Стефани Майер - Сумерки
Затем в комнату целеустремлённо влетела другая медсестра. Эдвард сидел неподвижно, как камень. Она мгновенно оценила опытным глазом выражение моего лица и повернулась к монитору.
— Не пора ли принять болеутоляющее, дорогая? — мягко спросила она, прикоснувшись к заглушке капельницы.
— Нет, нет! — промямлила я. — Мне ничего не нужно, — сейчас я не могла позволить себе уснуть.
— Не надо храбриться, милая. Тебе станет легче, если ты отдохнёшь.
Но я лишь покачала головой.
— Ладно, — вздохнула медсестра. — Нажми кнопку вызова, когда будешь готова.
Она окинула Эдварда суровым взглядом, и прежде чем уйти, ещё раз посмотрела на монитор.
Холодные пальцы прикоснулись к моей щеке. Я же словно обезумела.
— Тихо, Белла, остынь.
— Не оставляй меня, — взмолилась я дрожащим голосом.
— Не оставлю, — пообещал он. — А теперь успокойся, или я позову медсестру.
Но сердце билось неровно и часто.
— Белла, — он погладил моё лицо, — я никуда не ухожу. Я останусь здесь, до тех пор, пока буду нужен тебе.
— Клянёшься, что не уйдёшь? — прошептала я, пытаясь хотя бы выровнять дыхание. В рёбрах пульсировала боль.
Он обхватил моё лицо ладонями и наклонился. Его широко открытые глаза были серьёзны.
— Клянусь.
Аромат его дыхания успокаивал, словно снимал боль, разрывавшую мою грудь. Он, не отрываясь, смотрел мне в глаза, моё тело постепенно расслабилось, и писк монитора вернулся к нормальному ритму.
— Лучше? — спросил он. Сегодня глаза его были тёмными, почти чёрными.
— Да, — осторожно ответила я.
Он покачал головой и пробурчал нечто неразборчивое. Мне показалось, что я уловила слово «гипер-реакция».
— Почему ты это сказал? — спросила я, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Тебе надоело постоянно меня спасать? Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Нет, я не хочу этого, Белла, конечно, нет. Будь же разумна. И я не возражаю против того, чтобы спасать тебя. Если бы я сам не подверг тебя опасности. Если бы из-за меня ты не очутилась здесь.
— Да, из-за тебя, — нахмурилась я, — я здесь, живая.
— Едва живая, — прошептал он. — Обмотанная бинтами и облепленная пластырями, неспособная двигаться.
— Я не имела в виду последний смертельный случай, — сказала я, раздражаясь всё больше. — Были и другие, можешь перечислить сам. Если бы не ты, меня бы давно закопали на кладбище Форкса.
При этих словах он поморщился, но затравленное выражение так и не ушло из его глаз.
— Но не это самое страшное, — шёпотом продолжал он, словно не слыша меня. — Не то, что я увидел тебя на полу… не твоё изломанное тело, — он словно задыхался. — Не мысль о том, что я опоздал. Даже не то, что я слышал, как ты кричишь от боли. Все эти невыносимые воспоминания останутся со мной навсегда. Самым страшным было чувство… понимание того, что я не в состоянии остановиться. Уверенность в том, что я сам могу тебя убить.
— Но ты этого не сделал.
— Я мог. Так легко.
Я знала, что мне необходимо сохранять спокойствие… но он так упорно настраивал себя на расставание, и смятение билось в моей груди, стремясь вырваться наружу.
— Обещай мне, — прошептала я.
— Что?
— Ты знаешь, что, — я начинала злиться. Он упрямо не желал отбросить унылые мысли.
Он заметил, как изменился мой голос, и глаза его посуровели.
— По всей видимости, я недостаточно силён, чтобы держаться от тебя подальше. Поэтому, полагаю, ты сама примешь решение. Убьёт оно тебя или нет, — добавил он резко.
— Хорошо, — я отметила про себя, что обещания он так и не дал. Панику я уже кое-как могла сдерживать, но совсем не оставалось сил, чтобы контролировать гнев. — Ты рассказал мне, как ты смог остановиться… Теперь я хочу знать, зачем.
— Зачем? — настороженно повторил он.
— Почему ты это сделал? Почему не позволил яду распространиться? Сейчас я бы просто была такой, как ты.
Глаза Эдварда стали непроницаемо чёрными. Проболталась! Он ведь не хотел, чтобы я была в курсе. Но почему он не имел ни малейшего представления о том, что Элис посвятила меня в подробности превращения в вампира? Видимо, она думала только о своём прошлом, или тщательно контролировала собственные мысли в присутствии Эдварда. Он был изумлен и взбешен: ноздри его затрепетали, а губы, словно выточенные из камня, сомкнулись в жёсткую линию.
Более чем очевидно — отвечать он не собирался.
— Конечно, у меня нет никакого опыта отношений, — сказала я, — но это же простая логика… мужчина и женщина должны быть равны… например, один из них не должен быть постоянно начеку и оберегать другого. Им нужно спасать друг друга на равных.
Он сложил руки на краю моей койки и упёрся в них подбородком. Гнев был укрощён, выражение лица смягчилось. Очевидно, он решил не злиться на меня. Я надеялась, что успею предупредить Элис, прежде чем он сам её поймает.
— Ты спасла меня, — тихо произнёс он.
— Я не намерена всегда оставаться Лоис Лейн, — настаивала я. — Тоже хочу быть Суперменом.
— Ты не знаешь, о чём просишь, — мягко ответил он, не глядя мне в глаза.
— Мне кажется, знаю.
— Белла, ты не знаешь. У меня было почти девяносто лет на то, чтобы подумать об этом, и я до сих пор не уверен.
— Ты недоволен, что Карлайл тебя спас?
— Я доволен, — он помолчал, прежде чем продолжить. — Но моя жизнь тогда подходила к концу. Мне не пришлось ни от чего отказываться.
— Ты моя жизнь. Единственный, кого мне нестерпимо больно было бы потерять, — с каждым разом всё легче произносить эти слова, признаваться в том, как сильно я нуждаюсь в нём.
Он оставался спокоен и задумчив.
— Я не могу сделать этого, Белла. И не сделаю.
— Но почему? — в горле саднило, и мне не удалось произнести эти слова громко, как хотелось бы. — И даже не пытайся меня убедить, что это слишком тяжело! После того, что случилось сегодня… то есть несколько дней назад, после всего этого, какая ерунда!
Он свирепо посмотрел на меня и спросил:
— А боль?
Я побледнела — ничего не могла с этим поделать. Но постаралась скрыть, как отчётливо я помню это чувство… огонь в моих венах.
— Это мои проблемы. Выдержу.
— Храбрость, доведённая до предела, превращается в безумие.
— Тут нечего обсуждать. Подумаешь, три дня.
Эдвард снова скривился — мои слова напомнили ему о том, что я гораздо лучше информирована, чем он предполагал. Я наблюдала, как он подавляет свой гнев, как глаза его снова становятся задумчивыми.
— Чарли? — отрывисто бросил он. — Рене?
