Пляска в степи (СИ) - Богачева Виктория
Она думала об этом все время, пока, под руку с отцом, шла по лагерю к огромному шатру, где подготовили ужин в честь приезда дорогих гостей. Отец сжимал ее руку так, что пальцы онемели, но она едва обращала внимание. Ее глаза сияли светом, который, казалось, потух в них навсегда. Каким-то безошибочным чутьем, сердцем, она поняла, что Барсбек сбежал и предал своего полководца ради нее. И эти мысли согревали Иштар, пока отец тащил ее к ненавистному Саркелу. Пока мужчины пялились ей вслед — и хазары, и русы. Пока холодный осенний ветер пробирался под ее тонкие, легкие одежды: красный шелк широких шаровар, красный же кафтан, расшитый по подолу золотой нитью, и мягкие башмачки, совсем неподходящие для суровой погоды.
А он изменился, тархан русов. Сильно изменился. Наверное, Иштар не узнала бы его, если бы повстречала в другом месте. Он похудел и осунулся, и отпустил бороду. И почти не улыбался, а ведь она помнила, что Саркел любил пить и смеяться. Но сейчас запавшими, усталыми глазами на нее смотрел совсем другой мужчина. Не тот, с которым она простилась летом.
Впрочем, что-то осталось неизменным.
Когда Саркел увидел ее, то во взгляде полыхнул прежний огонь. Он пристально наблюдал за каждым ее шагом, за каждым жестом, пока отец не провел ее вдоль ряда людей и не усадил за низкий стол подле себя — ровно напротив тархана русов. Конечно же, он сделал это намеренно. Пока рабыни обносили их едой и кислым вином, пока мужчины вели неспешную беседу о всяких пустяках, пока вкушали многочисленные яства, Саркел не сводил с Иштар взгляда, немало забавляя Багатур-тархана. Ей же самой кусок не лез в горло. Она чувствовала себя в западне: справа — отец, напротив — ненавистный рус, вокруг — хазары, и среди них ни одного знакомого, доброго к ней лица.
Под взглядом Саркела она казалась себе голой — с такой голодной жадностью он на нее смотрел. Навязанные отцом легкие одежды едва скрывали ее тело, но когда она замечала на себе взгляд руса, то Иштар казалось, что даже и клочка ткани на ней нет.
Когда разговоры стали громче, а мужчины захмелели, Саркел, наконец, заговорил о том, что привело его в шатер Багатур-тархана. Рус почти не пил, чем немало удивил Иштар. Раньше он редко выпускал из рук кувшин с вином. Он наклонился к своему военачальнику, который сопровождал его вместе с небольшим отрядом русов, коротко о чем-то переговорил с ним и поднял вверх руку с кубком, привлекая внимание.
Иштар поежилась и потянулась к своей чаше, чтобы пригубить кумыса.
— Робичич убил мою мать, — объявил Саркел во всеуслышание. — Он пошел против всех богов и должен заплатить за содеянное кровью.
Она подняла голову, чтобы посмотреть на руса, но тотчас же отпрянула. Она узнала его взгляд, что кипел от ненависти к старшему брату. Узнала, потому что неоднократно чувствовала то же самое, смотря на отца. И на самого Саркела. Ей сделалось зябко, несмотря на духоту и жар от тел десятков распаленных мужчин. Взгляд тархана русов сулил лишь смерть.
— Что еще ожидать от порченой крови, — равнодушно отозвался Багатур-тархан.
— Да. Ожидать, — Саркел стиснул челюсть. — Я устал и не хочу больше ждать. Мы должны напасть сейчас.
По столу меж мужчин прошел сдержанный ропот. Хазары переговаривались друг с другом и задирали головы, чтобы получше разглядеть дикого руса. Он, верно, обезумел. Никто не воюет зимой. Даже в Степи, где погода не столь сурова.
— Робичичу пора заплатить за то, что он сделал.
— Мы, — Багатур-тархан выделил слово голосом, — уже сожгли дотла шатер тархана русов, как и условились. Свою часть сговора мы сдержали.
Саркел дернулся, но обуздал себя, смолчав. Медленно он поднес ко рту губок и слегка пригубил, растянув губы в поистине змеиной улыбке. Иштар невольно подняла брови. Он перенял это у ее отца.
— Не до конца, — огрызнулся Саркел. — И теперь робичич привечает нового князька в моем ладожском тереме. Безусого мальчишку, которого вы не добили.
Багатур-тархан резко взмахнул рукой, показывая незначительность упрека.
— Как этот сопляк может называть себя тарханом без владений? Его шатер мы сровняли с землей.
