Роман с седовласым ловеласом (ЛП) - Саммерс Хлоя

◈ Переводчик: Иришка

◈ Редактор: Александрия

◈ Вычитка: Настёна К.

◈ Обложка: Wolf A.

Глава один

Атлас

По шкале от одного до десяти, насколько это хреново, что я хочу надрать задницу своему брату? Я не говорю о небольшом толчке, чтобы преподать ему урок. Я думаю о полной старой школе, о сильных ударах, способных выбить из него всё дерьмо. Я задаю себе этот вопрос снова и снова, фантазируя о его кончине. Этот человек только что украл у меня последнее хорошее, что у меня было — мое ранчо. Конечно, я мог бы быть с ним полегче. И готов поспорить, что, если бы я сел и поговорил с ним, он дал бы мне какое-нибудь глупое объяснение, которое, я уверен, имело бы смысл для многих людей здесь. Но они не знают моей ситуации. Они не знают, как усердно я работал, чтобы держать это место под контролем с тех пор, как умерли мои родители… и они, черт возьми, совершенно не знают Денни. Если бы они это сделали, то были бы рядом со мной и выталкивали бы его из ранчо зажженными огнём вилами.

Я делаю глоток водки из бутылки и откидываюсь назад в кресле на крыльце, глядя на склон горы. Ночь холодная, но жаловаться не на что. Придя сюда летом, я буду желать таких ясных ночей, как сегодня, когда воздух свеж и прохладен.

Дверь крыльца распахивается, и Денни выходит, опускаясь на качалку с левой стороны двери. Он в десяти футах от меня, но этого недостаточно.

— Что ты здесь делаешь? — его голова опущена низко, как будто он слишком туп, чтобы осознавать, какой беспорядок устраивает.

Я прищуриваюсь и делаю еще один глоток «Тино»:

— Я расслаблялся. Что ты хочешь?

— Я хочу уладить дела.

— Тогда, я думаю, тебе не следует продавать это ранчо. Ты правда думаешь, что мама и папа хотели бы этого?

Он опускает свое тяжелое тело на качалку напротив меня.

Блядь, я не хочу говорить.

— Мама и папа мертвы уже почти десять лет, — говорит он. — Я думаю, что им теперь насрать на то, что мы делаем.

От его слов мои кулаки чешутся, желая закончить то, что я должен был сделать, как только он пришел сюда.

— Если тебе нужны деньги, так и скажи.

Он смеется:

— Да, всё так просто? У тебя в кармане есть пятьсот тысяч?

— Ты получишь свою половину, как только у меня будут деньги, чтобы отдать её тебе, — рычу я.

— И когда это будет? Еще десять лет? У тебя нет таких денег и никогда не будет.

— Если они тебе так сильно нужны, я возьму кредит.

Он смеется.

— Мы оба прекрасно знаем, что банк не даст тебе кредит.

Чертов ад. Я скреплю зубами, и жар разливается по телу. Он тролль, пиявка, городской парень, высасывающий деньги, у которого с самого начала не было того, что нужно, чтобы управлять этим местом.

— И вообще, куда делись все твои деньги? Я думал, ты живешь высоко на Уолл-стрит?

Он смотрит вниз, затем снова на меня, потирая рукой подбородок.

— Да. — Его спина выпрямляется. — Я просто…

— Скучающий? Нужна новая яхта? Или, может быть, другая вилла? В какой стране на этот раз?

— Я беру то, что оставили мне мама и папа. — Его челюсть сжимается, когда он смотрит в ответ. — Я оказал тебе услугу, позволив жить здесь так долго.

Я встаю с качалки, словно зажженная ракета, мой взгляд пристальный и решительный, направлен прямо на Денни.

— У тебя был выбор вернуться сюда десять лет назад, — рычу я. — Я мог бы продолжать гастролировать с группой. Я же отказался от всего, чтобы вернуться сюда.

Он знает, что до тура моей жизни оставалось два концерта. Шоу в двадцати двух странах со стадионами, забитыми под завязку почти во всех местах. Я вернулся, чтобы управлять ранчо, потому что он не мог решить, что делать. Я не мог вынести мысли о том, что это место развалится или им управляют какие-то незнакомцы. Не после всего, что мама и папа вкладывали в это место на протяжении многих лет. Именно из-за этого ранчо я вообще полюбил музыку. Они всегда пели, играли на гитаре, работали вместе. Черт, я изучал акустику в сарае, пока папа убирал стойла.

