Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
– О! Сделать многое можно. Вот ты скажи мне, куда ты его целовала?
– Как куда? – удивилась Клава. – В губы… Ну, в нос ещё…
– Во! – воскликнул Аполлон. – А в другой нос? Ну, тот, что в штанах…
Клава недоумённо уставилась на него.
– Чего? – растерянно проронила она, как бы проверяя, не ослышалась ли.
– А что ты удивляешься? – спокойно сказал Аполлон. – Я же тебя целовал там. И ничего, сижу вот сейчас перед тобой живой и невредимый.
Клава смутилась, и, опустив глаза, вертела в руках чайную ложечку. В смущении она была особенно хороша.
– Ну так что ты на это скажешь? – спросил Аполлон, чувствуя, что её смиренность действует на него возбуждающе.
– Ну… Так ты же мужчина, – пробормотала она совсем тихо и покраснела.
– Вот ты скажи мне, Клавочка, – Аполлон придвинулся к ней вместе со стулом и положил свою руку на её – с ложечкой, – тебе хорошо было?
Клавино опущенное лицо полыхало свежей утренней зарёй.
– Угу, – кивнула она, и добавила: – Очень…
– Ну вот видишь. Ему тоже будет очень хорошо. Тебе, главное, надо его завести…
– Как он свой трактор заводит? – оживилась Клава.
– Во-во, как трактор… Сначала – "пускач", а потом – основной мотор, и поехали… Вот как его заведёшь, так и поедешь… Знаешь, какие штуки он будет с тобой выкидывать? Не нарадуешься. Делай с ним тогда, что хочешь.
– Правда, что ли? – спросила всё ещё недоверчиво Клава, и подняла глаза. В них уже была видна заинтересованность.
– Ну конечно! – воскликнул Аполлон, и поцеловал Клаву в щёчку. – Хочешь на мне потренироваться? – спросил он с лукавством в глазах. – Сама убедишься, что я не обманываю.
Клава смущённо молчала, но глаза выдали её с головой – она хотела!
– Да это же всё просто, – засмеялся Аполлон, – вот, смотри.
Он забрал из её руки ложечку, и коснулся пальцев губами. Он вдруг испугался уловить тот неприятный запах свинарника, но, странное дело, его не было – рука Клавы пахла свежим сеном и "Мишкой на севере". Великолепное сочетание запахов!
– Клавочка, ты в отпуске? – спросил Аполлон, проверяя свою догадку.
– Уже почти неделю, – подтвердила Клава. – А что?
– Ничего. Значит, у тебя времени будет достаточно.
Аполлон поднял её руку, снова прильнув к пальцам губами, на уровень её лица, и, глядя прямо ей в глаза, стал постепенно, как-то даже бережно, забирать указательный и средний пальцы в рот. Клава сначала удивлённо взирала на это действо, но, по мере того, как Аполлон ласкал её пальцы губами и языком, удивление сменялось на вожделение.
Аполлон взял своей свободной рукой её свободную руку, и положил её ладонь себе на пах. Клава, отзываясь на его приглашение, сжала пальцами через тонкое трико упругую плоть.
Он стал медленно привставать со стула, не выпуская изо рта её пальцев, то втягивая их полностью, то легонько выталкивая языком, то пытаясь просунуть его между ними.
Когда он встал, и его живот оказался на уровне её лица, она сама приспустила с него брюки разом с трусами. Ещё некоторое время она смотрела в нерешительности на покачивающееся перед её глазами великолепное мужское естество.
Аполлон положил свою руку ей на затылок и начал медленное сближение. Он видел, как в Клаве борются понятие впитанной с детства морали и зов природы – страсть. И когда головка члена коснулась её пухлых губ, они приоткрылись ей навстречу, и она вписалась в них удивительно красиво и гармонично. Медленно-медленно Клава вобрала в рот весь багрово-сизый овал, и коснулась его языком…
У Аполлона уже была возможность убедиться, какой способной ученицей была Клава. Вот и на этот раз это подтвердилось полностью. Все манипуляции Аполлона с её пальчиками она тут же применяла по отношению к его "мальчику-с-пальчик". Причём делала это гораздо более настойчиво, страстно и нежно, чем сам тренер. Очень скоро она его так раззадорила, что он полностью отдался в её власть. А Клава так увлеклась этим новым для себя занятием, что проявляла необычайную изобретательность. Она подвергала Аполлонова "малыша" таким испытаниям, на которые отваживаются разве что космонавты на своих тренировках. Аполлонов "космонавт" то погружался в барокамеру чуть ли не с абсолютным разрежением, то подвергался бешеному вращению на центрифуге, то делал умопомрачительные кульбиты на тренажёре, то проходил жёсткие испытания на растягивание или на сжатие, то вновь оказывался в вакууме…
Через несколько минут такой закалки "мальчик-с-пальчик" возмужал и окреп до такой степени, что был готов, пожалуй, к полёту на Венеру, а не только к погружению в предназначавшиеся ему самой природой горячие влажные недра одноимённой богини, которую в данный конкретный момент олицетворяла собой Клава. Тем не менее, от различных кувырков, круговертей и перепадов давления у него закружилась голова с неудержимыми тошнотворными позывами.
Клава почувствовала по подёргиваниям своего тренера, и по нетерпеливому дрожанию тренируемого ею "космонавта", что наступает решающий момент. Она, в общем-то, быстро свыклась с тем, что у неё во рту было то, что всего лишь четверть часа назад она не помыслила бы и в руки-то взять, но чтобы ещё допустить у себя во рту извержение – это было уж слишком. Она попыталась вытолкнуть вконец укачанного, пульсирующего "космонавта" из "комнаты пыток", но потерявший от вожделения всякий рассудок Аполлон уже держал её за голову обеими руками, пытаясь воспрепятствовать этому. В последний момент Клаве удалось-таки буквально вырвать изо рта упрямца, и брезгливо сомкнуть за ним губы. И вовремя – в следующее мгновение из него с бешеным напором вырвалась густая белёсая струя и обильно оросила волосы у самого её виска.
Клава, обеими руками удерживая "космонавта" на почтительном расстоянии, недоумённо-испуганно вперилась глазами в мутную каплю, выкатившуюся из прорези на его головке.
Аполлон, уже пришедший в здравый смысл, чуть было не упрекнул её за такое вероломное выдворение, но вовремя опомнился – не всё сразу, она ведь и так превзошла все ожидания.
– Не бойся. Попробуй, – ласково сказал он, – это, говорят, даже вкусно и полезно.
Клава подняла голову и недоверчиво посмотрела на него.
– А ты сам-то пробовал? – спросила она.
– Я же не гомик, – обиделся Аполлон. – А вот то, что пробовал у тебя, просто бесподобно!
Клава порозовела, и, приподняв начавший уже опадать хуй, осторожно лизнула кончиком языка уже успевшую накатить следующую, наверное, последнюю, каплю. Лизнула ещё раз, уже смелее и охотнее, пройдясь по всей залупе. Аполлон дёрнулся и рывком отстранился – прикосновение к перевозбуждённой плоти было чересчур чувствительным.
