Вивьен Уэстлейк - Маркиз на Рождество (ЛП)
— Дать вам еще лауданума? — спросила она, когда они закутали его в толстое зеленое одеяло.
— Нет. — Его передернуло. — Уж лучше потерпеть, чем превратиться в одурманенного кретина.
— Но вам больно. Зачем готовиться к битве, если можно вообще не воевать?
Ее взгляд сместился с его глаз на губы. Несколько секунд она глазела на них, пока не спохватилась и не одернула себя.
— Затем, что никому и ничему не позволено иметь надо мной подобную власть.
Что за упрямство? Он чуть не умер. Нет ничего стыдного в том, чтобы облегчить себе путь к выздоровлению.
— Вы не вспомнили ничего нового?
Он свел брови на переносице.
— В сознании всплывают какие-то обрывки, чьи-то лица, места, где я бывал, но ничего конкретного.
Вайолет оглянулась на дворецкого, и тот перенес на кровать два саквояжа из коричневой кожи.
— К седлу вашей лошади были приторочены эти сумки. Не знаю, почему я не подумала об этом раньше, но, быть может, внутри окажется нечто, что поможет вам вернуть память.
— Горничные уже приносили одежду, которая была на мне в день нападения, и я как раз собирался спросить об остальных вещах. Спасибо, что принесли.
Эйвери расстегнул на одном из саквояжей замки и откинул клапан. Вайолет было любопытно узнать, что Кит взял с собой. Он отправился в длительную поездку или в короткую? Наверное, все же второе, иначе он путешествовал бы в экипаже.
Помимо небольшого ворсистого покрывала, которое Эйвери достал первым, в саквояже лежали две пары перчаток, одна смена одежды, черные ботинки, а также нечто, вызвавшее у всех троих недоумение — несколько длинных полосок ткани.
— Узнаете, что это? — спросила Вайолет.
Кит обмотал одну полоску вокруг ладони.
— Помню только, что делал вот так.
— Для чего?
— Затрудняюсь сказать.
— Возможно, от вещей во втором саквояже будет больше проку. Эйвери?
— Я взял на себя смелость положить сюда часы и бумажник милорда. — Эйвери достал карманные золотые часы с гравировкой и небольшой бумажник, набитый монетами и банкнотами.
— Д. К. К., — прочел Кит. — Что за черт это значит?
Вайолет провела пальцем по буквам. Перевернула часы и увидела на обороте выгравированное изображение Аполлона. Тонкая работа. Только очень богатый человек мог позволить себе такую вещь.
— Возможно, это фамильная ценность? — предположила она. — Они не могли принадлежать вашему отцу или дяде?
Кит повертел часы в руках.
— Хотел бы я знать, но они ни о чем мне не напоминают.
Следующим предметом, появившимся из саквояжа, была деревянная курительная трубка. Сунув ее в рот, Кит поморщился.
— Это не мое, — сказал он.
— Вы уверены? — спросила Вайолет.
— Совершенно. Ужасный запах. Приторный до тошноты.
— Может, она тоже принадлежала кому-то из вашей семьи? — Вайолет вздохнула. Плохо дело. Похоже, Кит ничего не узнавал.
* * *
Кит отложил трубку. Если это чужая вещь, зачем он носил ее при себе? Или Вайолет права, и ее владелец действительно был ему дорог? Он снова взял трубку в руки и, напрягая память, осмотрел ее со всех сторон.
В сознании промелькнул и так же быстро померк образ пожилого мужчины с карими глазами и проседью в черной бороде. Кто он такой?
Одежда, часы и все прочее были в его глазах вещами постороннего человека. Полоски ткани — вот единственное, что вызвало внутри него отклик. Кит видел точно наяву, как заматывал кулаки и расправлял пальцы, обеспечивая нужное натяжение. В одних воспоминаниях ткань была чистой и белой, в других — перепачканной пятнами крови.
Ему подали тяжелую зеленоватую фляжку с золотым ободком и золотым же узором из листьев. Открутив крышку, он понюхал содержимое. Виски.
— Что-нибудь припоминаете? — Вайолет с надеждой подалась вперед.
— Фляжка как фляжка. Не вижу в ней ничего примечательного, за исключением того, что внутри плещется виски. — Смотреть на разочарованное выражение ее лица, когда он вещь за вещью отвергал все, что ему передавали, было невыносимо. Она так хотела, чтобы он вспомнил, но его память оставалась пуста.
— Здесь есть еще бумага, письменные принадлежности, игральные кости и нож. Ваш пистолет убран в другое место.
Он хотел спросить о пистолете, как вдруг Вайолет проговорила:
— А нет ли там печатки? Она могла бы дать нам подсказку.
Эйвери приступил к поискам. Звук перекатывающихся в саквояже вещей напомнил Киту стук костей о стенки стаканчика. Еще он понял, что соскучился по тому шелесту, с которым игральные карты ложатся на стол.
К черту. Все бесполезно. От тех немногих вещей, которые он вспомнил, нет никакого толка. Пока что можно сделать только один вывод: он любил выпить, играл в азартные игры и располагал средствами, чтобы оплачивать и то, и другое.
Вайолет внимательно осмотрела найденную печатку, а после передала ему. На кольце не было ни герба, ни инициалов.
— Подайте воск, — приказал он. Эйвери чиркнул спичкой, запалил фитиль восковой палочки и капнул воском на лист бумаги. Кит прижал кольцо к похожему на кровь озерцу. На воске появился отпечаток бараньей головы.
Минуту он, не мигая, смотрел на результат. Так и есть. Никаких воспоминаний, одна чернота.
— Дерьмо! — Он швырнул кольцо через всю комнату. Почему память не возвращается? В чем причина? Такое впечатление, будто он подсознательно этого не хочет. Он увидел их ошеломленные лица и понял, что выругался при даме.
А ведь она всего лишь хотела помочь.
— Извините, — проговорил он.
Когда дворецкий отошел подобрать кольцо, Вайолет крепко сжала его ладонь.
— Кит, вы можете оставаться здесь сколько угодно. Неделю, месяц, год — сколько потребуется, пока к вам не вернется память.
Он тоже сжал ее руку.
— Ангел, вы это серьезно?
— Да.
Кит посмотрел в ее глаза цвета темного меда. Они излучали тепло. Заманивали его в глубину и искушали остаться там навсегда. Вот он, тот повод, чтобы здесь задержаться.
* * *
Кит отбросил в сторону растрепанный томик «Кентерберийских рассказов». За сегодня это была уже третья книга, которой он пытался себя занять. Сначала он взял трагедии Шекспира и трижды начинал «Гамлета». Потом сдался и пролистал «Макбета», но лишь потому, что сюжет в полной мере соответствовал его настроению. То есть, был тягостным, кровавым и мрачным.
Десять дней, как у него прошла лихорадка, однако миссис Норрис и Эйвери не пускали его дальше ночного горшка. Вчера он уговорил лакея, с которым играл в кости и карты, провести его на конюшню. Увы, миссис Норрис поймала его на лестнице и загнала обратно в кровать.
