Я не искала любовь (ЛП) - Джусти Амабиле

Я кусаю губы, сжимаю кулаки под рукавами пальто и с нетерпением жду завершения поездки.

Спустя чуть больше часа после выхода из Линкольн Центр Плаза я замечаю свой дом, и мне кажется, что вижу землю после кораблекрушения.

— Спасибо, за поездку, — говорю я, готовясь выйти. Дверь открывается, я заставляю себя встать, не спотыкаясь и не падая. Он не должен видеть меня хрупкой, я хочу показать свою расторопность. Это нелегко, потому что тело собирается предать меня. Тем не менее я выхожу, с невероятной силой закрываю дверь, дохожу до тротуара и направляюсь в подвал. Я не оборачиваюсь, хочу, чтобы вечер поскорее исчез.

— Джентльмен провожает даму до дверей дома.

Я вздрагиваю, когда оборачиваюсь.

Рядом со мной снова Арон, хотя я не понимаю зачем. Чего он хочет? Почему он это делает? Почему он протягивает руку, чтобы помочь мне спуститься по ступенькам?

Жалость.

Милосердие.

Сострадание.

Добрый поступок вечера. Или, возможно, всей жизни.

Надежда на то, что, проявив доброту, я что-то ему открою, а затем позволю зарезать себя в зале суда.

Но я опираюсь на его руку. Моё колено почти не реагирует на нагрузку спуска. Я достаю ключ, вставляю в замочную скважину, приоткрываю дверь и уже собираюсь сказать Арону что-то, похожее на прощание, когда дверь самостоятельно распахивается, и как порыв ветра, на меня обрушивается неожиданный гул.

— Сюрприз! — восклицает Натан вместе с полудюжиной других людей; они выскакивают из немногочисленных углов моей маленькой квартиры. — С днём рождения, дитя!

Я недоверчиво моргаю, а Натан замечает позади меня Арона Ричмонда. Старик бесцеремонно подмигивает мне, хватает Арона за руку и заявляет:

— О, адвокат, вы тоже здесь! Заходите! Джейн исполнилось двадцать три года! Прекрасный возраст, вы не находите? Нам обязательно нужно отпраздновать!

***

Не будь ситуация такой трагичной, она была бы гротескной. Натан буквально затаскивает Арона в квартиру и знакомит с теми немногими друзьями, которые у меня есть. В основном это соседи, средний возраст которых около семидесяти лет и выше. Клянусь: я не знаю, смеяться мне или плакать.

Нельзя не назвать сцену комичной, когда почти двухметровый мужчина в смокинге и с волосами, непомерно длинными для буйного адвоката, пожимает руки группе маленьких, говорливых незнакомцев, которые по сравнению с ним выглядят как гномы. Но, к сожалению, эта сцена и драматически комична. Потому что более чем очевидно, Арон, несмотря на ироническую резкость, которой отмечено его выражение лица, — человек воспитанный, не говорящий всё, что думает, именно тогда, когда думает (по крайней мере, не всегда). И уж точно не сейчас. Уверена, он хотел бы сказать всему этому сборищу пожилых людей, заваливающих его вопросами, что он сожалеет, что довёз меня до дома, и кто знает, что бы отдал, чтобы развернуться и дать мне замёрзнуть до смерти перед фонтаном. Но Арон не воплощает это чувство в действиях и словах, которые покажут, насколько он действительно раздражён. Он позволяет моим гостям вести себя, как им хочется, несомненно, мысленно их проклиная, но его внешний вид невозмутим.

Я знаю это, вижу, как он ошеломлён всеми этими морщинистыми маленькими руками, тянущимися к нему, но мужчина не вздрагивает, не показывает презрения и отстранённости. Арон по-своему подыгрывает им. Когда миссис Клей, почти 80-летняя женщина, живущая романтическими романами, спрашивает его щебечущим голосом, не мой ли он парень, я прошу, молю все божества небес разверзнуть пропасть под моими ногами и поглотить меня навсегда. Я пробираюсь к Арону, намереваясь крикнуть «нет», которое будет слышно во всём Бронксе, но вынуждена остановиться.

Свет гаснет, кто-то везёт тележку с праздничным тортом, освещённым двадцатью тремя свечами, и моя спасательная операция упирается в обязанность проявить доброту к человеку, устроившему вечеринку, которую я не хотела.

Впрочем, я немного тронута.

