Дина Лампитт - Изгнание
– Что с тобой, моя маленькая ведьмочка? – прошептал Джоселин, наблюдавший за женой. – Уж не предчувствуешь ли ты самое худшее?
Она кивнула:
– Да. Я уверена, что король и королева больше никогда не увидят друг друга.
Джоселин сделался мрачным и серьезным:
– Если это действительно так, то мы все в большой опасности, и я должен как можно скорее переправить тебя в безопасное место.
– А что же будешь делать ты сам?
– Как только я оправлюсь настолько, что смогу держать в руках оружие, я вернусь к королю, чтобы защищать его. Я тебе уже говорил раньше, я согласен далеко не со всем, что он делает, но я дал ему клятву верности.
Их лошади тихо шли рядом, и Николь положила руку на запястье мужа.
– Куда бы ты ни направился, я все время буду следовать за тобой, – произнесла она.
Глаза Джоселина сверкнули золотом в свете утреннего солнца, он внимательно посмотрел на нее:
– Значит ли это, что ты меня любишь?
– О, да, – твердо ответила она, – недавно я поняла, насколько глубоко мое чувство.
Он, слава Богу, не спросил ее, когда и почему она это поняла, хотя она вспыхнула и отвернулась, вспомнив, что не смогла устоять перед настойчивостью и страстью принца.
– И все-таки меня не покидает предчувствие – в один прекрасный день ты уйдешь от меня.
– Я уйду от тебя, только если какие-нибудь высшие силы заставят меня это сделать.
Озорное лицо Джоселина просияло, можно было с уверенностью сказать, что он начал выздоравливать:
– Да? Когда я вновь обрету свою прежнюю силу, как насчет того, чтобы родить мне ребенка?
Николь улыбнулась:
– Я никогда не хотела иметь детей, но что касается тебя…
Муж посмотрел на нее с нескрываемым удивлением:
– Но ты же родила Миранду!
– Ах, да, – спохватилась Николь, – конечно, это сделала я, но сейчас я подумала о твоем ребенке…
– А, понятно, – ответил он, но в глубине его глаз она увидела огонек непонимания и недоверия.
* * *Королева пришла в себя только через тридцать миль, и к тому времени, как они достигли деревушки под названием Вуттон Бассет, она чувствовала себя вполне сносно. Однако Генри Джермин, показав себя истинным джентльменом, настоял на том, что им необходимо добраться до Бата, так как для больной женщины будет гораздо безопаснее, если она проведет ночь в городе. На следующий день он продолжал командовать их передвижением, и опять они двигались на юг без остановки, пока не оказались под надежной защитой города Шафтсбери. Все действия Джермина были суровыми и безжалостными. Когда королева попросила его хоть о короткой остановке, он твердо ответил, что в его руках находятся две жизни, за которые он несет ответственность: жизнь ее величества и ее будущего ребенка.
– При такой скорости, – сказал Джоселин, когда они остановились на ночь в простой придорожной гостинице, – мы доберемся до Экзетера через два-три дня. И что потом? Как ты собираешься сообщить королеве, что я хочу, чтобы ты поехала со мной?
– Еще не знаю. Но она очень добра ко мне. Ведь она позволила взять мне с собой мою служанку, а тебе – твоего слугу, не говоря о Миранде.
Терпение Генриетты-Марии иссякло к тому времени, когда они доехали до Шерборна, к тому же ее опять начали мучить сильные боли. Несмотря на все убеждения лорда Джермина, она настояла на том, чтобы отправиться в городскую ратушу, в которой, к их всеобщему удивлению, главным священником оказался сэр Луис Дейви – главнокомандующий округа Дорсет. В конце концов, Генри был вынужден согласиться, что здесь они будут в относительной безопасности, и ему пришлось отказаться от своего плана попасть в Йовил до наступления темноты. Сэр Луис, с удивлением обнаружив, что к нему в гости, как снег на голову, свалилась королевская особа, проявил максимум гостеприимства и уступил им для ночлега свой дом, который оказался, к слову сказать, довольно неуютным.
Николь пришла к выводу, что ее неприятно поразило имя этого человека, потому что впервые за долгое время она вспомнила о Луисе Дейвине. Ее мысли, хотя она того не желала, возвратились в прошлое, она подумала о том, что именно этой ночью ей придется вернуться в прошлую жизнь, и испуганная, она изо всех сил прижалась к Джоселину, как только они оказались вдвоем в постели.
– Что с тобой, милая? – спросил он, прижимая ее к себе так сильно, что она могла слышать, как стучит его сердце.
– Не знаю. Просто это глупое чувство, что когда-нибудь нас может что-то разлучить.
– Но только вчера ты говорила, что хочешь остаться со мной.
– Да я хочу этого больше всего на свете. Но существуют силы, которые выше нас, Джоселин.
Он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на ее лицо. При свете свечей Николь ясно видела каждую черточку его лица, на котором отражалось все пережитое им за последнее время. Он похудел, его черты стали тоньше, кожа казалась более смуглой, но все те же черные вьющиеся волосы спадали до плеч, и все те же огромные глаза, как бы наполненные внутренним светом, были ласковы и доверчивы.
– Как и всегда, ты говоришь загадками, Николь, – тихо произнес он.
– Почему ты меня так назвал?
– Потому что тебя так зовут. Я знаю, что ты одновременно и Николь, и Арабелла, хотя я совершенно не понимаю, как это может быть. Но я уверен, что мне не придется оставаться в неведении до конца моих дней. Когда мы доберемся до Кингсвера и я достаточно оправлюсь, клянусь, я отыщу причину твоих страданий. Я найду способ успокоить твой разум раз и навсегда. Обещаю, я изгоню из тебя этого дьявола.
Николь отвернулась, чтобы он не мог увидеть печаль, исказившую ее лицо.
– Боюсь, это не под силу даже тебе, – тихо ответила она.
* * *Они добрались до Экзетера через три дня. По мере того как процессия продвигалась в юго-западную часть страны, жители которой в основном были приверженцами короля, Генри Джермин все более замедлял темп их передвижения. В Экзетере Генриетта-Мария расположилась в Бедфорд-Хауз, который был заранее приготовлен для нее и ее свиты. В первый же вечер пребывания на новом месте королева почувствовала себя гораздо лучше, она выглядела добродушной и повеселевшей, и Николь решилась испросить у нее разрешения покинуть ее величество и уехать со своим мужем.
– Но моя дорогая леди Аттвуд, я считала, что между нами была договоренность, и вы будете сопровождать меня. Я ведь и так пошла вам на уступки, разрешив взять с собой мужа, дочь и слуг. И мне крайне неприятно, что теперь вы пытаетесь обмануть мое доверие, – королева сказала эти слова скорее печально, нежели гневно, и Николь стало стыдно.