— Он наследует своему отцу, потому он и князь, — Саркел пожал плечами. — Мы условились, что ты вырежешь их семью под корень, Багатур-тархан. Но ты упустил сына и дочь, и они добрались до терема робичича. Так что свою часть сговора ты не сдержал. Робичич не ушел мстить за новую родню.
Иштар искоса поглядела на отца: у того на шее вздулись жилы. Он был взбешен дерзостью Саркела. Она почти ничего не понимала из их беседы, ведь она не знала ни о сговоре, ни о чем они условились. Но что-то явно пошло не так, как задумывалось, и теперь ее отец и рус перекладывали друг на друга вину.
— Терем Ярослав не покинул, — Саркел вновь заговорил, не дождавшись ответа Багатур-тархана.
Он с такой силой сжимал кубок в правой руке, словно хотел сломать. О, он злился, этот тархан русов, как же он злился. Иштар его ярость угадывала безошибочно: успела насмотреться. Вот и теперь он прожигал ее отца требовательным, недовольным взглядом и скалился в натянутой, лживой улыбке. В какой-то момент он посмотрел на нее, и Иштар испуганно отпрянула. Она уже успела позабыть, как сильно не любила его глаза.
— Нашей вины здесь нет, — Багатур-тархан похлопал себя по бедрам и развел руками. — К чему вспоминать теперь минувшее?
Быстро же ее отец пошел на попятную.
— Именно поэтому я и приехал к тебе. Мы не будем ничего вспоминать, пришло время действовать. Пришло время ударить по робичичу, — Саркел грохнул кубком о низкий, деревянный стол, и от удара жалобно зазвенели круглые тарелки с яствами. В его взгляде разгоралось пламя.
— Нет, — Багатур-тархан покачал головой. — Ты хочешь отомстить за мать, и я это понимаю. И уважаю. Почитать матерей — священный сыновий долг...
Иштар едва не фыркнула вслух, но вовремя опомнилась и заставила себя подавить усмешку в последний момент. Говорящий о сыновьем долге отец — что за невероятное зрелище. Словно с женщинами, матерями в каганате хоть кто-то считался. Словно не видели в них лишь бессловесные сосуды для наполнения своим семенем и продолжения рода.
— ... не воюем зимой...
Отец так упирался, что Иштар поневоле заподозрила неладное. Даже она, глупая женщина в глазах всех мужчин, понимала, что едва ли Саркел просил отца задействовать все его войско. Выходило, отец не хотел отдавать даже его часть... Вкупе со слухами о смуте в Хамлидже и нахождением в странном становище, непонятно, где разбитым, это рождало у Иштар подозрения, что Багатур-тархан многого, очень многого не рассказывает тархану русов. Могли ли его изгнать из столицы, если бунт не удался? Могли ли его отправить в ссылку или в дальние земли, как в наказание?..
«Интересно, если я выведаю отцовские тайны и передам их Саркелу, он разозлится настолько сильно, чтобы его убить?» — Иштар прикусила краешек губ. Мысль показалась ей весьма занятной.
— ... хватит, если только он покинет терем...
Задумавшись, она невольно потеряла нить их беседы, а когда вновь начала прислушиваться, то поняла уже немногое.
— ... выманить непросто...
— ... мне откроют ворота...
— … чтобы его не было поблизости...
— ... есть верные мне люди...
— ... тогда я смогу ударить... обезглавленная дружина не удержит терем...
Иштар переводила бездумный, затуманенный взгляд с отца на Саркела. Она чувствовала, что устала. Ноги налились ужасной тяжестью, а внутри головы словно стучала дюжина железных топоров. Смысл услышанного ускользал от нее, и она не могла сосредоточиться, как бы сильно ни пыталась. Конечно же, она не до конца оправилась после заточения в шатре, потому и испытывала сейчас слабость и головокружение. Лицо Саркела буквально расплывалось у нее перед глазами.
Она впала в странное оцепенение и наблюдала за пиром будто со стороны, словно она парила над длинным столом где-то под самым куполом шатра. Когда отец коснулся ее локтя, показывая, что пора уходить, она посмотрела на него, не вполне осознавая, что от нее хотят, и Багатур-тархану пришлось схватить дочь за плечи и, встряхнув, поставить на ноги насильно. Саркел не отводил от нее требовательного, вопросительного взгляда, но отец решительной, твердой рукой увел ее за собой, не позволив ни разу обернуться. Как будто она собиралась! Иштар могла покляться, что ей вслед прозвучал разочарованный, горестный вздох.