— Это был твой выбор, Атлас, — говорит Денни, вставая. Он высокий, но я все равно возвышаюсь над ним. — Мама и папа оставили ранчо мне, потому что знали, что с деньгами у меня дела обстоят лучше.

Это правда, технически. Ранчо зарегистрировано на имя Денни, но они сделали это только потому, что я собирался в турне. Папа сам сказал мне, что они с мамой не хотели, чтобы я оставил то, за что так упорно боролся, чтобы вернуться и работать на ранчо. Они думали, что Денни продаст это место, и мы поделим деньги. Тогда я сказал ему, что никогда не позволю этому случиться. Он знал, как много значит для меня это место, но они думали, что знают лучше всех, и все равно оставили это место Денни.

— Этого не случилось, не так ли? — говорю я. — Я здесь. Я вернулся. Это мой дом. И ты знаешь, чего бы хотели мама и папа. — Я запускаю руки в волосы и смотрю в пол; солнце только начинает садиться. — Я заплачу тебе, когда смогу, но прямо сейчас мне нужно, чтобы ты убрался к черту с моей собственности.

Денни делает шаг ко мне, его челюсти сомкнуты, плечи расправлены.

— Это то, чего тебе постоянно не хватает, старший брат. Это моя собственность. Это ты вторгаешься.

И с этими словами я сорвался и разукрасил его так, как хотел с тех пор, как он приехал сюда.

Глава два

Кловер

— Мы умрем, — говорит Кассия. Она висит на руле моего автомобиля, как будто от этого зависит ее жизнь. Это не так. У меня все под контролем. Обледеневшая дорога… крутые обрывы? Для меня это ничего. Я выросла в северной части штата Нью-Йорк; мы рождаемся, умея ездить по льду и снегу. Прежде чем срезать браслет с новорожденного, его сначала учат водить машину в метель. Это правда, поверьте.

— Мы не умрем, Кассия. Расслабься. — Конечно, совет человеку, который сходит с ума, чтобы он расслабился, на самом деле никогда ему не поможет. — Мы будем на курорте прежде, чем ты осознаешь это. Закрой глаза и медитируй или что-нибудь в этом роде.

Она бросает на меня возмущенный взгляд:

— Я выгляжу так, будто умею медитировать?

— Хорошая точка зрения.

Я на мгновение отвлекаюсь от дороги, чтобы улыбнуться ей, но она пугается.

— Смотри на дорогу, сумасшедшая леди! Я пока не могу умереть. У меня даже не было секса.

Я быстро поворачиваю голову к ней, затем отвожу взгляд. Я думала, что я единственная девственница, которая была в группе.

— Погоди. Серьезно. Ты тоже девственница?

— Тоже? — она отводит руки от глаз и смотрит на меня. — Ты шутишь. Ты девственница? Святое дерьмо.

Кассия фигуристая, как и я, но она просто очаровательна. Я считаю, что это преступление быть такой красивой.

А я… Я хамелеон. Неуверенная в себе девушка, притворяющаяся уверенной в себе, притворяющаяся, что верю в себя, притворяющаяся тем, что кому-то нужно, потому что я очень боюсь отказа. Это действительно больно. За двадцать пять лет я должна была во всем разобраться. Должна знать, кто я. Я имею в виду, что знаю… ну, вроде того. Я знаю, что я писатель, писатель-романтик. Это действительно лучшая работа для такой девушки, как я. Я могу быть кем захочу, быть с кем захочу, делать все, что захочу, и могу менять это каждый день по своей прихоти. Например, сейчас я пишу о девушке-писательнице, которая находится на отдыхе со своими лучшими подругами. Интересно, что произойдет?

— Ага, — наконец говорю я. — Дело не в том, что я не хотела. Я имею в виду, я была близка к этому несколько раз, но мы отступали по какой-то причине.

Я закатываю глаза на себя. Она одна из моих лучших друзей. Я могла бы сказать ей, что я большой толстый цыпленок, которому невыносима мысль о том, чтобы раздеться перед кем-то. Вместо этого я держу это при себе.

— То же самое. — Она откидывает голову назад и прислоняет ее к сиденью. — Моя мама была замужем больше раз, чем я могу сосчитать. Думаю, это заставило меня и моего сводного брата испугаться. Никто из нас не торопится идти по ее стопам.