока нет.

Но этого не происходит. Все становится тяжелее, когда он открывает дверцу машины и садится в нее, и последние мои надежды рушатся, когда он заводит двигатель и уезжает, оставляя меня стоять посреди какого-то тротуара, совсем одну.

Глава одиннадцатая

Теперь, когда все кончено, я знаю, что мне пора домой. Заползти в кровать, послушать грустные песни и провести остаток дня, оплакивая отношения, которые у нас так и не сложились.

Вместо этого я иду в пекарню.

Франческа начинает улыбаться, услышав звон дверного колокольчика, но ее радость угасает, когда она замечает меня — вероятно, потому, что по выражению моего лица ясно, что я плакала всю дорогу сюда.

— Миа, — говорит она таким запинающимся тоном, словно не знает, что сказать.

— Зачем тебе это было нужно? — спрашиваю я, полагая, что она может сообразить, о чем я говорю. — Если ты не хотела рисковать, тебе не нужно было меня нанимать.

Франческа вздыхает, оглядываясь через плечо, но вокруг никого нет. — Я не хотела причинить тебе боль, Миа. Я просто… Я знаю своего брата, и хотела посмотреть, нет ли каких-нибудь скелетов в твоем шкафу, чего-нибудь, с чем он мог бы не согласиться. Я не ожидала что-то найти.

— Я не сделала ничего, что могло бы навредить твоей семье. Я сделала наоборот — я молчала, несмотря на человеческую порядочность . Держала рот на замке; я могла причинить боль Винсу в любое время, когда бы захотела, буквально за любое количество нарушений. Ты знаешь, сколько раз он врывался в мой дом? Дважды. Я не могла бы поступить лучше , и все равно проигрываю?

Она действительно выглядит сочувствующей, но необъяснимо, ее сочувствие заставляет меня чувствовать себя хуже. Если бы она только пыталась встать между нами, если бы мне было кого винить, чьи-то плохие намерения… но она не должна выглядеть такой сочувствующей. Она разлучила нас .

— Знаю, это кажется таким несправедливым, — говорит она, обходя стойку, чтобы встать поближе ко мне. — Я знаю, это тяжело, и ты так молода, и тебе не следует иметь дело со всем этим. Я правда не хотела причинить тебе боль.

Хуже всего — беспомощность. Я чувствую себя марионеткой на темной сцене, танцующей перед невидимой публикой. — Почему никто не хочет подумать, что, может быть, твой брат увидит, какая я хорошая, и будет в порядке со мной и Винсом?

Сквозь ее сочувствие проступает беспокойство, не грустное, а смешанное со страхом. — Потому что он не хотел, Миа. Ты не ошибаешься — ты все сделала правильно. Но я обещаю тебе, даже в лучшем случае это не твое счастливое будущее. Даже если бы Матео увидел, какая ты хорошая, даже если бы он не… причинил тебе боль… Ты слишком молода , чтобы попасть в ловушку этой жизни.

— Но если бы я выбрала его, он бы не оказался в ловушке.

— Это того не стоило бы, — неумолимо заявляет она. — Поверь женщине, рожденной в этой семье, Миа. Я бы продала душу, чтобы уйти от этого — и для тебя это было бы гораздо хуже.

Меня пробирает дрожь, не только от ее слов, но и от того, насколько искренней она кажется, когда их произносит. Я сглатываю, не зная, как на это реагировать.

Похлопав меня по плечу, она грустно гримасничает. — Хочешь взять кекс?

Я отрицательно качаю головой, уверенная, что не смогла бы есть прямо сейчас, даже если бы попыталась.

Франческа возвращается за стойку и достает маленькую сумочку. Мгновение спустя она протягивает пятидесятидолларовую купюру. — Возьми то, что я бы заплатила тебе сегодня, за беспокойство.

Я хочу оставить его там, из принципа, но я слишком чертовски бедна. Я ничего не чувствую, когда она протягивает его мне, но выдавливаю деревянное: — Спасибо.

— Я желаю тебе всего самого наилучшего, — говорит она мне. — Я знаю, что Винсу ты очень нравилась.

Это только ухудшает ситуацию. Если бы я могла хотя бы обвинить его, может быть, чувствовала себя лучше. Может быть, я была бы злее, озлобленнее, а не грустнее. Он лишил меня девственности, а потом бросил — какой ублюдок.

Но нет.

Нам обоим приходится грустить, потому что все думают, что его кузен — большой, злой волк.

--

Вторник тянется уныло и медленно. Винс приходит на наш совместный урок достаточно рано, чтобы занять свое старое место, и когда вместо него на место рядом со мной падает смущенный Коди, мне приходится сдерживать слезы.

Как будто нас никогда и не было.

Мне нужно забрать обоих детей после школы, поэтому я держу Кейси за руку, пока мы ждем в коридоре школы Аллана. Мои усталые глаза снова сканируют родителей в поисках следователя, но, конечно, его там нет.

Когда я забираю их обоих, и мы едем домой, понимаю, что слишком устала, чтобы готовить. Я знаю, что это неразумно, но я достаю свои 50 долларов, заказывая пиццу с сосисками в месте, куда меня водил Винс.

Мне приходится отщипывать все мясо и слушать, как Аллан жалуется на возможные остатки колбасы, но хуже всего то, что я даже не могу ее есть. Я ковыряю колбасу с комом в горле, думая о Винсе, уже скучая по нему.

Время отхода ко сну приносит облегчение от тишины, покрова ночи, но я могу только лежать там, желая, чтобы Винс снова пробрался в мою комнату. Я бы приветствовала его, даже сейчас, даже после того, как бросил меня, даже если бы это ничего не значило. Даже если бы это была всего лишь еще одна ночь.

Эти фантазии приводят к еще большим слезам и бессоннице, так что в среду утром я превращаюсь в зомби с опухшими глазами.

Я долго принимаю душ и пытаюсь скрыть свою грусть с помощью макияжа, но я так устала, что меня тошнит. Мне нужно поспать сегодня ночью. Я не могу прожить три дня, имея всего несколько часов перерывов, чтобы поддерживать себя в форме.

Все утро я размышляю о том, чтобы пропустить занятие с Винсом, но часть меня, которая все еще хочет его увидеть, пересиливает это. Вчера мне было слишком грустно, чтобы с этим справляться, но сегодня я хочу увидеть, как он выглядит. Конечно, я не хочу быть забываемой, но надеюсь, что он не будет чувствовать себя так же безнадежно грустно, как я все еще.

Кажется, у него и так достаточно грусти без моего участия.

Я подхожу к нашему общему занятию с тем же усталым ожиданием, как нерешительный наркоман к своему дилеру. Я разочарована, когда его еще нет, но он приходит раньше Коди и снова садится в стороне от меня. Я понимаю, что он хотел положить конец нашим отношениям, но не понимаю, почему он больше не может сидеть рядом со мной.

Когда урок заканчивается, он выходит за дверь раньше меня и даже не смотрит в мою сторону.

Может быть, ему так легче .

После этого класса я полностью провалила свой французский тест. Занятия во дворе во время обеда не принесли никакой пользы, потому что я не читала последние два вечера. У меня в любом случае A по этому предмету, так что, полагаю, я могу себе это позволить, но все равно не хочу получать эту оценку обратно.