Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула
Одетт
Волнение начинает ощущаться задолго до того, как армия выдает себя, потому что начинает пропадать оружие. Новости приходят со всех концов города, и их поступало бы еще больше со всего королевства, будь на это время.
Я создаю прекрасную птицу с синим оперением, которая пролетает по небосводу с наступлением ночи, а затем начинают звонить колокола и трубить боевые рога, которые слышны во дворце издалека.
Вороны терпеливо ждут, выглядывают в окно, когда это делаю я, и любуются тем, как четыре синие птицы взмывают в небо, отмечая падение одного из рубежей обороны.
— Есть что-то, чему я могу научиться до того, как всё начнется? — хочет знать Лоренцо.
Я смотрю на короткий меч, висящий у него на бедре. — На самом деле ты мог бы сделать почти всё, что угодно, просто пожелав этого, но по опыту скажу: сложно направлять силу и дозировать мощь. Так что… думаю, тебе лучше ограничиться сталью.
Он кивает. Другие смотрят на нас, осмысливая. Думаю, кто-то хочет что-то спросить, но не успевает, потому что двустворчатые двери с грохотом распахиваются одновременно, и все хватаются за оружие.
Леон появляется во главе группы стражников. За ним — трое Воронов. Он в своем истинном облике, и я понимаю, что у меня проблемы… потому что пакт с Морганой не позволит мне атаковать его. Пока нет.
Я пытаюсь выиграть время. — Леон. Что случилось?
Он улыбается. — Я пришел спросить это у тебя.
Я пожимаю плечами. — Мы ничего не знаем. Мы собрались здесь, как только начали трубить боевые рога.
Его тело источает силу, грубую и неоттесанную, которая, однако, может оказаться абсолютно разрушительной. — Не заставляй нас проходить через это, Лира. Я не хочу терять время. — Меня зовут Одетт, — возражаю я.
Первая атака рождается как мощный и широкий импульс энергии, от которого мне нужно не только защититься. Я должна остановить его, потому что Вороны, вооруженные кинжалами и мечами за моей спиной, ничего не смогут ему противопоставить. Я думаю быстро и бегу влево, как можно дальше от остальных.
Я оглядываюсь. Они всё еще не в безопасности. Стражники, которых он привел с собой, бросаются на них, как и верные Моргане Вороны; но, по крайней мере, они смогут защищаться.
У меня нет времени защищать их, потому что Леон снова швыряет в меня свою силу, режущую и холодную, которая кажется нестабильной в воздухе: плохо собранная взрывчатка, готовая рвануть в любой момент.
Я поглощена схваткой с Леоном, когда слышу крик, а затем пол дрожит. Окна взрываются, и я вижу дыру в каменной стене, словно её пробило пушечное ядро. Но это не ядро.
Это они, это Вороны, и я даже не знаю, мои это или Леона. Сомневаюсь, что они сами знают.
Одного из стражников подбрасывает вверх, он ударяется о потолок и падает обратно. Корчится на полу, пока остальные сражаются оружием. Книжный шкаф падает, разлетаясь в щепки. Дверь срывает с петель невидимая рука. Новый толчок сотрясает комнату, заставляя нас с Леоном пошатнуться, и мне приходится бросить свою силу назад, в неопределенное место, чтобы остановить это и защитить нас.
Посреди хаоса я понимаю, что всё может пойти наперекосяк очень быстро, настолько, что у меня не будет времени это предотвратить, и принимаю решение.
Элегантное движение руки — и ворон, сотворенный из света и теней, вылетает в окно и взмывает в небо. Ева поймет.
Леон атакует меня, как только мне удается остановить дрожь земли. Он нападает с видимой атакой, созданной из ледяного света, которая не может меня достать, но отвлекает достаточно, чтобы непредсказуемая сила схватила меня за лодыжки и повалила на колени.
Леон начинает идти ко мне. — Зачем? — спрашиваю я. — Зачем быть верным идеалам? — парирует он.
В его лице нет боли, нет жалости. Никакого раскаяния, за которое можно было бы уцепиться.
— Зачем выбирать смерть вместо жизни? Леон, послушай меня, это не нужно. Разве ты не понимаешь, что Моргана сделала ровно то же, чего, по её словам, хотела избежать? Она стала высшим воплощением того, что ненавидела, будучи Волком, и хочет продать тебе это как мир.
