Игры сердца (ЛП) - Эшли Кристен

— Что именно?

— Что ты свободна?

— Свободна?!

— У тебя есть мужчина?

Я отрицательно покачала головой, добавив:

— Нет.

— Как такое возможно?

— Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь, малыш.

Он замолчал, внимательно изучая меня, причем проделывал это тщательно, его глаза переместились с моей головы на ноги у него на коленях и обратно.

Затем он поймал мой взгляд и заявил твердым и странно раздраженным голосом:

— Дасти, думаю, ты поняла, о чем я.

— Э-э… это было негативно, — ответила я.

Он выдержал мой пристальный взгляд, затем спросил:

— Абсолютно?

— Майк, ты совершенно меня запутал.

— Хорошо, — пробормотал он, а затем сказал громче: — Говорю прямо, Дасти, ты великолепна. Ты великолепна в постели. Ты делаешь менет мирового класса. Ты забавная. Тебе нравится то, чем ты занимаешься и преуспела в этом. Ты, очевидно, знаешь себя, и уверенно себя чувствуешь по жизни. Так что, учитывая все сказанное, мне трудно понять, почему ты одна.

Мне нравилось, что он думал так. Это было здорово.

Но… серьезно?

— Указываю тебе на очевидное, Майк, ты великолепен. Ты великолепен в постели. Когда ты занялся со мной сексом оба раза, готова поклясться, что у меня такого внетелесного опыта не было… никогда. Ты хорош. Тебе нравится то, чем ты занимаешься, и ты преуспеваешь в своей работе. Ты знаешь себя и уверенно себя чувствуешь по жизни. Итак, учитывая все сказанное, зачем ты спрашиваешь меня, почему я одна, хотя предполагаю, что ты тоже свободен, один?

Его губы дрогнули, и он пробормотал:

— Ответ принят.

Я ухмыльнулась, откусывая еще один кусочек пиццы.

Затем одна из его бровей поднялась, и он спросил:

— Внетелесный опыт?

Я жевала, но продолжала ухмыляться и кивала.

Он снова расхохотался.

Я продолжала ухмыляться, наблюдая за его смехом.

Когда он замолчал, заговорила.

— Мир раскалывается во многом. И один раскол, как я заметила, заключается в том, что очень часто хорошие парни западают на сучек. А хорошие женщины застревают с придурками. Я не циник. И не из тех женщин, которые жалуются, что на свете нет хороших парней. Я знаю многих из них. И все они с сучками. Я не знаю, почему такое происходит, но я тоже повстречала изрядную долю придурков. Думаю, что я хороший человек. Вероятно, мне стоит проявлять больше милосердия. Как-то я очень торопилась, мне нужно было купить всего четыре вещи, поэтому я помчалась с тележкой за пожилой синеволосой дамой с полной тележкой к кассе, стояла там, едва сдерживаясь. Я злилась, пока ждала. Так что я далека от совершенства. Но я не стерва и не псих. И все же привлекаю исключительно идиотов. — Я схватила пиво и закончила словами: — Не имея в виду присутствующих, конечно.

Майк ухмыльнулся в ответ.

Я сделала глоток, проглотила, поставила пиво на место, заметив:

— Ты сказал, что твоя бывшая была сукой.

Он перестал ухмыляться кивнув.

— А ты хороший парень, так что. Это все доказывает, что моя теория верна. Хорошим парням достаются суки, а хорошим женщинам достаются придурки. Так устроен мир.

— Дорогая, не хочу напоминать, но я ворвался к тебе в номер со своим дерьмовым решением и повел себя как придурок.

— Верно, милый, — ответила я, — ты сорвал вишенку моей сестры. Отстой, но у вас двоих есть кое-что в прошлом. Она хорошо знает тебя и потеряла брата, воспользовалась ситуацией, скормив тебе кучу дерьма, завела, и ты действовал в соответствии с этим, думая, что возвращаешь меня в семью. Дебби — сука, но ты пришел ко мне не для того, чтобы вести себя как придурок. Ты просто переживал за мою семью. Разве я должна злиться на это?

— Ну… нет, судя по тому, как ты все объяснила, ты бы не лежала поперек кровати в одной футболке и трусиках, и мне нравится есть пиццу, наблюдая, как ты лежишь поперек кровати в одной футболке и трусиках, — ответил Майк.