Никто никогда не отмечал мои праздники, и хотя присутствие Арона заставляет чувствовать себя неловко, часть меня отчаянно благодарна за этот сюрприз.

Кто-то предлагает мне загадать желание, прежде чем задуть свечи.

— Дорогая, ты можешь попросить выйти замуж за этого красивого молодого человека!

Я даже не смотрю на этого красивого молодого человека, о котором идёт речь: я слишком боюсь встретиться с его испуганным взглядом или, более того, с той пустотой, которую он оставил, убегая. Однако теперь я знаю, о чём просить: чтобы Арон Ричмонд не поджёг дом со всеми нами внутри.

Когда снова зажигается свет, я замечаю Арона в глубине комнаты. Он выглядит суровым, скрестив на груди руки и прислонившись к стене. Один из моих соседей протягивает ему кусок торта. Отказываясь, Арон качает головой. Возможно, он ненавидит нас, хотя я не понимаю, почему он до сих пор не ушёл. Я прохожу мимо гостей, подхожу к нему с недоумением во взгляде, и киваю, чтобы он шёл за мной к входной двери.

— П-почему вы до сих пор здесь? — спрашиваю я.

— Меня пригласили на вечеринку, — отвечает он, с загадочной улыбкой.

— Уходите, вам не обязательно оставаться.

Арон устремляет на меня взгляд, от которого бросает в дрожь.

— У вас странные друзья, Джейн Фейри. Не то чтобы меня это удивляло, потому что вы тоже довольно странная. У меня не получается с вами определиться, что ещё более странно, потому что обычно я умею навешивать ярлыки на людей и редко ошибаюсь. В вас же есть что-то, что ускользает от моего понимания.

Я не хочу, чтобы он классифицировал меня, формулировал идеи, считал меня каким-то уродцем. Поэтому отрезаю:

— Спасибо, что проводили меня, можете идти.

— Вы делаете всё возможное, чтобы избавиться от меня, потому как боитесь, что я снова спрошу вас о вашем таинственном прошлом.

Джейн, маленькая девочка, которая так и не выросла, которая заикается и прячется, та, кто осталась привязанной к тем дням, тем событиям, той панике, отходит в сторону, уступая место женщине, которая ненавидит тех, кто смеётся над ней. Я могу быть уродливой или, что ещё хуже, ничтожной, но я не заслуживаю того, чтобы надо мной смеялись.

— В моём «таинственном прошлом» нет ничего, что могло бы вас заинтересовать, — заявляю я, внезапно ожесточившись. — Возможно, сегодня вечером вам скучно, не понравился балет, подруга оказалась менее возбуждающей, чем ожидалось, и вы ищете альтернативное развлечение. Ну знайте, я не намерена становиться объектом чьего-то любопытства, или потакать вашему интересу, вызванному только желанием насолить своему отцу. Вы поэтому настаиваете, не так ли? До тех пор, пока ваш отец хотел, чтобы вы занимались моим делом, вы были категорически против. Едва поручили вашему коллеге связаться со мной, вы вдруг оказались заинтригованы моей историей.

Арон Ричмонд хмурится, его губы сжаты, ноздри слегка раздуваются.

— Вы думаете, что много знаете, мисс Фейри, — говорит он сквозь стиснутые зубы.

— Вы ошибаетесь, я не… Я не настолько самонадеянна.

— У меня сложилось чёткое впечатление, что вы такая. За вашим покорным видом и повадками бабочки с порванными крыльями скрывается осторожная ведьма.

— А за вашим надменным видом и манерами лидера скрывается незрелый подросток!

Ярость Арона колет меня, словно она твёрдая, даже если мужчина не прикасается ко мне. Он едва приближается, наклоняется и говорит близко у моего уха. Его голос, хотя и почти шёпот, входит в меня с агрессивностью ножа, полного ржавчины.

— Но ты бы с удовольствием переспала с этим незрелым подростком, правда, маленькая Джейн?

Моя реакция быстрая и импульсивная. Одной рукой я закрываю лицо, а другой даю ему звонкую пощёчину. Я чувствую удар на фоне биения сердца и бешеного дыхания.

Понятия не имею, какого цвета у меня лицо — огненно-красное или мраморно-белое.

Я не знаю, какое выражение лица у Арона, я не смотрю на него, чтобы не узнать. Всё, что понимаю, это как указываю ему на дверь и больше ничего не добавляю и не позволяю ему сделать это в свою очередь.