— Мир требует жертв, — отвечает он и бьет меня кулаком по лицу, опрокидывая на пол.
Он не контролирует свою магию, не так хорошо, как должен бы, и поэтому физический удар, который он наносит, освобождает мои ноги. Я пользуюсь возможностью и пытаюсь сбить его с ног подсечкой, но что-то меня останавливает. Это не его магия. И даже не его тело. Это пакт, который я заключила с Морганой.
Я ругаюсь, и у меня нет времени встать. Он бьет меня ногой в живот, снова опрокидывая на пол.
— Не такой жертвы, — говорю я ему сквозь боль и поворачиваюсь к нему. — Леон, пожалуйста. Позволь мне показать тебе, что есть вещи, которые стоит спасать.
— Если я готов пожертвовать собой, зачем мне хотеть спасать что-то еще?
Он бьет меня справа по лицу, и я пытаюсь сбросить его с себя, но это невозможно сделать, не ранив его. Леон хватает меня за волосы, чтобы обездвижить, и я кричу.
В этом и проблема: Леон больше не ценит свою жизнь, его существование отошло на второй план, а превыше всего — Орден. Если его миссия нереальна, если она была ошибочной всё это время, где тогда он сам? Я его не переубежу.
Леон напрягается, когда новый толчок сотрясает всё вокруг, и на этот раз слышен ужасный рев, мощный скрип фундамента дворца, который ходит ходуном.
Я вспоминаю, что рассказывали мне ведьмы. Вспоминаю того похищенного ребенка, которого нашли, когда было уже слишком поздно… потому что он уничтожил целый город. Я готовлюсь остановить эту силу, когда Леону удается обездвижить меня своей магией. Он запрокидывает мне голову назад, и воздух перестает поступать в легкие.
Внезапно я чувствую знакомую вибрацию в воздухе, и фигура, которую я узнаю, материализуется передо мной.
Короткие черные волосы Евы развеваются, когда она бросает взгляд на меня, а затем смотрит на Леона, которого отшвыривает к стене позади него. Потом она смотрит на Воронов, и всего за секунду дрожь дворца прекращается.
Она смотрит мне в глаза, и я знаю, что мы в безопасности.
Ева нейтрализует стражников… выбрасывая их в окно. Она замирает, глядя на всех Воронов, напряженных и ждущих, и я замечаю, как один из людей Леона поднимает руку. Это последнее, что он делает.
Его шея сворачивается под невозможным углом с пугающей скоростью, и он падает замертво.
Некоторые из Воронов, собранных Лоренцо, начинают метаться в испуге, и я боюсь худшего. — Нет! — удается мне сказать, поднимаясь на ноги.
Но Ева понимает, и они, похоже, тоже знают, что двигаться нельзя. Двое других переглядываются и начинают пятиться.
Ева запечатывает двери обломками, упавшими с потолка и из пробитой стены. — Нет. Вы отсюда не уйдете.
— Ева, достаточно просто обездвижить их, — говорю я ей. — Мы уже говорили об этом, пташка, — предупреждает она меня.
Мне не нравится, как она меня называет, и это выражение лица.
— Они такие же, как мы, — протестую я. — Нет, такие, как мы, — это они. — Она указывает на Воронов, сбившихся в кучу в углу. Некоторые сжимают оружие с неподдельным ужасом. — Я не оставлю на свободе двух Дочерей Мари, которые могут причинить столько разрушений одной лишь мыслью.
— Ева, я знаю, что ты думаешь, будто обязана это сделать, но не…
Запечатанная дверь взлетает на воздух. Стена тоже. Я оборачиваюсь и поднимаю руку как раз вовремя, чтобы один из обломков не ударил Лоренцо и других Воронов, но я недостаточно быстра для всех.
Камень настигает Флоренс, девушку, которой я дала обещание, и она безжизненно падает на пол. Зрелище суровое. Итог жестокий. Пронзительный звон в ушах заглушает остальные звуки, пока мое сердце бешено колотится.
Я смотрю на Еву и на Воронов. Один из них понял, что Ева не даст им уйти, и высвободил всю свою силу. Ева пытается сдержать его.
Я не могу добраться до девушки, потому что Леон мне не позволяет. Он не дает мне передышки. Снова и снова он бросается на меня, лишая возможности говорить, убеждать, изматывая меня, доводя до предела терпения… и истощая силы, которые, я знаю, мне следовало бы беречь.