Элли Каунди - Воссоединенные
Он прогуливается в сквере, и когда видит меня, на его лице проскальзывают удивление и радость. Я улыбаюсь ему, но перехожу сразу к делу. — Мне нужно идти на работу, — говорю я. — Но есть кое-что, о чем мне нужно узнать.
— Конечно, что случилось? — Его взгляд становится пронзительным.
— Ты когда-нибудь, — спрашиваю я, — брал что-то, что тебе не принадлежит?
Он не отвечает. Я вижу вспышку удивления в его глазах. Не могу сказать, удивлен ли он вопросом или тем, что мне известно. Потом он кивает.
— У Общества? — шепчу я так тихо, что едва слышу саму себя.
Но дедушка понимает. Он читает по губам. — Да, — говорит он.
Глядя на него, я знаю: ему есть, что рассказать мне. Но я не хочу этого слышать. Я услышала достаточно. Если он признал даже это, тогда то, что они говорят, может быть правдой. Его образец ткани может быть в опасности.
— Я зайду попозже, — обещаю я, разворачиваюсь и бегу по тропинке, под деревьями, усыпанными красными почками.
***
Работа сегодня другая. Норы, моей наставницы, нигде не видно. И я не узнаю многих людей в сортировочном центре.
Чиновник берет на себя руководство залом, как только мы рассаживаемся по своим местам. — Сегодня будет немного другая сортировка, — объявляет он. — Экспоненциальный попарный отбор, включающий личностные данные из подгрупп Общества.
Люди из Питомника были правы. Они сказали, что именно этот вид сортировки я буду делать сегодня. И они выдали мне больше сведений, чем сейчас сообщает Общество. Та женщина упомянула, что данные будут использоваться для предстоящего банкета Обручения. Моего банкета. Общество обычно не сортирует, когда до банкета остались считанные дни. И еще люди из Питомника сказали, что некоторые из тех, кому положено находиться в базе данных Обручения, были намеренно не включены туда Обществом.
Сведения об этих людях находятся в базе данных Общества, но их не собираются направлять в базу данных Обручения. И если я сделаю то, о чем меня попросили, я изменю существующее положение вещей.
Мужчина и женщина сказали, что те люди тоже должны находиться в базе данных, что это нечестно исключать их оттуда. Так же, как нечестно будет уничтожить образцы тканей дедушки.
Я делаю это ради дедушки, но также и для себя. Я хочу найти свою настоящую Пару, со всеми включенными возможностями.
Когда я обращаюсь к дополнительным данным, и ничего не происходит, не звучит сигнал тревоги, у меня вырывается слабый вздох облегчения. Из-за себя, что меня еще не поймали, и из-за того человека, которого я вернула на законное место в базу данных.
Данные выражены в цифрах, так что я не знаю ни имен, ни чему вообще соответствуют эти цифры; я только знаю, какие цифры безупречно подходят друг к другу, потому что чиновник указал нам, на что нужно обращать внимание. Я не изменяю саму процедуру сортировки, лишь возвращаю данные в базу.
В Центре должны быть специальные сортировщики для этой процедуры. Но они используют не их, они используют нас. Интересно, почему. Я думаю о тех критериях, благодаря которым, как сказали рабочие Питомника, я отлично подхожу для этой работы.
Может, Общество руководствовалось теми же самыми критериями? Я быстра, я хороша в сортировке и я… забуду? Что это значит?
— Смогут ли они отследить, что это я внесла изменения? — спросила я людей из Питомника.
— Нет, — ответила женщина. — Мы проникли в протоколы Обручения и можем перенаправить твои выборки таким образом, что неверный идентификационный номер заменит твой. Если кто-то решит заняться расследованием, все будет выглядеть так, будто тебя там никогда не было.
— Но моя наставница узнает меня, — протестую я.
— Твоя наставница не будет присутствовать на этой сортировке, — говорит мне мужчина.
— А чиновники…
Женщина прерывает меня. — Чиновники не вспомнят имен или лиц, — говорит она. — Вы для них просто машины. Если мы заменим твой идентификационный код и фотографию на поддельные, они не смогут вспомнить, кто действительно был там.
Вот тогда я поняла, почему Общество не доверяет технике. Ее легко можно подменить и подтасовать данные. Как и людей, которым Общество тоже не доверяет.
— Но другие сортировщики…
— Поверь нам, — сказал мужчина. — Они не вспомнят.
Наконец, мы закончили работу.
Я отрываю взгляд от экрана. В первый раз мои глаза встречаются с глазами других людей, которые работали над этой сортировкой. Я нервничаю. Мужчина и женщина из Питомника ошибались. Сегодня все по-другому, необычно для всех сортировщиков в этом зале. Несмотря ни на что, я запомню других работников — эту девочку с веснушками, этого мужчину с уставшими глазами. И они запомнят меня.
Я чуть не попадаюсь.
— Пожалуйста, — произносит один из чиновников в центре зала, — извлеките красные таблетки из контейнеров. Не принимайте таблетку, пока мы не подойдем и не проконтролируем.
Зал синхронно вздыхает, но повинуется. Я кладу таблетку себе на ладонь. Годами я внимала слухам о красной таблетке. Но никогда не предполагала, что должна буду принять ее. Что случится, если я это сделаю?
Чиновник останавливается передо мной. Я колеблюсь, внутри нарастает паника.
— Давай, — говорит он, и я кладу таблетку в рот, а он наблюдает за тем, как я глотаю.
***
Во рту ощущается слабый привкус слез, я еду в аэропоезде без всякого понятия, как я здесь оказалась или что сегодня случилось.
Что-то не так, но я знаю, что мне нужно к дедушке. Я должна найти его. Это все, о чем я могу думать. О дедушке. Все ли ним в порядке?
— Где ты была? — спрашивает он, когда я прихожу.
— Работала, — я говорю это, потому что приехала с той стороны. Но я не могу сосредоточиться. Я не уверена, что именно случилось. Хотя, здесь я чувствую себя хорошо. Снаружи так красиво.
Это редкий момент весны, когда и почки на деревьях и цветы на земле красные. Воздух прохладный и в то же время теплый. Дедушка смотрит на меня ясным и решительным взглядом.
— Ты помнишь, что я сказал тебе однажды о зеленой таблетке? — спрашивает он.
— Да. Ты сказал, что я достаточно сильная, чтобы обходиться без нее.