Я снова ухмыльнулась и шутливо спросила:

— Ты хочешь сказать, что пришел сюда в надежде залезть ко мне в трусики?

Он ухмыльнулся в ответ и ответил:

— Нет, я пришел сюда, чтобы надрать тебе задницу и разобраться с твоим дерьмом. Потискать твою задницу было просто удачей.

На этом настала моя очередь расхохотаться, и когда я закончила, задалась вопросом, выглядело ли мое лицо таким же восхищенным, как выражение улыбающегося лица Майка, пока он наблюдал за мной.

Мой смех стих, но я выдержала его взгляд, прошептав:

— Спасибо.

— За что, дорогая?

— Что заставил меня рассмеяться, мне хорошо по-настоящему, несмотря на всего четыре дня после смерти брата.

Свет погас в его глазах, но они оставались теплыми, он бросил свой недоеденный кусок пиццы в коробку и мягко приказал:

— Иди сюда, Дасти.

Я бросила свой недоеденный кусок в коробку, взяла бутылку и стала двигаться к нему. Он забрал мою бутылку, протянул руку и поставил ее рядом со своей на тумбочку, затем повернулся ко мне. Положив руки мне на бедра, он усадил меня верхом на себя, и когда я устроила свою задницу на его коленях, он оставил свои рука у меня на бедрах. Я положила свою руку ему на верхнюю часть живота.

И посмотрела на него сверху вниз.

Он смотрел на меня снизу вверх.

— Дэррин гордился тобой, — произнес он, все еще мягко.

— Я знаю, — ответила я ему. — Он был хорошим мужем, хорошим отцом, хорошим братом, и я гордилась им.

— Ты всегда будешь знать, что он гордился тобой, и у тебя имеется множество воспоминаний о нем.

— Знаю.

— У тебя есть хорошая работа, ты сможешь помогать его сыновьям.

Я сделала прерывистый вдох.

Затем повторила:

— Знаю.

— Сосредоточься на этом.

Я кивнула.

Он продолжал смотреть на меня, потом глубоко вздохнул.

Затем заговорил снова.

— Ты права, Ангел, жизнь полна неудач. Но иногда все налаживается. И что бы ни привело меня сюда, это означает, что у меня появилась возможность побыть сегодня вечером с тобой после похорон. Возможно, черт побери, подтолкнули меня и другие мысли найти тебя, но, сделаешь ты мне минет мирового класса или нет, я рад, что сейчас здесь.

Я почувствовала, как слезы подступают к горлу, но все же выдавила из себя:

— Я тоже, — прежде чем наклонилась, быстро поцеловала его, Майк обхватил меня двумя руками.

Я проглотила слезы, Майк внимательно смотрел на меня, а потом тихо сказал:

— Со мной все будет нормально, никуда не денусь, но тебе не нужно сдерживаться, вытащи это дерьмо из себя.

— Спасибо, малыш, но я уже четыре дня плачу навзрыд, так что решила себя все же сдерживать. Я плакала, когда мама и папа встречали меня в аэропорту. Заплакала, когда увидела Ронду. Плакала, когда увидела мальчиков. И я плакала после своей громкой тирады, когда ты пришел сюда. Мне разрешено только три раза в день. Я уже превысила свою норму.

— Я никому не скажу, что ты превысила, и ты не скажешь. — Говорил он все еще тихо, а руки крепче обняли меня.

Я опустила голову, уткнулась лицом ему в шею и завела руки ему за спину, обняв так, как он обнимал меня. И проделывала я это с благодарностью Богу за то, что он не только сотворил Майка Хейнса хорошего парня, но и сохранил его за все эти годы таким.

— Расскажи мне о своих детях, — пробормотала я, не поднимая головы.

Майк понял, что я хочу сменить тему, и, поскольку он был хорошим парнем, он тут же поддался.

— Ноу — шестнадцать, почти семнадцать. Он увлекается музыкой. Играет на барабанах, гитаре и клавишных. Самоучка. У него хорошо получается. Они репетируют в гараже, можно сказать, что у него есть гаражная группа, так же он играет в баскетбол. Он высокий, симпатичный парень и хорошо играет в баскетбол, большинство девочек в старших классах думают, что он второе пришествие. Наш домашний телефон звонит бесконечно, я уже перестал отвечать и даже не утруждаю себя прослушиванием сообщений голосовой почты, потому что все они начинаются — «Ноу… (No (ноу) — нет. — прим. Пер.)