Игры сердца (ЛП) - Эшли Кристен

— Ноу? — Спросила я.

— Ноу на самом деле Джонас. До пятнадцати лет именно так мы его и звали. Затем он заявил, что будет Ноу. Решил, что это круто, не откликается, когда обращаешься к нему по имени. Думаю, что это скоро пройдет, это безвредное чудачество, поэтому называю его как он хочет. Его мать это раздражает, она считает это по-детски смешным, поэтому отказывается его так называть. Также при любой возможности она заявляет ему, что ее это раздражает, так как по-детски смешно. К счастью, он проводит с ней всего четыре дня в месяц, поэтому смирился, что она называет его настоящим именем.

— Это хорошо, — пробормотала я. — Но разве у тебя не двое детей?

Как только я задала вопрос, его руки рефлекторно сжались. Это кое-что мне сообщило, хотя я точно не могла сказать, что именно. Поэтому приподняла голову, посмотрев на него сверху вниз, ему не удалось скрыть тревогу, промелькнувшую в глазах, которую я заметила.

— Майк? — подсказала я.

— Кларисса. Моя дочь. Ей скоро исполнится пятнадцать. До прошлого года она была папиной Маленькой Дочкой. У нас были прекрасные отношения. Все было хорошо. Но сейчас она вступила в определенный период, — объяснил он.

— Какой период?

— Не знаю, — пробормотал он, а затем продолжил. — Скрытный. Угрюмый. Большую часть времени она ссорится со своим братом, постоянно со своей матерью и иногда со мной.

Об этом я знала многое и многое могла рассказать.

— Что говорит ее мать? — Спросила я.

— Мы с Одри не общаемся. Постановление суда. Я боролся за полную опеку над детьми и получил ее, что означает исчезновение алиментов. Она борется и винит меня. Так что не знаю, что она говорит на этот счет, кроме как через Риси, которая сообщает мне, что ее мать — сука. Примерно в таких выражениях.

Это звучало не очень хорошо.

Я решила углубиться.

— Скажу прямо, экспресс обучение знающей женщины невежественному мужчине с дочерью-подростком. Скрытность, угрюмость и склонность к спорам будут твоим бременем какое-то время, дорогой.

Он изучал меня и изучал внимательно. Я поняла, о чем он думает, надеясь, что он не будет этого вспоминать. Я не гордилась тем, что делала в подростковом возрасте, должно быть, он все понял, потому что на эту тему не произнес ни слова.

Вместо этого спросил:

— И сколько времени это дерьмо продлится?

— У нее начались месячные?

Он вздрогнул. Я ухмыльнулась.

Да, Папина Маленькая девочка превратилась в девушку. И мысль о том, что его девочка становится женщиной, была совсем не той, о чем ему нравилось думать.

Затем он ответил:

— Да.

— Тебе повезло, год, может быть, два. Но иногда может растянуться на пять лет.

— Черт, — пробормотал он, и моя ухмылка стала шире.

Затем моя ухмылка исчезла, я прошептала:

— Мы выходим из этого состояния. Обещаю.

Его руки разошлись, он скользнул одной вверх по моей спине. Другая соскользнула низко на мои бедра, в этот момент он снова внимательно изучал меня.

Затем кивнул, потому изменения во мне были на лицо, поэтому тихо сказал:

— Надеюсь, ты права.

— Ты сомневаешься?

Он отрицательно покачал головой, заявив:

— Я вижу в ней многое от ее матери. Это нехорошо. Не знаю, смогу ли я вытянуть из нее этих демонов или они укоренятся в ней на совсем.

— И эти демоны…? — подсказала я.

— Она хочет барахло, много разного барахла, которое я не могу позволить. И это барахло ей особо не нужно. И она недовольна, что не может его получить.

Я склонила голову набок и осторожно предположила:

— Дитя развода?

Он отрицательно покачал головой не в знак «нет», а в знак «Я не знаю», ответил:

— Посмотрим.

Я сняла с его живота руку, скользнула по его груди, по шее, обхватив его скулу, и поделилась:

— Мама, папа и Дэррин все время вторгались в мое свободное пространство, они никогда не сдавались. Когда я перешагнула дерьмо переходного возраста, они всегда были рядом. Вскоре после этого я поняла, что они всегда прикрывали мне спину. Я всегда помнила об этом, и это очень много значило для меня. Не знаю, малыш, у меня нет детей, но мой тебе совет — не отказывайся от нее.

— Я бы никогда этого не сделал, — пробормотал он, и я заподозрила, что он, действительно, не опустит руки. Его глаза встретились с моими, и он спросил: — Как долго ты здесь пробудешь?

— Ну, так как Дебби здесь на пару дней, завтра у меня поздний завтрак с семьей без стервозной сестры, и, если я останусь довольна их общим видом, мой самолет вылетит завтра днем. Если нет, мои планы витают в воздухе.

Он кивнул, потом наклонился, повернулся и перевернул меня на спину, и когда устроился, положив торс на меня, а ноги между моими ногами, тихо спросил:

— Твои вазы среднего размера продаются по двести за штуку, это значит, что ты можешь позволить себе засунуть свою задницу в самолет, чтобы частенько посещать Бург?

Мое сердце екнуло, а такого не случалось уже давно. Бью никогда не заставлял мое сердце екать даже в самом начале наших отношений. Это было так давно, что я не знала, когда в последний раз екало мое сердце.

— Да, — прошептала я.

Его глаза смотрели глубоко в мои.

Затем он прошептал в ответ:

— Хорошо.

— Я рада, что ты пришел, чтобы надрать мне задницу и разобраться с моим дерьмом, Майк, — поделилась я.

Он ухмыльнулся и ответил:

— Не так рада, как я.

— Почти уверена, что я больше рада.

Его ухмылка превратилась в улыбку, и он уступил:

— Хорошо, дорогая, ты рада больше, чем я.

— Спасибо, — тихо ответила я.

— Теперь ты заткнешься и поцелуешь меня или как?

— Серьезно? — Спросила я. — Мне казалось, я уже тебе говорила, что ты так хорош своим ртом. Думаешь, я не отвечу или что?

— Ты не собираешься затыкаться, — сообщил он мне.

— О, — прошептала я. — Точно.

Его улыбка стала шире прямо перед тем, как я подняла голову, чтобы поцеловать его.

Майк встретил меня на полпути.

3

Еда твоих сограждан

Майка разбудил звонок мобильного телефона.

Не его рингтон мобильного, но он открыл глаза и посмотрел на пустую кровать. Дасти и ее теплое, мягкое тело исчезло.

Она спала, прижавшись к нему, всю ночь. Как он обычно делал, начиная с рождения Ноу, просыпался несколько раз за ночь. У него вошло это в привычку, несколько раз за ночь, он прислушивался к дому. Иногда, даже интуиция его заставляла встать с постели и обойти дом. Обходил дом он не часто, иногда. Возможно, он стал параноиком, но повидал достаточное количество дерьма, а слышал еще больше, и поскольку он сильно любил своих детей, обход по ночам занимал немного времени, он легко потом засыпал, так что он изредка это практиковал.

И привычка будила его этой ночью три раза, и каждый раз Дасти прижималась к нему сильнее.

И чувствовалась она хорошо.

Одри не любила прижиматься сильнее. Вначале она прижималась, но, когда дела у них пошли плохо, он стал отодвигаться. Она злилась и закончили они свои отношения с ярдом пространства между ними в постели. Они оба поворачивались друг к другу спиной.

Черт возьми, сама их постель была одной из причин, по чему их брак распался. Она купила кровать за шесть тысяч долларов, а потом он выяснил, что эта кровать возврату не подлежит. Так что у них была огромная кровать, в которой они могли позволить себе целый ярд пространства между ними, она купила эту проклятую кровать оказывается потому, что позволяло свободное место в спальне.

С тех пор как он избавился от своей жены, он уложил в постель нескольких женщин, но не в постель за шесть тысяч долларов.

За исключением Вай.

Он даже не пригласил ни одну из женщин, с которыми встречался, к себе домой. Хотя с некоторыми из них он виделся не один раз, с одной он встречался пять месяцев. Как правило, он оставался у нее, но ни одной не позволял во сне прижиматься к нему.